История России. От Горбачева до Путина и Медведева
Шрифт:
Утверждается, что в российской прессе иногда проскальзывают некоторые достоверные факты, но они часто преувеличивают, что свобода прессы в России исчезла. Я вернусь к более развернутому ответу ниже, а здесь акцент ставится на прессу с поправкой на период избирательных кампаний. С одной стороны, основные телевизионные каналы предоставили непропорциональное освещение связанных с Кремлем партий и кандидатов, нарушив избирательное законодательство. Репортажи о фаворитах Кремля были щедрыми и некритичными. С другой стороны, те же телеканалы, как требуется по закону, обеспечивали большое количество бесплатного эфирного времени для всех оппозиционных кандидатов в избирательном бюллетене. В 2008 году, например, четыре кандидата в президенты, чтобы поспорить друг с другом и запустить рекламу, получили в общей сложности из 42 положенных [177] – 7 часов на каждом из трех национальных телеканалов и трех радиостанциях. Не было ни одного россиянина, которому было бы трудно получить необходимую информацию о программах кандидатов от оппозиции. Помогало ли или мешало кандидатам их появление на телевидении – это уже другой вопрос.
177
в общей сложности из 42 положенных часов: в связи с этим утверждение в докладе Freedom House о России в 2008 году, что «дебатов не было» в избирательной кампании 2008 года, немного озадачивает. Хотя 42 часа дебатов состоялось
Разве предвзятое телевизионное освещение могло повлиять на голосование? Наиболее полный анализ этого приведен в работе Рубена Ениколопова, Марии Петровой и Екатерины Журавской, которые использовали тот факт, что в некоторых регионах отсутствовал сигнал телеканала НТВ во время выборов 1999 года, и оценили, насколько велика разница, возникшая из-за работы оппозиционного канала. При прочих равных условиях в регионах, которые имели доступ к телеканалу НТВ, проголосовавших за проправительственную партию «Единство» было на 2,6 % ниже, а общее количество голосов за три других партии – на 2,4 % выше. Таким образом, государственный захват НТВ в 2001 году мог повлиять на увеличение количества голосов за кремлевских кандидатов на грядущих выборах, но, вероятно, не более чем на несколько процентных пунктов. Если бы количество голосов за Путина или Медведева в 2004 и 2008 годах или за «Единую Россию» в 2003 и 2007 годах снизилось на 2,6 %, это бы мало что изменило на практике. Каждому все равно придется одержать полную победу.
Администрацию Путина справедливо критикуют за то, что оппозиции труднее проводить уличные акции и за отправку большого количества милицейских войск для подавления протестов и ареста демонстрантов. Реже всего сообщали о том, каким неэффективным и пристрастным было такое запугивание. Джейсон Лайалл изучал [178] антивоенные протесты в Москве и Санкт-Петербурге во время первой и второй чеченских войн. Несколько удивительно то, что он обнаружил, – самих протестов было больше и в них участвовало большее число людей при правительстве Путина, чем при Ельцине, хотя отчасти это может отражать и более длительный срок второй войны. Он также обнаружил, что частота и масштабы протестов возросли с течением времени, несмотря на усилия властей противодействовать им. Два других исследователя собрали данные о демонстрациях в период с января 2007 года по март 2009 года и также обнаружили, что количество акций протеста и участников увеличилось за этот период, особенно возросло число протестующих против центрального правительства. Количество подавленных демонстраций снизилось, что противоречит картине ужесточения ограничений.
178
Джейсон Лайалл изучал: Лайалл, Pocket Protests. Лайалл приписывает относительную неэффективность этих демонстраций неспособности организаторов, исходящей из старой диссидентской интеллектуальной культуры, сформировать протесты так, чтобы они имели повсеместный призыв.
Администрацию Путина критикуют за отправку большого количества милицейских войск для подавления протестов и ареста демонстрантов.
Другие критики политики России выделяют функции, которые, как считается, не вызывают возражений в других странах. Начиная с выборов 2007 года, власти заменили гибридную систему для выборов в Думу чистым пропорциональным представительством (ПП) якобы для поощрения консолидации партийной системы. Многие из наиболее уважаемых демократических стран мира, в том числе Австрия, Дания, Испания и Швейцария, используют такую же систему партийных списков ПП для избрания своих парламентариев. Философ Джон Стюарт Милль назвал пропорциональное представительство «значимой практической и философской мыслью, наибольшему улучшению которой подвержена система представительного правления». Тем не менее реформы Путина рассматриваются некоторыми как еще один шаг на пути к автократии. С чуть большим оправданием критики напали, когда антидемократическое превышение порога получения мест Путиным составило от 5 до 7 % голосов, которые были также направлены на поощрение консолидации партии. На самом деле 7 % голосов Путина были примерно на полпути между 5 % Германии и Польши и 10 % Турции. Ряд стран имеет высокие пороги для блоков, которые состоят из нескольких партий, 10 % для двухпартийного блока в Чехии и 8 % в Польше и Румынии. Я не хочу сказать, что это были желательные изменения. Очевидно, они были приняты, потому что кремлевские чиновники думали, что при таких условиях они сделают систему более управляемой. Но институты сами по себе вряд ли несовместимы с демократией.
