История Российская IX-XVII вв.

Скрынников Руслан Григорьевич

Глава 5

У истоков самодержавия

Иван III (1462–1505) еще при жизни слепого отца стал его соправителем. Бедствия, постигшие князя в юности, закалили его волю. Взойдя на трон, Иван III все силы употребил на то, чтобы расширить свои владения и подчинить себе все русские земли. Для достижения этой цели он использовал любые средства — насилие, деньги, династические браки. Москва поглотила Ярославское и Ростовское княжества, Новгород Великий и, наконец, Тверь.

Ярославль давно попал в орбиту московского влияния. Дьяк Алексей Полуектов настоятельно советовал Василию II отобрать отчину у ярославских князей. Но Василий II не решился нарушить традицию. И только Иван III последовал совету дьяка и послал его в Ярославль, чтобы довершить дело. Известно, что Полуектов находился в опале в 1467–1473 гг., а значит, его появление в Ярославле

следует отнести к более позднему времени, к исходу XV в. Описывая нововведения Полуектова, местный летописец отметил, что все князья ярославские «простилися со всеми своими отчинами на век, подавали их великому князю Ивану Васильевичу, а князь великий против их отчины подавал им волости и села…» [329] . Термин «отчина» имел в устах летописца более широкое и неопределенное значение, чем термин «вотчина» («села»). Передача «отчины» московскому князю означала ликвидацию суверенитета Ярославского княжества (В. Б. Кобрин) [330] . Ярославские князья утрачивали традиционные права и статьи дохода в Ярославле, а свои «волости и села» они как бы заново получали из рук нового суверена. Своего рода комментарием к летописному известию может служить письмо Ивана IV к A. M. Курбскому, принадлежавшему к Ярославскому княжескому дому. Царь сетовал, что князья–бояре нарушили закон, «еже деда нашего великого государя уложение: которые вотчины (князей ярославских и других. — Р. С.) у вас (вотчинников. — Р. С.) взимати (конфисковать в казну. — Р. С.) и которым вотчинам еже несть потреба от нас даятися, и те вотчины ветру подобно раздаяли неподобно…» [331] . Иван IV описал земельную политику Ивана III достаточно точно. Ликвидация суверенитета Ярославского княжества повлекла за собой передел земель между казной и бывшими местными суверенами. Закрепление обширных вотчин за князьями было нежелательно («непотребно») с точки зрения интересов казны. Оправдывая собственную политику, Иван IV концентрировал внимание на вопросе о конфискации наследственных родовых земель. Но в XV в. казна должна была оставить во владении местных вотчинников значительные вотчинные богатства.

329

ПСРЛ. Т. 23. Пг„1921. С. 157–158.

330

Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России. М., 1985. С. 54–55.

331

Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. Л., 1979. С. 31.

С давних пор ярославские князья имели «жеребья» в Ярославле, получали доходы с «черных» земель, торгов и пр. Ликвидация суверенитета означала ликвидацию «жеребьев» в Ярославле и соответствующих статей дохода. Превращение наследников великокняжеского и удельных престолов в «служебных» князей, а затем — московских бояр носило достаточно длительный и сложный характер. Но результат этого процесса хорошо известен. К XVI в. в Ярославской земле сохранилось гнездо богатых вотчинников из местного княжеского дома, тогда как их обедневшие братья рассеялись по лицу земли — от Москвы до Новгорода и Пскова.

Присоединение к Москве сопровождалось общим описанием ярославских земель. Руководил московской переписью некто Иван Агафонов: «у кого село добро, ин отнял, а у кого деревня добра, ин отнял да описал на великого князя, а кто будет сам добр, боярин или сын боярский, ин его самого записал». Целью списка было упорядочение службы бояр и детей боярских в пределах Ярославля. «Добрых» бояр и детей боярских записывали в службу, у неслужилых села и деревеньки отписывались в казну. Летописец назвал писца Агафонова «сущим созирателем Ярославской земли» [332] .

332

ПСРЛ. Т. 24. С. 157–158.

Ростовское княжество лишилось остатков независимости во второй половине XV в. По свидетельству летописи, московские власти употребляли не только насильственные средства в отношении кровной родни. Под 1474 г. летописец записал, что ростовские князья продали Ивану III свою «половину Ростова». Иначе говоря, казна предоставила ростовским князьям денежный выкуп в виде компенсации за «половину» Ростова [333] .

