История России. От Горбачева до Путина и Медведева

Тризман Дэниэл

Уже к лету потребительские бунты вспыхивали по всей стране. В Челябинске обозленные покупатели возле винного магазина разбили окна автобуса и взяли штурмом здание районного Совета. От Москвы до Свердловска курильщики бунтовали и грабили табачные киоски. Продажа товаров по карточкам к тому времени достигла «беспрецедентного масштаба в мирное время».

Испугавшись пустых полок в магазинах, россияне склонялись к радикальной экономической реформе, оставляя Горбачёва с его идеологическим мелочным педантизмом далеко позади. К осени 1990 года 73 % граждан поддержали приватизацию небольших магазинов, мастерских, домов быта, 87 % высказались за приватизацию сельхозугодий. К концу 1991 года, когда кризис усугубился, 74 % российских респондентов высказались в поддержку перехода к рыночной экономике; 33 % были за быстрый переход, 41 % – за постепенный, и лишь 11 % против него. После отставки Горбачёва россияне стали возлагать свои надежды на его самых ярых критиков. В декабре 1989 года только 27 %

россиян полностью поддержали Ельцина. Но как только он начал высказывать свое недовольство в адрес руководителя страны, одобрил более радикальную экономическую реформу и стал отстаивать интересы бастующих шахтеров, в декабре количество поддержавших его граждан достигло 70 %. Когда весной 1991 года у людей спрашивали, Горбачёв или Ельцин ближе к народу [19] , 59 % россиян выбрали Ельцина и лишь 16 % поддержали Горбачёва. К тому времени Ельцин был настолько близок к народу, что наступал ему на пятки.

19

ближе к народу: Горбачёв позже принимает эту интерпретацию восхождения Ельцина. «Если бы мы не сделали основных ошибок, не позволили бы образоваться пропасти между покупательной способностью и поставками в магазины, спровоцировавшей этот массовый дефицит, тогда бы не появились эти авантюристы, в том числе Ельцин, – сказал он в интервью 2001 года. – Ельцин в основном – результат, тенденция».

Если это был экономический кризис, проявившийся в остром дефиците потребительских товаров, подорвавший авторитет партии и Горбачёва в 1990 году, то что спровоцировало потребительский дефицит? Хроническая неэффективность центрального советского планирования? Однако если дефицит можно объяснить медленным снижением объемов производства, то кризис, разразившийся в конце 1980-х годов, объяснить сложно, поскольку причины были разнимы и сыграло роль их сочетание. Существовали четыре основные причины. Во-первых, сильно подорвали советскую экономику изменения уровня мировых цен на сырье. Поскольку в сельском хозяйстве был застойный период, чтобы прокормить население, Москва ввозила зерно, расплачиваясь за него долларами, полученными за экспорт нефти и природного газа. Однако в период с 1980 по 1989 год цены на нефть упали более чем на 50 %. Хуже того, цены на зерно выросли на 56 % только за период с 1987 по 1989 год. Отчаявшись импортировать продовольствие за доллары, Горбачёв заимствовал деньги в западных банках, увеличив тем самым внешний долг страны с 29 миллиардов долларов в 1985 году до 97 миллиардов в конце 1991 года и погубив рейтинг кредитоспособности страны. К 1990 году немецкие банки будут давать ссуды Москве только с полной гарантией от немецкого правительства.

Во-вторых, как только Горбачёв предоставил европейским странам-спутникам свободу, структура принудительной торговли между коммунистическими странами разрушилась. Хотя Россия в конечном итоге получила выгоду – она обеспечивала энергией Восточную Европу за долю мировой цены и платила по завышенным ценам за оборудование, – немедленным эффектом был резкий крах в торговле.

В-третьих, в России перестройка уничтожила механизм централизованной координации торговли, прежде чем рынки могли заполнить этот пробел. Как только предприятия получили свободу выбора, что производить, никто не мог больше полагаться на своих прежних поставщиков. Частичные реформы оставили лазейки для быстро соображающих, как воспользоваться миллионами долларов. Кооперативы свободно устанавливали собственные цены, могли получить огромные скидки, закупая дешевле материалы на государственных предприятиях и продавая их на рынке. Децентрализованная власть местных органов самоуправления породила, по словам экономического советника Ельцина Егора Гайдара, «вакханалию местной защиты», так как региональные популисты заблокировали поставку товаров за пределы своих регионов, отреагировав так на дефицит.

Потребительские бунты вспыхивали по всей стране.

В-четвертых, еще более разрушительной была бесхозяйственность властей в сфере финансово-бюджетной и кредитно-денежной политики. Рабочим позволили избирать своих руководителей, что выразилось в подъеме зарплаты, которую государство вынуждено было субсидировать. В 1989 году бюджетный дефицит достиг 12 % ВВП. К 1991 году он уже оценивался в 30 %. Для финансирования всего этого правительство просто потратило накопленные сбережения населения, не имея средств на то, чтобы их выплатить. Оно брало ссуды в банках, а в 1991 году просто присвоило 6 миллиардов долларов с валютных счетов граждан и фирм во «Внешэкономбанке», включая личные гонорары Горбачёва от книг, скорее всего, без его ведома. Все чаще и чаще правительство включало печатный станок. Сумма наличных денег, находящихся в обращении, удвоилась в период с конца 1985 года до конца 1990 года, а затем снова удвоилась в первые девять месяцев 1991 года.

