История России. Московско-литовский период, или Собиратели Руси. Начало XIV – конец XV века
Шрифт:
В южной части Жмуди (теперь Ковенского уезда), на правом берегу Дубиссы, есть местечко Эйрагола. В XIII веке тут возвышался небольшой деревянный замок, где жил один из местных литовских державцев. Это укрепленное поселение, по словам предания, и было колыбелью того княжеского рода, которому суждено объединить Литву и Западную Русь и возвести Литовско-Русское княжество на степень сильного европейского государства. Но начало и возвышение Гедиминовой династии окружено густым туманом, по недостатку исторических свидетельств. Первого значительного князя этой династии, Лютувера или Лютовора, мы знаем только по имени. Он, по-видимому, соединил под свою власть часть Северной Литвы и Жмуди в то время, когда на новгородском великом столе (в Черной Руси) сидел Тройден; а по смерти последнего Лютовор или сын его Витен завладел и самим великим Литовско-Русским княжением. Уже при жизни отца Витен, кажется, владел Полоцким уделом и, предводительствуя литовско-русскими дружинами, отличился своей борьбой с западными соседями Литвы, то есть поляками и крестоносцами. По смерти Лютовора (около 1293 г.) Витен
В это время великое княжение Литовское во внутреннем устройстве, очевидно, подпадает решительному влиянию своих русских областей, то есть влиянию русской гражданственности. Оно особенно отразилось на характере военного дела. Беспорядочные древнелитовские ополчения сменились более стройными многочисленными полками, которые не ограничиваются прежними набегами и грабежом, а совершают более или менее продолжительные походы на поляков и крестоносцев; осаждают и берут города, причем действуют стенобитными машинами и устраивают правильные лагеря. Великие князья Литовские не полагаются на одну естественную защиту своей земли, то есть на болота и озера, а ограждают свои границы рядом новых замков и вновь укрепленных городов; причем местные жители обязываются выставлять очередных людей для содержания гарнизонов. Значительную часть литовских войск составляют чисто русские полки, которых вооружение и устройство были весьма близки к западным народам, и во главе этих войск нередко стоят русские вожди, преимущественно из местных удельных княжеских родов. Самое видное место между такими предводителями занимал Давид, князь и староста Гродненский, женатый на дочери Гедимина, неоднократный победитель ливонских и тевтонских рыцарей.
Гродно, Новгородок, Слоним и Волковыйск, как известно, принадлежали так называемой Черной Руси, которая составляла первую русскую область, вошедшую в состав великого княжения Литовского еще в первой половине XIII века. Следующая за тем русская область, подчинившаяся Литве при Миндовге, была земля Полоцкая. Она, впрочем, еще долгое время составляла особый удел. После Герденя, владевшего ею независимо от великого княжения при Войшелге и Тройдене, здесь мы находим Витена. А по смерти его, между тем как княжение Литовское перешло к Гедимину, Полоцкий удел достался младшему брату этого последнего, Воину. Гедимин значительно увеличил количество русских областей, вошедших в состав Великого княжества Литовского. Некоторые удельные князья Юго-Западной Руси, которые были слишком слабы для независимого существования, в прежнее время тяготели отчасти к Киеву, отчасти к Владимиру-Волынскому или к Полоцку. С упадком или ослаблением этих средоточий они неизбежно должны были подчиниться сильному литовскому государю. Таковы были князья Минские, Туровские и Пинские, которых мы видим подручниками Гедимина; а потом их уделы были уже просто присоединены к Литве. Таким присоединениям много помогало стремление русских областей избавиться от татарского ига, которому они предпочитали сравнительно более легкое литовское господство. Как искусный политик, Гедимин умел приобрести расположение этих областей своим умным управлением, а главное – явным покровительством и даже предпочтением, которое он оказывал русским людям и вообще русскому началу в своем государстве. По некоторым признакам можно предполагать, что и сама Киевская область при Гедимине уже колебалась между зависимостью татарской и литовской.
Свое политическое искусство Гедимин особенно проявлял в целом ряде родственных связей, посредством которых он или подготовил присоединение к Литве новых русских областей, или приобрел важных союзников. Оставаясь язычником, он как сам имел русских православных жен (Ольгу и Еву), так и детям своим не только устраивал христианские браки, но и не препятствовал им принимать крещение. Одного из своих сыновей, Ольгерда, Гедимин женил на Марье Ярославне, дочери витебского князя, не имевшего мужского потомства; а потому, по смерти своего тестя, Ольгерд наследовал Витебский удел (в 1320 г.). Другого сына, Любарта, он женил на дочери одного из двух последних волынских князей, по смерти которых Волынь досталась Любарту (1325). Далее, одну дочь свою, Августу, он выдал за сына московского князя Ивана Калиты (т. е. Симеона Ивановича); другую, Марию, за его соперника, тверского князя Димитрия Михайловича; третью, Альдону, – за Казимира, сына польского короля Владислава Локетка, а четвертую – за мазовецкого князя Болеслава Тройденовича. Особенно оказались выгодны для Литвы два последних брака: вместо прежних врагов Гедимин имел теперь в поляках надежных союзников против их общего неприятеля, то есть против немецких крестоносцев16. В борьбе с ними соединенные ополчения Литвы и Польши перешли к более наступательному образу военных действий и нанесли Тевтонскому ордену целый ряд чувствительных потерь: наиболее важное поражение потерпел он от поляков в битве под Пловцами (1331).
