История России. Московско-литовский период, или Собиратели Руси. Начало XIV – конец XV века

Иловайский Дмитрий Иванович

Любопытны относящиеся ко времени Симеона Гордого известия летописи о глухом Муромском крае. После неоднократных татарских разорений город Муром сильно запустел. Обновителем его явился местный князь Юрий Ярославич. В 1351 году князь первый поставил в городе свой двор; примеру его последовали бояре; за ними начали строиться купцы и черные люди. Обновили также церкви, украсили их иконами и снабдили книгами. Но Юрий недолго пользовался плодами своих трудов. Спустя два года является ему соперником какой-то Федор Глебович, вероятно, его родственник; выгоняет его из Мурома и сам садится на его место. Неизвестно почему, муромцы были ему рады, и многие граждане отправились вместе с ним в Орду хлопотать за него у хана. Через неделю после его отъезда Юрий воротился в Муром, собрал остальных граждан и пошел в Орду судиться с Федором. Долго судили их ордынские вельможи и, наконец, утвердили Муромское княжество за последним. Юрий был выдан своему сопернику, подвергся тяжкому заключению и умер в великой нужде.

Муромское и Рязанское княжества, хотя давно уже обособились друг от друга в политическом отношении, в церковном продолжали еще составлять одну епархию. Муромо-рязанские епископы имели свое пребывание то в Рязани, то в Муроме. Ко времени помянутого Юрия Ярославича относится окончательное их перемещение в Рязань, если верить одной местной легенде. Эта легенда повествует, что епископ Василий, призванный в Муром

князем Юрием, был оскорблен муромским народом, который возмутился против него, ослепленный наглой клеветой, и хотел даже его умертвить. Епископ, после горячей молитвы в храме Благовещения, взял из него икону Богородицы, сошел на берег Оки, простер свою мантию по воде и, ступив на нее, в виду народной толпы, быстро поплыл против течения. Василий был принесен в Рязань, где князь Олег и духовенство с крестами встретили св. епископа¹¹.

В Твери преемником погибшего в Орде Александра Михайловича был известный уже нам его брат Константин, постоянный союзник Ивана Калиты и сына его Симеона. Целых семнадцать лет он княжил спокойно, находясь в мире с младшими родичами; но под конец, неизвестно почему, рассорился со своим племянником Всеволодом Александровичем, удельным князем Холмским, и матерью последнего, Анастасией. Отсюда начался ряд смут и неурядиц в Тверском княжении. Дядя и племянник, для решения своей распри, отправились в Орду к хану Чанибеку. Там Константин Михайлович умер (1345). Всеволод Александрович выхлопотал себе ярлык на старший тверской стол, но этим нарушил родовое право старшинства, которое еще продолжало господствовать на Руси. Был еще жив один из его дядей, младший из сыновей Михаила Ярославича, Василий Кашинский. Он решил ехать в Орду за ярлыком; но так как туда нельзя было явиться с пустыми руками, то Василий собрал дани с Тверской области, в том числе и с Холмских волостей своего племянника. Всеволод уже возвращался из Орды с ханским послом, когда в городе Бездеже встретил едущего к хану своего дядю. Племянник напал на Василия и ограбил его, так что последний вернулся ни с чем. В Тверской земле, вследствие этой распри, произошли сильные смуты и народное волнение; многие жители начали покидать места и переселяться в другие княжения. Наконец, тверскому епископу Феодору удалось помирить обе стороны, причем племянник уступил дяде старший стол. Василий добился также и ханского ярлыка на Тверское княжение. Распря, однако, вскоре возобновилась из-за третей: дядя не хотел отдать племянникам треть в самом городе Твери, то есть третью часть тверских доходов. (Подобное разделение на трети мы видели в Москве.) После долгих споров Василий наконец уступил и отдал племянникам их треть (1359).