Увеличение президентского срока с четырех до шести лет снижает частоту, с которой президенты могут быть привлечены к ответственности. Тем не менее до 2000 года президент Франции избирался на семилетний срок, а президент Мексики пребывал на посту шесть лет (хотя у него есть ограничение – он может занимать пост президента только один срок, в то время как президент России не может служить больше двух). Замена Путиным прямых губернаторских выборов системой президентского выдвижения и утверждения региональными законодательными собраниями рассматривалась как серьезная угроза демократии. Тем не менее среди стран-членов Европейского союза, таких как Португалия, Болгария, Эстония и Литва, региональные руководители назначаются центральной властью. Ни одну из этих стран, как правило, не критикуют за это. В 2007 году журналисты негодовали [179] , что Путин «назначил своего преемника», как будто бы одобрение деятельности коллеги было чем-то уникальным для России. Те же журналисты, по-видимому, не видели ничего плохого в том, что Тони Блэр «назначил» Гордона Брауна своим преемником или президент Билл Клинтон одобрил кандидатуру Альберта Гора в 2000 году.
179
журналисты негодовали: например, статья Boston Globe, www.boston.com/bostonglobe/editorial_opinion/editorials/articles/2007/12/11/anointed_by_the_kremlin_boss/. Конечно, то, как Путин заявил о своей поддержке Медведеву, сделав вид, что предложение поступило от лидеров партий, было фарсом (см. главу 4).
Насколько сильно несовершенная демократия или мягкий авторитаризм, который мы наблюдаем в России, отличаются от режимов других стран, имеющих примерно такой же уровень экономического развития, как и Россия? Более систематическое сравнение требует некоторых международных показателей. Как минимум приемлемый межнациональный рейтинг демократии должен быть в состоянии провести различие между такой системой, которую мы наблюдаем в России, и правительством федерации династических монархов, освобожденных от каких-либо проверок, как в Объединенных Арабских Эмиратах. Это опровергает показатель Freedom House [180] . Вместо этого я их сравниваю, используя широко распространенную базу данных Polity IV, составленную группой политологов; она оценивает характеристики национальных режимов власти, расставляя их по 21-балльной шкале, которая начинается от –10 (чистое самодержавие)
180
опровергает показатель Freedom House: другой рейтинг стран – индекс «права голоса и подотчетность», составленный Всемирным банком на основе ряда оценок и экспертных опросов. Однако, у России почти в точности столько же баллов, сколько и у ОЭА, что не удивительно, так как самый достоверный источник, которым воспользовался Всемирный банк, – рейтинг политических прав Freedom House. Оба индекса практически одинаковы – _.95.
В период между 1992 и 2007 годом оценка российской формы правления варьируется в пределах от 3 до 6 баллов, в среднем она равна 4,5 баллам. В 2007 году она составила 4 балла, поставив Россию между Малайзией и Венесуэлой. ОАЭ получили в том же году –8 баллов; Саудовская Аравия была оценена –10 баллами – полностью консолидированное самодержавие. Оценка Соединенных Штатов Америки составила +10 баллов – полностью консолидированная демократия.
Рисунок 10.3 показывает рейтинг формы правления стран в 2007 году, зависящих от их ВВП на душу населения с поправкой на паритет покупательной способности. В общем, более высокий доход связан с более высоким уровнем демократии. Исключениями стали богатые нефтью страны и Сингапур. Государства с примерно таким же уровнем доходов, как у России, характеризуются более широким спектром политических режимов – от высоко авторитарной Ливии к консолидированной демократии Польши. Пунктирная линия показывает уровень демократии, который можно было бы ожидать на каждом этапе экономического развития с учетом данных на графике и в предполагающейся линейной зависимости. Оценка политики России близка [181] к линии, предполагающей, что политическая практика страны, как оценивает команда Polity IV, прогнозируется только лишь доходом. Россия, конечно, не посторонняя страна [182] , как говорится в некоторых комментариях, приведенных во введении к этой главе.
