История России с древнейших времен. Том 9. Царствование Михаила Федоровича Романова 1613-1645 гг.
Шрифт:
Марселису нужно было преодолеть разного рода трудности, опровергнуть разные возражения, но он радел и промышлял всякими мерами. Так многие люди в Датской земле говорили: «Как это королевичу ехать в Москву, к диким людям, там ему быть навеки в холопстве, и что обещают, того не исполнят, можно ему прожить и отцовским жалованьем». Говорили это те люди, которым хотелось, чтоб Вальдемар женился на дочери чешского короля (несчастного Фридриха Пфальцского). Марселис отвечал им: «Если б в Москве люди были дикие, то я бы столько лет там не жил и вперед не искал, чтоб там жить; хорошо, если б и в Датской земле был такой же порядок, как в Москве; никто не может доказать, чтоб царь не исполнил того, что обещал, слово свое он держит крепко не только христианским государям, но и бусурманским». Королевские ближние люди говорили: «В Москве многие бояре не хотят, чтоб царь выдавал дочерей своих за государских сыновей для того, чтоб им самим быть у царя в родстве». На это Марселис отвечал: «Московский государь – самодержец и делает все по своей воле, а знают про это великое дело ближние большие бояре». Шведы и голландцы внушали: «Сперва королевичу в Москве будет большая честь, чтоб отвести его от лютеранской веры, а если он на это не согласится, то и перестанут его почитать». Марселис отвечал, что шведы и голландцы нарочно говорят, не желая такого великого дела; начато оно с добрым рассуждением, добром и кончится. Наконец, сам Вальдемар, вывезя из прежней поездки своей в Москву очень неприятные воспоминания, обнаружил сильное нежелание ехать в другой раз туда женихом и согласился только из боязни рассердить короля-отца. Он упрашивал Марселиса, чтоб все честно делалось; Марселис уверял, что все будет хорошо: «Если вам будет дурно, то и мне будет дурно же, моя голова будет в ответе», – говорил ему Марселис. «А какая мне будет польза в твоей голове, когда мне дурно будет?» – отвечал королевич и прибавил: «Видно, уже так богу угодно, если король и его думные люди так уложили; много я на своем веку
Король объявил Марселису условия, на которые должны были предварительно отвечать в Москве: 1) в вере королевичу неволи не будет, и церковь ему будет поставлена по его закону. На это в Москве отвечали, что королевичу и его двору в вере и законе неволи никакой не будет; а о том, чтоб дать место для кирхи, договор будет с королевскими послами, которые приедут с графом Вальдемаром в Москву. 2) Чтоб королевичу от всех, высокого и низкого, духовного и мирского чина, почитаемому быть царским зятем, чтоб ему над собою никакого начальства не иметь, кроме великого государя и сына его, государя царевича, их он будет почитать своими государями, а больше никого. На это условие последовало согласие. 3) Королевичу и его прямым наследникам обещанные города иметь вовеки без помешки; если Вальдемар умрет без наследников, то Ирина наследует эти города в пожизненное владение; если же великий государь, кроме городов и земель, изволит дать денежное приданое, то это честнее и славнее будет. Последовало согласие с прибавкою: «Если после Вальдемара останутся наследники, то имения графа в Датской земле должны быть за Ириною и за его наследниками; также мы, великий государь, приданое – всякие утвари и деньгами всего на 300000 рублей – дать изволили. 4) Кроме городов, давать королевичу на дворовое содержание, ибо неизвестны доходы с городов. Ответ: с назначенных городов собирается доходу много, а если окажется мало на дворовое содержание, то мы прибавим городов и сел. 5) Королевич будет одевать свой двор по своей воле; вольно ему слуг принимать из Датской земли и отпускать назад. Последовало согласие, причем определено, чтоб королевич взял с собою в Москву 300 человек.