В этих тверских смутах любопытно, во-первых, то обстоятельство, что они не сопровождались таким кровопролитием, как в других княжениях: тверские князья воздерживались от междоусобных войн. Во-вторых, замечательно отношение к ним сильнейших соседей. Великий князь Симеон Гордый, хотя и женатый на родной сестре Всеволода Александровича, в его распре с дядей принял сторону последнего, которому, очевидно, и помог утвердиться на тверском столе, в особенности своим влиянием в Орде. Впрочем, во время этой распри Василий Михайлович сам вступил в близкие родственные связи с Симеоном, женив на его дочери одного из своих сыновей. Племянник же нашел себе союзника в другом свояке, именно в Ольгерде Литовском, также женатом на его родной сестре, у которого не раз искал приюта и помощи, теснимый своим дядей. Окончательное примирение Василия с его племянниками и уступка им тверской трети, вероятно, состоялись под угрозой военного вмешательства со стороны сильного литовского князя, который не преминул воспользоваться обстоятельствами и захватил себе город Ржев. Таким образом, в эту эпоху обозначилось дальнейшее положение Твери между двумя соперницами и собирательницами Руси, то есть между Литвой и Москвой.

Из числа удельных княжеств, на которые распалась земля Ростовско-Суздальская, между потомками Всеволода Большое Гнездо, около того же времени (т. е. половины XIV в.) усилилось и начало играть некоторую роль княжество Нижегородское. Оно занимало самый восточный край Ростовско-Суздальской земли. Основателем этого княжества был сын Александра Невского Андрей, который последнее время своей жизни, как известно, владел великокняжеским владимирским столом. Собственный его удел составляла область Суздальская в тесном смысле, то есть имевшая своим стольным городом древний Суздаль. Но князь жил обыкновенно не в Суздале, а в Городце (Радилове) на Волге, отчего он обыкновенно в истории называется Андреем Городецким. К его же уделу принадлежал и Нижний Новгород. Мы знаем, что по смерти его сыновей, Михаила и Василия, остались малолетние внуки, Александр и Константин Васильевичи; в их малолетство Тверь пыталась захватить Нижний Новгород, но встретила противодействие со стороны Москвы. После того Суздальское княжество, по-видимому, находилось под непосредственным московским верховенством. Когда же по смерти старшего брата своего Александра Суздальского, не оставившего сыновей, Константин Васильевич Нижегородский наследовал его удел (с изволения хана Узбека) и соединил в своих руках все волости деда своего Андрея Городецкого, то он явился одним из сильнейших князей Северо-Восточной Руси. Летопись выражается о нем, что он «княжил честно и грозно, боронил вотчину свою от сильных князей и от татар». Эти слова означают, что Константин, с одной стороны, умел приобрести расположение хана Чанибека и отстранять от своей земли татарские разорения, а с другой – держал себя довольно самостоятельно по отношению к великому князю Симеону Гордому, хотя признавал его старшинство. Мы видели, что он в числе других удельных князей участвовал в походе Симеона на Торжок, то есть на новгородцев.

Столицу своего княжества Константин утвердил не в древнем Суздале, а в Нижнем Новгороде, гораздо более отдаленном от Москвы и московского влияния. Этот город вообще занимал очень важное политическое и стратегическое положение. Он господствовал над окрестным Мордовским краем и над узлом широких водных путей, будучи расположен на слиянии Оки с Волгой, на высоких береговых холмах, известных под именем Дятловых гор. Местное нижегородское предание не преминуло осмыслить это название легендой о каком-то чародее Дятле, который будто бы жил тут в одном ущелье и предрек соседней мордве приход русских и построение ими крепкого каменного города. Константин Васильевич немало сделал для укрепления и украшения своей столицы. Между прочим, он перестроил и расширил главную святыню его – каменный Спасо-Преображенский собор. Он распространил свои владения еще далее на восток вглубь мордовских земель и закреплял за Русью этот глухой край новыми русскими городками и поселками, выводя поселенцев из своей суздальской вотчины и призывая их из других русских земель. Княжение его обнимало все правое Поволжье между Юрьевцем и устьем Суры¹².