В отношении к другому немецкому ордену, Ливонскому, Гедимин воспользовался той междоусобной враждой, которая кипела между этим орденом, с одной стороны, и городом Ригой и рижским архиепископом – с другой. Еще предшественник Гедимина Витен вступил в союз с Ригой и подавал ей военную помощь против рыцарей. Архиепископы Рижские постоянно приносили папе жалобы на поведение рыцарей, которые своей алчностью к добыче, к захвату и всякого рода несправедливостям побудили Миндовга к отречению от христианства; они отвращают литовцев от крещения, следовательно, поступают вопреки прямому своему назначению. Орден, со своей стороны, жаловался на архиепископа и рижский магистрат, которые не стыдятся заключать союзы с литовцами и тем поддерживают их упорство в сохранении язычества. Ввиду таких противоречивых жалоб папа то принимал сторону архиепископа,
Обрадованный папа отправил крестоносцам предписание немедленно прекратить военные действия против Литвы, ввиду ее предстоящего крещения. Рижский архиепископ, епископы Эзельский, Дерптский и Ревельский поспешили в том же 1323 году заключить с Гедимином мирный договор, к которому поневоле должен был присоединиться и Ливонский орден. В следующем, 1324 году прибыли в Ригу папские делегаты; от имени папы они утвердили договор ливонских властей с Гедимином, а затем отправили к нему в Вильну посольство, чтобы условиться о мерах относительно главной своей задачи: введения христианства в Литве. Но тут их ожидало самое неприятное разочарование. В Вильне уже существовали два католических монастыря, францисканский и доминиканский. В случаях дипломатических сношений с западными народами Гедимин пользовался католическими монахами для перевода своих грамот на латинский язык. Неизвестно в точности, как это произошло; но в данном случае исполнявшие роль его секретарей францисканские монахи, Бертольд и Генрих, неверно передали по-латыни смысл упомянутых Гедиминовых посланий. Вместо употребленных им почтительных выражений в отношении папы и вместо обещания полной веротерпимости для христиан и покровительства христианским миссионерам секретари придали этим выражениям такой смысл, будто Гедимин просит папу о принятии его в лоно католической церкви. Кто был главным виновником мистификации – собственное усердие секретарей, или внушенное рижским магистратом, или, наконец, не совсем искренний образ действий самого Гедимина – доселе осталось неразъясненным.
В ноябре 1324 года, при торжественном приеме, послы спросили великого князя, пребывает ли он в своем намерении принять святое крещение. Гедимин потребовал, чтобы ему повторили содержание его послания к папе.
«Я этого не приказывал писать, – сказал он. – Если же брат Бертольд написал, то пусть ответственность падет на его голову. Если когда-либо имел я намерение креститься, то пусть меня сам дьявол крестит! Я действительно говорил, как написано в грамоте, что буду почитать папу как отца, но я сказал это потому, что папа старше меня; всех стариков, и папу, и рижского архиепископа, и других, я почитаю как отцов; сверстников своих я люблю как братьев, тех же, кто моложе меня, я готов любить как сыновей. Я говорил действительно, что дозволю христианам молиться по обычаю их веры, русинам по их обычаю и полякам по своему; сами же мы будем молиться Богу по нашему обычаю. Все мы ведь почитаем Бога».
После такого ответа послы поспешили воротиться в Ригу, и папские делегаты покинули этот город, потерпев полную неудачу в своей миссии. Тем не менее граждане Риги считали утвержденный папой мирный договор 1323 года вполне действительным. Но крестоносцы немедленно возобновили военные действия, за что рижский архиепископ отлучил их от церкви, как не подчиняющихся папскому авторитету. В Ливонии также возобновилась междоусобная война, в которой епископы и городские общины опирались на свой союз с Гедимином. В этой войне орден истощил свои силы и принужден был заключить невыгодный для себя договор с архиепископом и городом Ригой (1330)17.
Собиратель Западнорусских земель, Гедимин был современником Ивана Калиты, собирателя Восточной Руси. Рано или поздно литовский и московский великие князья должны были встретиться на этом пути собирания. Но при Гедимине серьезной встречи еще не могло произойти. Их разделяла еще целая полоса самостоятельных областей, Тверских, Смоленских и Чернигово-Северских. Притом всякое движение в эту сторону приводило Литву в столкновение с сильной при Узбеке Золотой Ордой, взимавшей дань с упомянутых областей и явной покровительницей Москвы. А Гедимин избегал решительных войн с татарами, и мы имеем известия только о двух татарских походах на Литву; причем на одном походе с татарами, по приказу Узбека, соединились и восточнорусские князья; но походы эти, кроме грабежей и полону, не имели других важных последствий. В своей борьбе с крестоносцами Гедимин, по-видимому, даже пользовался татарскими наемными отрядами. Эта борьба более всего поглощала его силы и отвлекала его внимание от Восточной Руси. Но если не вооруженное столкновение, то явное соперничество с Москвой обнаружилось уже при Гедимине по поводу их отношений к северным вечевым общинам, Новгороду и Пскову, где литовское влияние выступало при случае противовесом более сильному и более постоянному влиянию московскому.
Заботы Гедимина о населении пустынных земель и водворении европейской промышленности в литовской части своего государства сказались не только приглашением западных колонистов и дарованием им разных льгот, но также и основанием новых городов. Кроме нескольких крепких замков, выстроенных на северной и западной границах Литвы и Жмуди, Гедимину приписывают построение двух важных городов в собственной Литве, именно Трок, близ озера Гальве, и Вильны на берегу реки Вилии, правого притока Немана. Оба эти города по очереди были местопребыванием Гедимина, пока он не утвердил окончательно столицу великого княжества в Вильне, расположенной в живописной котловине, которую с востока, юга и запада окружают песчаные холмы, изрезанные глубокими оврагами и отчасти покрытые зелеными рощами. Об основании Вильны сложилась особая поэтическая легенда.