Когда Марселис съездил с королевскими условиями в Москву и привез на них удовлетворительные ответные статьи за государскою печатью, то Вальдемар с двумя послами – Олавом Пассбиргом и Стрено Билленом – в октябре 1643 года отплыл из Копенгагена в Данциг, чтоб через польские, а не через шведские владения достигнуть Москвы; в Вильне он был принят с большою ласкою и честию королем Владиславом и удивил польских придворных отличным знанием французского и итальянского языков.
В декабре 1643 года Вальдемар переехал русскую границу и был встречен под Псковом боярином князем Юрьем Сицким и дьяком Шипулиным. Во Пскове встретил его воевода; гости и посадские лучшие люди встретили его с дарами – с хлебами, соболями и золотыми: соболей было два сорока и сто золотых. Вальдемар сначала не хотел брать даров, но когда дьяк Шипулин, по государеву указу, заметил ему, что он этим оскорбит псковичей, то принял. Сицкому наказано было: „Королевичу Вальдемару Христианусовичу всякое береженье и честь держать великую, здоровье его от русских и от всяких людей остерегать накрепко“. Но ото всех неприятностей остеречь было нельзя: так, в Опочке испортили у королевича возок, вырезав бархат у дверей. В Новгороде была королевичу такая же встреча, что и во Пскове. В Москве, куда королевич въехал 21 января 1644 года, поднесли ему хлебы и дары московские, голландские и английские гости и торговые люди, а Вальдемар жаловал их к руке. Когда королевич приехал во дворец (28 января), то середи Грановитой палаты, прешедши столп, встретил его царевич Алексей Михайлович, а явил царевича Вальдемару боярин князь Львов: царевич спросил гостя о здоровье, подал ему руку и потом пошел с королевичем вместе по правую сторону. Тот же боярин князь Львов явил королевича государю, который сошел с своего места, подал королевичу руку (витался) и спросил о здоровье: королевич на государевом жалованье бил челом и правил поклон от короля, отца своего, – сперва государю, потом царевичу Алексею Михайловичу. Послы королевские говорили речь: „Его королевское величество во имя св. троицы послал своего любительного сына, графа Вальдемара-Христиана, к его царскому величеству, чтоб ему по царского величества хотенью и прошенью закон принять (вступить в брак) с царского величества дочерью, великою княжною Ириною Михайловною. Король просит, чтоб его царское величество изволил для большей верности и укрепления договор о сватанье крестным целованьем при его королевских послах укрепить и письмо дать, также принять и почитать королевского сына, как своего сына и зятя, а король накрепко наказал сыну своему царское величество, как отца, почитать, достойную честь и службу воздавать“. Думный дьяк от царского имени отвечал: „Желаем, чтоб всесильный бог великое и доброначатое дело к доброму совершенью привел; хотим с братом нашим, его королевским величеством, быть в крепкой дружбе и любви, а королевича Вальдемара Христианусовича хотим иметь в ближнем присвоении, добром приятельстве и почитать, достойную честь ему воздавать, как есть своему государскому сыну и зятю“.
3 февраля датские послы были в ответе с боярами, князем Никитою Ивановичем Одоевским, князем Юрием Андреевичем Сицким, окольничим Васильем Ивановичем Стрешневым да с дьяками Григорием Львовым и Михайлою Волошениновым. Послы говорили о вечном докончанье по статьям: 1) подтвердить старинные договоры о мире, соединении и вольности торгового промысла. 2) Датским и норвежским купцам производить беспрепятственную торговлю по всем местам Московского государства и заводить прядильни. 3) Позволить датчанам иметь свои кирхи и дворы. 4) Вольно королю ставить агентов и прикащиков в каких городах будет надобно. 5) В случае кораблекрушения отдавать товары владельцу их беспошлинно, а тому, кто их переймет, давать за береженье умеренную плату. 6) Вольно королевским подданным покупать в России хлеба ластов 1000 или больше или меньше; также и в Норвежскую землю вывозить по стольку же. 7) Так как между великим государем и королем польским идут споры и ссоры о порубежных делах, то король датский берется быть посредником. 8) Что касается до церковных чинов при венчании королевича с царевною, то они, послы, надеются, что все будет устроено к чести бога вышнего. 9) Послы надеются, что все договоренное с Петром Марселисом будет подтверждено. 10) Хотят они знать, на котором месте будет поставлена церковь для королевича и на котором месте будет у него двор и дворовый чин? II) Король приказал им разведать, сколько доходов с городов Суздаля и Ярославля, чтоб знать, можно ли будет королевичу и его наследникам этими доходами дворовый чин свой содержать, и если нельзя, то чтоб государь по своему обещанию доходов прибавил, иначе королевич войдет в долги. 12) Каким образом королевичу и его наследникам города и земли в своих титулах, гербах и печатях иметь? 13) Как будет поступлено в случае смерти королевича или жены его? 14) В королевских грамотах имя короля Христиана должно писаться выше царского.