181
Оценка политики России близка: см. www.systemicpeace.org/polity/polity4.htm. Даже кодировщики Polity не защищены от давления извне. До сентября 2009 года российскую политику 1992–2007 годов оценивали от 4 до 7 баллов. Однако в сентябре 2009 года группа Polity опубликовала «обновленные» цифры. Это уменьшило оценки России на 1 балл за весь период с 1992 года. Но повысило рейтинг Эстонии, которой первоначально было отдано 6 баллов – чуть меньше, чем высший балл демократии, а из-за продолжающегося лишения прав у части населения путем проведения экзамена по языку этот балл повысили до 9, почти что высшего балла. Единственное объяснение этих изменений связано с информацией, широко известной на протяжении многих лет. Когда я связался с директором команды Polity, он объяснил, что текущая переоценка демократии не завершена. Несмотря на мои неоднократные запросы, он не давал никаких конкретных объяснений относительно изменений в оценках России и Эстонии. Когда я спросил, связаны ли эти изменения с тем, что с конца 1990-х годов проект финансировался целевой группой правительства США по политической нестабильности, которая сама по себе финансировалась ЦРУ (см. www.systemicpeace.org/polity/polity4.htm), он ответил: «Что касается моего ответа на давление со стороны наших сторонников в правительстве США, можете быть уверены, что я рассматриваю их перспективы так же серьезно, как и многие другие вопросы и критику, полученную от академиков и других экспертов. Не было никаких выкручиваний рук с обеих сторон; не было такой тактики, которая могла бы заставить меня изменить данные, не имея на то доказательств». Хотя я уверен в непричастности людей, я все еще озадачен тем, по какой причине проект не желает или не может объяснить, почему оценки этих стран изменились якобы на основе информации, которая была хорошо известна в течение многих лет. Снижение рейтинга России на 1 балл не влияет на мои аргументы. На рис. 10.2 я показал позиции России и Эстонии по новой, пересмотренной оценке. По старым данным, место России немного выше.
182
Россия, конечно, не посторонняя страна: даже если исключить основных производителей нефти и газа, кроме России, а также отбросить Сингапур, Россия остается близкой к линии тренда.
Рис. 10.3. Экономическое развитие и демократия, 2007 год
Как и многие другие страны, Россия находится в том, что Андреас Шедлер называет «туманной зоной» между государствами, которые признаны демократическими, как Швейцария, и теми, которые явно авторитарны, такие как Китай или старый Советский Союз. Может ли Россия быть лучше? Чтобы получить представление о диапазоне возможностей, мы можем сравнить ее как со странами с сопоставимым уровнем экономического развития, так и с другими, также переходящими от коммунизма. Страны же с неровным уровнем доходов демонстрируют целый спектр политических режимов. Некоторые, такие как Чили, достигли идеального рейтинга в 10 баллов в 2007 году; другие, такие как Иран, были близки к консолидированной автократии, Венесуэла была на том же уровне, что и Россия. Глядя на политическую траекторию посткоммунистических стран, есть определенные географические узоры. Восточная Европа, страны Балтии и балканские государства – почти все достигли высокого уровня демократии в 2007 году, и, напротив, почти во всех странах Центральной Азии произошла консолидация авторитарных государств. Государства на Кавказе (Грузия, Армения, Азербайджан) и в континентальной европейской части бывшего Советского Союза (Россия, Украина, Беларусь, Молдова) были между ними, с диапазоном определенных результатов в каждой группе. Россия заняла третье место в этой группе после Молдовы (8) и Украины (7), но что гораздо выше Беларуси (–7).
Таким образом, представляется разумным заключить, что Россия могла бы быть несколько лучше. В 2000 году оценка российской политики была равна 6 баллам, как и в Украине. Но в то время как устойчивое антидемократическое правление путинского Кремля в конце концов снизило рейтинг России до 4 баллов, в Украине он вырос до 7 баллов в 2008 году. При правительстве президента с более глубокими демократическими убеждениями, вполне вероятно, Россия могла бы сделать то же самое. В России также могло быть и намного хуже. В 1992 году Беларусь была оценена на 7 баллов, это выше, чем любая из остальных трех стран в данной группе. Но после выборов и укрепления власти президента Лукашенко ее рейтинг упал до –7 баллов, с которыми она и остается до сих пор.
Критики Путина осуждают его за управление информационными средствами страны. Для Фергюсона контроль Кремля над тремя основными телевизионными каналами напоминает использование гитлеровской пропаганды. Не только рейтинг демократии в целом, но и оценки сфер СМИ в разных странах публикует Freedom House. В 2008 году рейтинг свободы прессы в России был таким же, как в Йемене. В Йемене, согласно докладу Freedom House, все телеи радиостанции находятся в собственности государства. Преступлением считается критика президента, публикация материалов, которые «подрывают общественную мораль» или «искажают образ Йемена, арабское или исламское наследие». Журналистов могут приговорить к порке за клевету или казнить за отступничество. На протяжении 2007 года, согласно Freedom House, йеменские «журналисты были оштрафованы, арестованы, заключены в тюрьмы, похищены, им угрожали, совершали налеты на их дома и офисы и им мешали делать официальные сообщения в СМИ по ряду вопросов и событий». Многочисленные сайты были заблокированы.