История российского сыска
Шрифт:
Филёр недаром носит своё название – он действительно всё время в движении, всё время на ногах, и его наблюдение только наружное. Он не знает, важное или не важное лицо, за которым он следит, часто не знает, принадлежит ли наблюдаемый к какой-либо партии, или это просто интересный для «охранки» человек Вся его деятельность – насторожённая работа ищейки, боящейся в то же время выдать себя и попасться, – вырабатывает из шпика тот особый тип, который поднаторевшие поднадзорные узнавали по манере держаться и пр. «Охранка» учила, как скрывать своё лицо, особо строго внушала, что встречаться глазами с поднадзорным нельзя, так как глаза запоминаются легче всего.
Приняв от своего соратника наблюдение за
В тех случаях, когда наблюдение считалось особо конспиративным, когда у наблюдаемого не должно было зародиться и тени сомнения в своей «чистоте», наблюдение за ним одному шпику становилось не под силу, и слежка велась двумя или тремя филёрами по параллельным улицам. При этом один из них следовал за наблюдаемым на таком расстоянии, что едва видел его, а второй и третий филёры шли параллельными улицами. При этом шли они не просто, а с таким расчётом, чтобы их шаги были не быстрее и не тише наблюдаемого, и на каждом перекрёстке они могли его видеть переходящим улицу.
Много ловкости и сноровки требовалось от хорошего матёрого филёра, чтобы не упустить наблюдаемого. Многие революционеры были достаточно ловки, а в таком большом и нелепом городе, как Москва, так много укромных мест, так легко увернуться. И вот «охранка» требовала от филёра, чтобы он знал наизусть все дома в Москве, где есть проходные дворы. Подходя к такому дому, филёр подтягивался к наблюдаемому, держал его глазами, как на привязи.
При первом удобном случае филёр записывал в свою книжку, куда заходил наблюдаемый, сколько там пробыл, в котором часу вышел и т. д. Эту книжку он бережно хранил и по заполнении сдавал заведующему наружным наблюдением. Сообщения филёра должны были быть предельно точны. Охранка любила правду, ставила её выше всего, и плохо доводилось филёру, если он сообщал ложные сведения. Если наблюдаемый был ловок и ускользал от слежки, филёр обязан был, не боясь потерять репутации, донести об этом по службе.
Ежедневные донесения филёра подшивались в особую тетрадь, и сводка сведений из неё вместе с данными секретной агентуры ложились в основу того писаного «Дела», которое с роковой неизбежностью заканчивалось, по техническому выражению охранного отделения, «ликвидацией», то есть арестом данного лица.
Вот выдержки из тетради наружного наблюдения за Григорием Распутиным, он же Тёмный.
«26 марта 1915 года. Разбор шифрованной телеграммы из Петрограда на имя начальника Московского охранного отделения от 2б марта 1915 г. за № 24 554. 25 марта курьерским № 1 выехал в Москву Григорий Распутин, кличка наблюдения Тёмный. Установите неотступное совершенно секретное наблюдение случае выезда сопровождайте. Телеграфируйте мне № 139. Полковник Глобачев».
Конечно, чины «охранки» встретили Распутина, и филёры ежедневно докладывали о его похождениях в Москве.
«В 7 часов вечера приехал на автомобиле № 1592 в дом № 4 графа Шереметева по Б.Кисловскому пер., в подъезд № 2, с двумя неизвестными и неизвестной. Тёмный был в пьяном виде, а также и неизвестные были заметно выпившими. Первые трое пошли в упомянутый подъезд, а неизвестная на автомобиле уехала без наблюдения. Через 15 минут автомобиль вернулся, а через 50 минут вышел один из неизвестных и уехал на нём без наблюдения. В 9 часов вечера вывели из подъезда Тёмного совершенно пьяным, усадили
На донесении филёров имеется приписка об уплате им вознаграждения за трудовой день:
"Бычков – 60 коп. трамвай и извозчик 90 коп.
Осминин – 60 коп. трамвай и извозчик 50 коп.
Такова оплата труда филёров, и если бы не извозчики, на которых они ездили не так часто, а в счёт вносили почти всегда, то их заработок был бы просто нищенским.
Если когда-нибудь историку понадобится установить точно время какого-либо события в связи с историческим лицом или общественным деятелем нашего прошлого, он без труда, с точностью до пяти минут, сможет его определить по беспристрастному донесению филёра, подшитому к тетради наружного наблюдения.
Смотря по ходу дела и интереса к данному лицу, «охранка» следила за ним более или менее продолжительное время, а потом подводила итог работы в так называемой сводке наружного наблюдения, в конце которой имелась любопытная диаграмма, графическая сводка наблюдения.
Здесь, как в зеркале, отражены все связи и круг знакомств данного лица; в руках «охранки» уже имеется ясное представление о его времяпрепровождении. Наружное наблюдение сделало своё дело. Картина жизни и деятельности этого лица станет вполне законченной, если осветить его деятельность изнутри, узнать, что делается за стенами этих домов. Поэтому нужно в круг его знакомств ввести своего человека, секретного сотрудника, и это удавалось охранке почти всегда и везде.
Нельзя не обратить внимания ещё на одну мелочь, характеризующую эту организацию. Случалось, филёр, стоя на своём посту, ждал выхода нужного лица из его квартиры; это лицо – Окунь; но вместе с ним выходят ещё трое, и он даёт им клички: Ёрш, Пескарь, Карась. Эта родственность кличек не случайна: филёру таким образом легче запомнить клички целой группы лиц, за которыми он должен следить. Благодаря этому, лица, принадлежащие к одной группе или профессиональному союзу, носили всегда родственные клички. Так, например, члены профессионального союза булочников имели клички Жареный, Пареный, Сухарь и тд.
Бывало, что дежурный филёр давал какую-нибудь кличку лицу, уже окрещённому другим филёром, но путаницы из этого отнюдь не выходило: отделение быстро разбиралось в своих диаграммах и устанавливало тождественность двух кличек, сообщая об этом филёрам. Но большей частью такие ошибки вскрывали сами филёры при передаче взятого под наблюдение с рук на руки или на вечернем общем собрании филёров.
Иногда бывало нужно взять наблюдаемого, едущего в Москву из другого города. И оттуда уже идёт телеграмма, конечно, условная, и без собственных имён, а в адресе нет намёка на охранное отделение: просто – Москва, Гнездиковский, 5, Смирнову. Эти телеграммы составлялись в форме торговых отправлений, причём заведующих розыском называли хозяевами, филёров – приказчиками, а наблюдаемых – товаром. В Москве получается телеграмма: «Благоволите принять товар кашинский едем Петрограда Москву почтовым № 7». По прибытии в Москву петроградские филёры телеграфируют своему начальству в Петроград: «Товар кашинский сдан московским приказчикам». А в пути они, конечно, не спали, следили за ним неотступно и записывали: вышел в Любани, купил газету и тд. Если наблюдаемый скрылся, то телеграфировали: «Товар подмочен». Если наблюдаемый был арестован, филёры слали извещение: «Товар Смирный упакован упаковка хороша».