4 февраля государь посетил королевича, который жаловался ему на неправду шведов, вторгнувшихся в Голштинию мимо договора. „Поэтому, – говорил Вальдемар, – всем государям можно знать правду шведов и от них беречься; особенно же надобно крепко беречься от них царскому величеству; об этом он, королевич, напоминает государю потому, что приехал быть с ним в родственном союзе, он государю и всему Российскому государству добра хочет, потому что если государю будет хорошо, то и ему будет хорошо“. Михаил Феодорович отвечал: „Есть так, что правды в шведах мало и верить им нечего; только до сих пор ко мне от них задору не бывало, и у меня с шведским королем заключен вечный мир“. Королевич сказал на это: „А какую они неправду Московскому государству сделали? Призваны были на помощь от царя Василия и объявились злыми врагами“.
8 февраля по царскому приказу патриарх Иосиф (преемник Иоасафа) прислал к королевичу бывшего в Швеции резидентом Дмитрия Францбекова с такою речью: „Великий святитель со всем освященным собором сильно обрадовался, что вас, великого государского сына, бог принес к великому государю нашему для сочетанья законным браком с царевною Ириною Михайловною: и вам бы, государскому сыну, с великим государем нашим, с царицею и их благородными детьми и с нами, богомольцами своими, верою соединиться“. Королевич отвечал, что ему принять веру греческого закона никак нельзя, не будет он делать ничего мимо договора, который заключен Петром Марселисом. Если Марселис царю обещал на словах, что он, королевич, переменит веру, а королю Христиану и ему, Вальдемару, не сказал, то он солгал, обманул и за это ему от короля Христиана и от него, королевича, не пробудет. Если бы он, королевич, знал, что будет речь о вере, то он бы из своей земли не поехал. И если теперь царское величество не изволит дело делать по статьям Марселисова договора, то пусть прикажет отпустить его, королевича, назад к королю Христиану с честию. Францбеков отвечал, что Марселису не было наказано говорить и решать дело о вере; теперь ему, королевичу, назад в свою землю ехать нечестно и он бы не оскорблялся, а гораздо помыслил, да не угодно ли ему поговорить о вере от книг с духовными людьми. Королевич отвечал: „Я сам грамотен лучше всякого попа, библию прочел пять раз и всю ее помню; а если царю и патриарху угодно поговорить со мною от книг, то я говорить и слушать готов“.