Этот Константин Васильевич Суздальский или Нижегородский по смерти Симеона Гордого явился соискателем брата его Ивана на великий владимирский престол. Он вспомнил, что принадлежал к старшей ветви в потомстве Александра Невского сравнительно с московскими князьями, ибо

дед его Андрей Городецкий был старший брат Даниила Александровича, деда Симеона и Ивана; притом Андрей умер великим князем, тогда как Даниил совсем не занимал владимирского престола. Князья-соперники отправились решать свой спор в Орду. Здесь Константина Суздальского поддержало новгородское посольство, вероятно помогавшее ему и деньгами на раздачу подарков: новгородцы уже убедились в той опасности, которая начала угрожать их самостоятельности со стороны Москвы, и искали опоры против нее в суздальско-нижегородском князе; по своей отдаленности от Новгорода последний считался ими более безопасным. Но москвичи превозмогли; хан Чанибек остался верен своему расположению к потомству Калиты и дал ярлык на владимирский стол Ивану Ивановичу Московскому.

Иван II, прозванием Красный (т. е. Красивый), политическим искусством и твердостью характера далеко не походил на отца и старшего брата. Летопись называет его «кротким, тихим и милостивым». Соседи не замедлили воспользоваться такой переменой на Москве. Рязанцы вслед за смертью Симеона Гордого, пользуясь отъездом его преемника в Орду, внезапно напали на Лопасню и отняли у москвитян эту спорную волость, а наместника лопасненского Михаила Александровича взяли в плен и держали его в тесном заключении, пока не получили за него выкупа. Ни новгородцы, ни Константин Суздальский, несмотря на ханский ярлык, не хотели признать Ивана великим князем. Суздальский князь только в следующем году, перед смертью, помирился с ним (1354); тогда и новгородцы также заключили мир с Иваном. Не только князья Тверские, но и Муромские, прежде столь послушные великому князю Владимирскому, теперь в своих междоусобных распрях, как мы видели, мало обращают внимания на Москву. В особенности усилилась в то время для Восточной Руси опасность со стороны Литвы. Ольгерд воспользовался обстоятельствами; начал теснить Смоленское княжество, вмешался в тверские смуты и, как известно, захватил значительный приволжский город Ржеву. Еще более воспользовался он смутами в восточных уделах Чернигово-Северской земли и завладел Брянской областью.

К опасностям внешним присоединилась еще и церковная распря.

При возведении св. Петра на митрополичий престол мы видели попытку галицкого князя основать особую митрополию для Юго-Западной Руси, по крайней мере утвердить в своих владениях его местопребывание. Попытка эта в то время окончилась неудачей. Но она непременно должна была повторяться все настойчивей по мере более и более утверждающегося политического разделения Руси на Восточную и Западную, с двумя особыми средоточиями. В сороковых годах XIV века, когда в константинопольской церкви происходили сильные богословские распри (по вопросу о свете Фаворском), в Галиче, с дозволения духовного Констатинопольского собора, открыта была особая митрополичья кафедра, которой подчинены были все епархии галицкие и волынские (Владимирская, Холмская, Перемышльская, Луцкая и Туровская). Это церковное отделение Юго-Западной Руси сильно огорчало митрополита Феогноста и великого князя Симеона Ивановича, и они обратились в Константинополь с жалобами на то к патриарху. Им помогла перемена в лицах. В 1347 году на византийском престоле сел Иоанн Кантакузен; тогда же переменился и патриарх, который был противником своего предшественника. По желанию императора и патриарха состоялось новое соборное постановление, которым отменена особая Галицкая митрополия и все ее епархии снова подчинены Феогносту, митрополиту Киевскому и всея Руси. Но он успокоился ненадолго. Политическая рознь обеих половин Руси продолжала действовать в этом вопросе. Ольгерд Литовский, владея большей частью западнорусских областей и самим Киевом, вскоре возобновил попытку или отделить их от церковного подчинения митрополиту, жившему в Москве, или снова утвердить местопребывание его в Киеве. Сначала он выставил соперником Феогносту какого-то инока Феодорита. Этот последний, потерпев неудачу в Констатинополе, уехал оттуда в Тернов и здесь болгарским патриархом был рукоположен в русского митрополита; затем прибыл в Киев и стал требовать себе подчинения от русских епархий. Но тогда цареградский патриарх со всем освященным собором осудил его, на основании канонов, и отрешил, о чем уведомил русских епископов (1352). Это решение, по-видимому, подействовало; по крайней мере, источники потом молчат о Феодорите. Но последовавшая вскоре кончина Феогноста подала повод Ольгерду снова выставить своего кандидата на митрополичью кафедру, что доставило много хлопот и огорчений Феогностову преемнику, знаменитому Алексею митрополиту.