В условиях фиксированных цен этот поток рублей усугубил дефицит потребительских товаров. Так

как денег было слишком много, а товаров слишком мало, полки магазинов опустели. В апреле 1991 года лишь 12 % россиян заявили, что видели мясо в магазинах, 6 % видели муку или растительное масло, 3 % – одежду для взрослых. Даже повсеместно распространенные продовольственные талоны редко отоваривались: только 14 % опрошенных сказали, что могли свободно обменивать свои талоны на товары. Были ужасные очереди. Средняя городская семья проводила почти 12 часов в неделю в очередях за покупками. В 1991 году правительства республик, во главе с ельцинской Россией, начали сокращать переводы налоговых поступлений в центр. К середине того же года советское государство, по сути, стало банкротом.

Короче говоря, причиной краха советской экономической системы и отказа общества от коммунизма была не присущая центральному планированию неэффективность, а сочетание сложных внешних условий – падения цен на нефть и краха в торговле – с ошибочными реформами, которые подорвали согласованность, привели к обесцениванию рубля и опустошили магазины, лишив граждан жизненно важных товаров. Можно ли было этого избежать? В период с 1985 по 1987 год, вероятнее всего, установилась стабильная ситуация. Если бы в ответ на резкое падение цен на нефть советские лидеры сократили инвестирование и расходы на импортное оборудование и подняли цены, увеличив тем самым доходы и избежав гораздо большего денежного дефицита, который тогда существовал, они могли бы получить некоторую передышку. Такие меры не пользовались популярностью, но в то время власти имели средства для контролирования протеста. После стабилизации они могли бы упорядочить механизм планирования или даже перейти к свободным рыночным отношениям в более благоприятных макроэкономических условиях, аналогичных тем, что наблюдались в большинстве стран Восточной Европы.

Горбачёва неоднократно предупреждали о надвигающемся макроэкономическом взрыве. Его помощники постоянно призывали его провести ценовую и денежную реформу: Рыжков – в апреле 1987 года, Медведев – в августе 1987-го, Лигачёв – в январе 1990-го. Рыжков считает самой большой ошибкой то, что не настоял на своем. Горбачёв обычно отвечал, что еще слишком рано. Когда же весной 1989 года государственный секретарь США Джеймс Бейкер поднял этот вопрос, Горбачёв ответил, что в стране «с момента последней реформы цен прошло около двадцати лет», поэтому «еще два-три года ничего не решат». Дело по восстановлению макроэкономической стабильности в намного худших условиях было оставлено преемнику Горбачёва.

К 1988–1989 годам было уже слишком поздно стабилизировать экономику без серьезных разрушений. Если бы в конце 1990 года Горбачёв и Ельцин объединили свои усилия в реализации программы «500 дней», сопровождающий либерализацию шок, возможно, был бы менее болезненным. Если бы тогда цены стали свободными, то их начальный скачок был бы меньше. Но политические последствия оказались бы одинаковыми. Горбачёв и Ельцин вместе бы столкнулись с выплеснувшимся недовольством, с которым позже Ельцин столкнулся в одиночку. Или августовский путч 1991 года мог бы случиться раньше и иметь прямо противоположный результат, но все равно он спровоцировал бы распад Союза.

Августовский путч все равно спровоцировал бы распад Союза.

Дефицит потребительских товаров и тяжелая жизнь общества не всегда приводят к падению режимов. Все зависит от ожиданий людей, от организаторской способности протестующих и особенно от умения и готовности руководства применять силу. Возможно, самый странный аспект развала Советского Союза – неспособность военных его предотвратить. В 1985 году советская армия была крупнейшей в мире и состояла из шести миллионов человек, включая силы КГБ и МВД, а также флот и воздушные силы. Советский Союз мог похвастаться 7 000 генералов и адмиралов. Реформы Горбачёва подорвали престиж и профессиональные интересы военных, среди которых его реформы были абсолютно непопулярны. С 1989 года Горбачёв урезал затраты на нужды военного производства на 30 %. Он без боя отказался от восточных стран-спутников. Не стал наносить сильный удар против прибалтийских сепаратистов. «Армия больше не с вами», – кричал на Горбачёва во время встречи в ноябре 1990 года полковник Виктор Алкснис, сторонник жесткого курса. Но генералы до августа 1991 года никуда не вмешивались, и только потом, во время путча – беспорядочного и противоречивого, армия выступила, правда она только издали напоминала армию.

Почему не последовало контратаки? Традиция строгого подчинения советских военных гражданскому руководству изначально поставила барьер. Обеспокоенность тем, что, вступив в политику, армия может потерять престиж и сплоченность, возможно, перевесила страх потерять профессиональные и геополитические интересы. Тогда, в самой непреднамеренной манере, политический флирт и сомнения Горбачёва относительно планов по применению силы то развеивались, то в последнюю минуту вновь появлялись. Быть может, он настолько не знал, как поступить, и подорвал мощь военных, что они потеряли способность действовать. В такие моменты, как в конце 1990 года, сторонники жесткой политики, возможно, искренне верили, что Горбачёв склонялся к введению военного положения.