13 февраля был королевич у царя в комнате, и Михаил обратился к нему с такими словами: „Послы королевские у нас на посольстве говорили, что король велел тебе быть в моей государской воле и послушанье и делать то, что мне угодно, а мне угодно, чтоб ты принял православную веру“. Королевич отвечал: „Я рад быть в твоей государской воле и послушанье, кровь свою пролить за тебя готов, но веры своей переменить
16 февраля королевич прислал государю грамоту с следующими статьями: „1) разве вашему царскому величеству не известно, что вы за два года присылали к отцу моему великих послов о сватовстве, и когда они объявили, что я должен переменить веру, то им прямо отказано? 2) Ваше царское величество на том стоите ли, что вы присылали к отцу моему Петра Марселиса, который по вашему наказу объявил, что мне в вере никакой неволи и помешки не будет? 3) В грамоте вашего царского величества, за вашею печатью присланной, не первая ли статья говорит о вольности в вере? Мы никак не можем верить, чтоб ваше царское величество, государь повсюду славный и известный, решились по совету злых людей что-нибудь сделать вопреки вашему обещанию и договору, что приведет не только нашего отца, но и всех государей в великое размышление и вашему царскому величеству недобрая заочная речь от того будет“. Царь отвечал: „И теперь мы вам то же объявляем, что вам в вере никакой неволи нет, а говорим и просим, чтоб вам с нами быть в одной христианской православной вере, в разных же верах вашему законному браку с нашей дочерью быть никак нельзя, и в нашем ответном письме, которое послано с Петром Марселисом к отцу вашему, нигде не написано, чтоб вам с нашею дочерью венчаться, оставаясь в своей вере: нигде не написано также, чтоб нам вас к соединенью в вере не призывать. Мы, великий государь, хотим начатое дело делать так, как годно богу и нашему царскому величеству, и вас к тому всякими мерами приводим и молим с прошеньем, чтоб вам поискать своего душевного спасения и телесного здравия, с нами верою соединиться. Мы совета злоподвижных людей не слушаем, а его королевскому величеству, другим христианским государям и вам мимо дела и правды размышлять непригоже; про наше царское величество недобрых заочных речей быть не в чем, а ссоре бы вам ничьей не верить“.
26 февраля королевич прислал ответ: „Мы ясно выразумели из вашего ответа, что ваше царское величество не по явным словам, как у великих христианских государей во всей Европе ведется, идете, но единственно по своему толкованию и мысли обо всем этом деле становите. Никогда еще не было такого договора, в котором бы его королевского величества, отца нашего, всю основную мысль превратили и явные слова в иную мысль по своему изволенью толковать и изложить хотели, как теперь в этой стране делается“. В заключение королевич просил отпуска в Данию. Но отпуска не было. 21 марта королевич пригласил к себе боярина Федора Ивановича Шереметева и просил его похлопотать об отпуске. „Знаю, – говорил королевич, – что ты начальнейший боярин в царстве, ближний, справедливый, великий, и потому бью тебе челом, помоги мне, чтоб царское величество послов и меня отпустил“. Шереметев отвечал: „Хорошо было бы тебе с царским величеством соединиться в вере, а, ехав такую дальную дорогу, ехать назад непригоже“. Королевич сказал на это: „Тому статься нельзя, а когда царское величество меня честно велит отпустить, то я буду громко его прославлять“. Шереметев взялся донести государю о желании Вальдемара. Следствием было то, что 25 марта стража около королевичева двора была усилена: 29 марта бояре объявили датским послам о невозможности совершиться браку королевича на царевне без соединения в вере и требовали, чтобы послы уговаривали Вальдемара принять православие. Послы отвечали, что этого им не наказано и если им хотя одно слово молвить королевичу о соединении в вере, то король велит с них головы снять. „Да хотя бы, – продолжали послы, – королевич с царским величеством и верою соединился, то ему не сойдется в иных мерах, в постах, кушаньях, в питье, платье; теперь мы ясно видим, что нашему начальному делу статься никак нельзя: королевич веры своей не переменит и больше говорить не о чем: так царское величество пожаловал бы, велел нас отпустить назад“. 21 апреля явился к Вальдемару посланный с письмом от патриарха и держал такую речь: „Государь королевич, Вальдемар Христианусович! Послал меня к тебе государев отец и богомолец, святейший Иосиф, патриарх московский и всея России, велел о твоем здравии спросить, как тебя Христос милостию своею сохраняет, и велел тебе известить: слух до меня дошел, что ты, государь королевич, у царского величества отпрашивался к себе, а любительного великого дела, для чего приехал, с царским величеством не хочешь совершить. Так святейший патриарх Иосиф о том к твоему величеству советное за своею печатию письмо прислал, чтоб тебе пожаловать вычесть и любительно ответ учинить“. В письме патриарх писал: „Прими, государь королевич Вальдемар Христианусович, сие писание и прочти, уразумей любительно и, уразумев, не упрямься; государь царь ищет тебе и хочет всего добра ныне и в будущий век; своей упрямкою доброго, великого, любительного и присвойного дела с его царским величеством не порушь, но совершенно учини во всем волю его, по боге послушай, не от бога тебя он отгоняет, но совершенно богу присвояет: да и отец твой, Христианус король, показал совет свой к его царскому величеству и присвоиться захотел, тебя, любимого сына своего, к его царскому величеству отпустил, чтоб тебе жениться на его дочери, и с послами своими приказывал, что отпустил тебя на всю волю его царского величества: так тебе надобно его царского величества послушать, да будешь в православной Христовой вере вместе с нами. Мы знаем, что вы называетесь христианами, но не во всем веру Христову прямо держите и во многих статьях разделяетесь от нас… И тебе бы, государь королевич, принять св. крещение в три погружения, а о том сомнения не держать, что ты уже крещен: несовершенно вашей веры крещение, требует истинного исполнения, таким образом и будет едино крещение во святую, соборную и апостольскую церковь, а не второе, и у нас второго крещения нет“, и проч.