Москва, как мы знаем, очень рано стала привлекать из других областей знатных и незнатных переселенцев, находивших здесь более спокойствия и безопасности. Особенно стремились сюда выходцы из Южной Руси, с одной стороны угнетаемой татарами, с другой – теснимой Литвой. В конце XIII века из разоренного татарами Чернигова выехал в Москву боярин Федор Бяконт (родоначальник Плещеевых) и вступил в службу Даниила Александровича. Боярин Федор, очевидно, пользовался княжеским расположением, так что восприемником его старшего сына Елевферия был Иван Данилович Калита, тогда еще юноша (около 1300 г.). Отрок Елевферий обнаружил большую охоту к учению книжному, а потом полюбил пост и молитву, сделался молчалив и мечтал о поступлении в монастырь, что немало печалило его родителей. На двадцатом году Елевферий наконец исполнил свое желание: вступил в Московский Богоявленский монастырь и постригся под именем Алексей. Здесь он сдружился с иноком Стефаном (старшим братом знаменитого впоследствии подвижника Сергия Радонежского). Оба инока обратили на себя внимание митрополита Феогноста и великого князя Симеона Гордого, так что, по желанию последнего, Стефан был поставлен богоявленским игуменом и затем сделался духовником великокняжеским. Алексея же, после двадцатилетнего его пребывания в монастыре, Феогност взял к себе и возвел его в сан митрополичьего наместника, то есть поручил ему ведать церковные суды и управлять церковными имуществами. Впоследствии, с соизволения великого князя, престарелый Феогност поставил Алексея епископом в стольный Владимир и назначил его своим преемником на митрополичью кафедру. Но надобно было обеспечить это назначение согласием Констатинопольского патриарха. От Симеона и Феогноста отправлено было посольство в Царьград к императору Иоанну Кантакузену и патриарху Филофею с просьбой по смерти митрополита никого другого не назначать его преемником, кроме епископа Алексея. Когда посольство воротилось в Москву с грамотами от императора и патриарха, которые призывали Алексея в Царьград для постановления, Симеона и Феогноста уже не было в живых. По изволению нового великого князя Ивана Ивановича и всего священного собора, Алексей предпринял далекое и трудное путешествие в Царьград, где пробыл около года и был поставлен на митрополию Киевскую и всея Руси. Имея в виду пример Феодорита, предусмотрительный святитель воспользовался своим долгим пребыванием в Царьграде и выхлопотал соборную грамоту, по которой русским митрополитам, вследствие бедственного состояния Киева, разрешалось жить во Владимире-Суздальском; этот последний признан второй после Киева митрополичьей кафедрой. Таким образом, только в 1354 году, то есть спустя более пятидесяти лет после перенесения русской церковной столицы на север, это перенесение получило некоторую санкцию со стороны цареградского патриарха. Но сребролюбие последнего не замедлило нарушить его собственную санкцию.