История России. От Горбачева до Путина и Медведева

Тризман Дэниэл

Даже 18 августа заговорщики думали, что, возможно, Горбачёв присоединится к их перевороту. Странные, безжизненные, деморализующие, отмененные операции в Вильнюсе и других местах могли настроить систему против преторианского вмешательства. Офицеры низших рангов наблюдали, как их коллеги становились козлами отпущения каждый раз, когда применялась сила против граждан.

Тогда были личные разногласия между сторонниками жесткого курса, им не хватало харизматичного лидера. Как стало ясно в ходе переворота, реакционеры, которых продвигал Горбачёв – Крючков, Пуго, Павлов, Яковлев, даже Язов, – не пользовались особым уважением в собственных организациях, не говоря уже о стране. Они даже терпеть не могли друг друга. Язов смеялся над своими коллегами-конспираторами, об этом ему напомнила его жена, когда тот вступил в их ряды. К Янаеву и Павлову, которых Язов однажды назвал «пьяными проститутками», относились как к шутам. Уровень взаимного

недоверия зашкаливал. Во время переворота КГБ даже прослушивал разговоры «своего» вице-президента Янаева. Попытка навязать военное правительство угрожала расколом в вооруженных силах. Если бы путч не закончился, он мог бы перерасти в гражданскую войну. Командующий ВВС Шапошников признается: был готов отправлять самолеты на бомбардировку Кремля, если бы заговорщики приказали войскам штурмовать Белый дом. Сделал бы это Шапошников или нет, Язов знал бы уже через день, что офицеры сопротивлялись или даже не подчинялись приказу.

Еще одной причиной осторожности вооруженных сил был тот мрак, в котором им пришлось бы жить после военного переворота. Они не представляли, как остановить падение экономики. Даже если бы им это удалось: закупка зерна и кредиты с Запада, несомненно, остановили разруху. Но что дальше? В августе 1991 года, чтобы приобрести общественную поддержку, путчисты хотели заполнить товары продуктами, но стратегический резерв армии мог прокормить лишь саму армию в течение нескольких дней. Уильям Одом спросил советского генерал-лейтенанта Леонида Ивашова, почему он и его коллеги не вмешались в попытки свержения Горбачёва до августа 1991 года. «Мы пытались, – ответил Ивашов, – но у нас не было лидера. Мы просили Язова вести переворот, но он постоянно спрашивал, что мы будем делать с властью, если захватим ее.» Это не простой вопрос.

С 1990 года армия вынуждена была бороться с вероятным сопротивлением Ельцина и российского правительства. Особенно в 1991 году, трудности усилились из-за коварных планов Ельцина построить собственную базу поддержки в рамках вооруженных сил. Он получил разрешение на размещение штаба из двадцати человек в здании Лубянки – центра российского КГБ. За несколько месяцев до переворота Ельцин посетил Тульскую воздушно-десантную дивизию, где обедал с командиром Павлом Грачёвым, который позже сыграет решающую роль в августовские дни.

Сам по себе переворот озадачил многих наблюдателей. Александр Лебедь, направленный с батальоном «защищать Верховный Совет», был настолько потрясен хаосом и импровизацией, что подумал о нелепой провокации. Для бывшего польского лидера генерала Ярузельского, который знал кое-что о переворотах, действие оказалось «чрезвычайно дилетантским». С военной точки зрения операции, необходимые для наведения порядка в стране, не представляют особых проблем. Закаленные в боях афганские ветераны КГБ и войска спецназа участвовали в таких действиях много раз. Виктор Карпухин, командир группы «А» (или, как ее называют, «Альфа») 7-го подразделения КГБ СССР, позже сказал, что его люди проникли в Белый дом и могут застрелить Ельцина в любой момент. Баррикады на улице, сказал Карпухин, были «как игрушки», которые раздавили «не больше чем за пятнадцать минут». Два года спустя во время кризиса 1993 года потребовалось всего несколько танков, чтобы выгнать из Белого дома группу неповинующихся депутатов Верховного Совета.

Фактическое осуществление переворота – это совсем другая история. Заговорщики развернули войска КГБ в лесу в окрестностях дачи Ельцина, но, видимо, распоряжения об его аресте не было [20] . Позже они не перекрыли водопровод, не отключили электричество, не перерезали телефонные провода в Белом доме и даже не оцепили его, как требовалось. Журналисты могли свободно туда входить и выходить. Даже Диана Сойер, американская телевизионная журналистка, появилась в кабинете Ельцина, чтобы записать шаблонное интервью. Путчисты использовали телевидение до смешного некомпетентно. Их пресс-конференция в первый же день показала шайку нерешительных бюрократов, которые были не в состоянии запугать даже журналистов, задающих наводящие вопросы и громко смеющихся над их ложью. В вечерних новостях советский телеканал показывал кадры, как Ельцин стоял на танке и осуждал переворот. Направленные в Москву танки вежливо останавливались на светофорах. Генерал Лебедь обнаружил, что в министерстве обороны никто даже плана предполагаемого штурма Белого дома не составил. Заместитель министра спросил, может ли Лебедь набросать эскиз плана, и был очень раздражен, когда тот спросил, какие войска можно задействовать.