Королевич отвечал на другой день следующим письмом: „Так как нам известно, что вы у его царского величества много можете сделать, то бьем вам челом, попросите государя, чтоб отпустил меня и господ послов назад в Данию с такою же честию, как и принял. Вы нас обвиняете в упрямстве, но постоянства нашего в прямой вере христианской нельзя называть упрямством; в делах, которые относятся к душевному спасению, надобно больше слушаться бога, чем людей. Мы хотим отдать на суд христианских государей, можно ли нас называть упрямым. Как видно, у вас перемена веры считается делом маловажным, когда вы требуете от меня этой перемены для удовольствия царскому величеству, но у нас такое дело чрезвычайно великим почитается, и таких людей, которые для временных благ и чести, для удовольствия людского веру свою переменяют, бездельниками и изменниками почитают. Подумайте о том: если мы будем богу своему неверны, то как же нам быть верными его царскому величеству? Нам от отца нашего наказа нет, чтоб спорить о мирском или духовном деле; царское величество нас обнадежил, что нам, нашим людям и слугам никакой неволи в вере не будет. Мы хотим вести себя перед царским величеством, как сын перед отцом, хотим исполнять его волю во всем, что богу не гневно, нашему отцу не досадно, нашей совести не противно, и ничего так не желаем, как приведения к концу брачного договора. Но для этого никогда не отступим от своей веры. Вы приказываете нам с вами соединиться, и если мы видим в этом грех, то вы, смиренный патриарх, со всем освященным собором грех этот на себя возьмете. Отвечаем: всякий свои грехи сам несет: если же вы убеждены, что по своему смирению и святительству можете брать на себя чужие грехи, то сделайте милость, возьмите на себя грехи царевны Ирины Михайловны и позвольте ей вступить с нами в брак“. Весь апрель прошел в увещаниях. По датским известиям, бояре говорили королевичу: быть может, он думает, что царевна Ирина не хороша лицом; так был бы покоен, будет доволен ее красотою, также пусть не думает, что царевна Ирина, подобно другим женщинам московским, любит напиваться допьяна; она девица умная и скромная, во всю жизнь свою ни разу не была пьяна. 7 мая послы требовали решительно отпуска и назначили день, в который они хотят быть у руки царской на прощанье; требовали, чтоб и королевич был отпущен вместе с ними. Государь отвечал, что такое требование написано непригоже, как бы с указом; так полномочным послам к великим государям писать не годится; что же касается до королевича, то они сами, послы, по королевскому приказу подвели его к нему, государю, и отдали его во всю его государскую волю, и потому отпуску ему с ними не будет, а как время дойдет, то государь велит отпустить к королю Христиану послов его одних. Ответ оканчивается так: „А что станете делать мимо нашего государского веленья своим упрямством и какое вам в том бесчестье или дурно сделается, и то вам и вашим людям будет от себя, а без отпуску послы не ездят“.