Суздальские, ярославские и даже ростовские князья сохранили в

своих руках немалую часть своих наследственных вотчинных богатств. Но ликвидация суверенитета некогда независимых княжеств помогла московским властям разрешить труднейшую задачу: создать фонд государственных земель в центральных уездах государства.

333

ПСРЛ. Т. 8. СПб., 1859. С. 180; Т. 24. Пг., 1921. С. 194.

Взаимоотношения Москвы с Новгородом развивались по иному типу. В Новгороде знать сломила княжескую власть и основала боярско–вечевую «республику». Княжеский домен подвергся экспроприации. Князьям, приглашенным в Новгород по «ряду» (договору), запрещалось владеть землями в новгородских пределах. Утверждение новых порядков позволило Новгородской земле избежать дробления. К середине XV в. Новгородская земля оставалась крупнейшей из русских земель, не уступавшей по территории Московскому великому княжеству. Высшим должностным лицом вечевой «республики» был архиепископ. Всеми делами Новгорода управляли выборные посадники и бояре, составлявшие Совет господ. Однако важнейшие решения Совета утверждало вече (собрание новгородцев). Новгород был древнейшим городом Руси с высоким уровнем экономики и культуры. Он вел оживленную торговлю со странами Западной Европы при посредничестве Ганзейских городов. На севере владения Новгорода включали Кольский полуостров, на востоке простирались до Урала. Тем не менее при всем своем могуществе «республика» не могла тратить значительные средства на содержание войска, и ее военные силы далеко уступали московским.

В середине XV в. Москва усилила давление на Новгород, добиваясь его подчинения великокняжеской власти. Не имея достаточных сил для обороны, новгородцы пытались опереться на помощь извне. Многие полагали, что только помощь Литвы может уберечь Новгород от судьбы других русских земель, завоеванных Москвой. Пролитовскую партию возглавляла влиятельная семья бояр Борецких. Обращение к католическому королю могло быть истолковано как отступничество от православной веры, вследствие чего вече отказало в поддержке Борецким. Для организации обороны в Новгород был приглашен сын киевского князя Михаил Олелькович. Он доводился двоюродным братом Ивану III, а его отношения с королем Казимиром были далеко не дружественными. Князья Олельковичи исповедовали православную веру и не признавали унии с католической церковью.

Князь Михаил прибыл в Новгород 8 ноября 1470 г. Но ситуация развивалась неблагоприятно для него. За три дня до приезда князя умер архиепископ Иона, его пригласивший. Партия Борецких хлопотала о том, чтобы посадить на архиепископский престол своего ставленника Пимена, ключника умершего владыки.

Московский митрополит Исидор, подписавший Флорентийскую унию, был низложен. Но его ученик Григорий занял митрополичью кафедру в Киеве. Будучи сторонником перехода под власть короля Казимира, Пимен готов был порвать с московской митрополией и подчиниться киевскому митрополиту–униату. «Хотя на Киев мя пошлите, — говорил он, — и там на свое поставление еду» [334] .

334

ПСРЛ. Т. 20. Ч. 1. Спб., 1910. С. 282, 285.

Помимо Пимена, вече рассматривало еще двух кандидатов. Жребий пал на протодьякона Феофила, решительного противника унии. Приняв сан, Феофил стал собираться «на поставление» в Москву. Партия Борецких потерпела поражение. Их противники поспешили расправиться с Пименом. Его арестовали, а дом разграбили.

Военные приготовления в Москве не прекращались, и в этих условиях Совет господ решил не отпускать Феофила к Ивану III. Архиепископ пригрозил, что сложит сан и вернется в монастырскую келью. Но Новгород не принял его отставки.

Ссылаясь на «старину», Иван III требовал полного подчинения вольного города. В поход на Новгород государь взял с собой дьяка Степана Бородатого, умевшего «говорить по летописям». Летописи оправдывали завоевательные планы Москвы, указывая, что Новгород «из старины» был «отчиной» владимирских князей, и изображали претензии вольного города на независимость как крамолу. В глазах московских книжников только монархические порядки были естественными и законными, тогда как вечевая демократия представлялась дьявольской прелестью. Решение Новгорода отстаивать свою независимость любой ценой они постарались изобразить как заговор бояр Борецких, нанявших «шильников» и привлекших на свою сторону чернь. Само вече, под пером московского писателя, превратилось в беззаконное скопище «злых смердов» и «безыменитых мужиков». Они били во все колокола и «кричаху и лааху, яко пси, глаголаху: «За короля хотим»».