20

распоряжения об его аресте не было: эта версия выдвинута российскими прокурорами В. Степанковым и Е. Лисовым. Другие точки зрения (например,

А. Коржакова и В. Бакатина) состоят в том, что был отдан приказ, но некоторые члены подразделения КГБ отказались его выполнить. Ельцин в своих мемуарах говорит, что был отдан приказ, но затем Крючков его быстро отменил.

Если кофе невкусный, скорее всего, это потому, что на самом деле это чай. Лучшее объяснение такой очевидной путаницы заключалось в том, что изначально военный переворот не задумывался как военный переворот. Заговорщики надеялись на поддержку Горбачёва или, по крайней мере, на его молчаливое соучастие. Они думали, что общество, устав от хаоса и разочаровавшись в Горбачёве, начнет митинговать вместе с ними. Они не арестовали Ельцина, ожидая, что он дискредитирует себя своими выступлениями; они могли вполне легитимно арестовать его позже за нарушение закона о чрезвычайном положении. Они также могли надеяться на то, что неприязнь Ельцина к Горбачёву окажется сильнее его отвращения к путчистам. Заговорщики намерены были легализовать свою деятельность по захвату Верховного Совета СССР, чтобы ратифицировать передачу президентских полномочий вице-президенту Янаеву. Только на следующий день они действительно поняли, что, скорее всего, они не получат и 2/3 необходимых голосов. Этот план был выбран для того, чтобы запугать оппонентов, расставить танки на улице и постепенно изгнать радикальных демократов из власти. Что-то подобное происходило в Праге в 1968 году, поэтому такой план не был бредом для СССР. Большая часть страны не встала на сторону Горбачёва или Ельцина. Одно из обещаний путчистов – обеспечить всех городских жителей участками земли под дачи – было очень популярным. В первый же день в стране не было существенных демонстраций или забастовок. Лидеры переворота думали, что они побеждают.

Когда через несколько дней маршал Язов в изоляторе получил возможность слушать радио, он был потрясен тем, насколько неправильно он истолковал общественное мнение:

Понял, как я был далек от народа. Сформированное мнение о развале государства, о нищете – я полагал, что это разделяет народ. Нет, народ не принял нашего Обращения. Народ политизирован, почувствовал свободу, а мы полагали совершенно обратное. Я стал игрушкой в руках политиканов!

К середине следующего дня наиболее легкий вариант уже не казался жизнеспособным. Лидеры переворота теряли инициативу. Теперь они вынуждены были арестовать Ельцина, чтобы убедить общественность в том, что у них все под контролем. Но оборона Белого дома была невозможной без значительного кровопролития. В этот момент переворот наткнулся на сопротивление, или, скорее всего, на тактику проволочек от некоторых во втором и третьем военных эшелонах.

Генерал Павел Грачёв, командующий войсками ВВС, «лавировал между руководством армии и правительством России», как он выразился, когда Ельцин позвонил ему со своей дачи в первое же утро. После обеда на следующий день он и Шапошников решили, что не будут выполнять приказы штурмовать Белый дом, если такие приказы поступят, то же самое решил делать и генерал Борис Громов, заместитель министра внутренних дел Пуго. В подразделении КГБ «Альфа» Карпухин был готов к получению приказа о нападении. Но его люди были встревожены, возможно, потому, что они предвидели большие жертвы среди гражданского населения, возможно, потому, что сами могли понести огромные потери от вооруженных защитников. Когда Карпухин попросил своего командира пойти и все войска проинформировать лично, его отстранили от командования.

Почему сопротивлялся второй эшелон? В каком-то смысле переворот был просто следующим раундом в покере с высокими ставками. Каждый офицер вынужден был гадать каждую минуту, кто победит, и ставил себя на место победителя. Неорганизованность и очевидная некомпетентность лидеров делали их проигравшими. На пресс-конференции дрожащие руки Янаева выдавали его нервозность, а хаос, который такие офицеры, как Лебедь, увидели в министерстве обороны, вызывал сомнения. Генералы боялись, что руководство еще раз сделает их козлами отпущения, если операция окажется непопулярной.

Путчисты все еще могли найти средство для выполнения грязной работы. Генерал Варенников, зачинщик операции в Вильнюсе, будучи на месте Язова, даже не дрогнул бы. «Они были слишком наивными, – сказал он о лидерах переворота, – недостаточно решительными». Но Язов, понимая степень потенциального кровопролития и вероятность раскола армии, приказал своим войскам отступать. Он, должно быть, задавался вопросом, почему не привлек внимание Ивашова к своему вопросу. Какой безнадежный беспорядок увидели путчисты на следующий день после того, как сопротивление Ельцина было подавлено. Кровь на улицах, полный развал экономики, пустые полки магазинов, ненависть большей части населения, и чтобы противостоять всему этому с хунтой ничтожеств – дрожащим Янаевым, бредящим Павловым, хитрым Крючковым и кровожадным Варенниковым! «Я старый дурак», – сказал Язов.