История русского романа. Том 2
Шрифт:
Трактовка идеи служения, исполнения долга включает у Глеба Успенского и полемику («Волей — неволей») с Достоевским и его романом «Братья Карамазовы». [462] Но художественно — публицистические циклы Успенского связаны не только с современной ему романистикой. Проблематика его очерков жила в прозе последующих десятилетий. Выводы Успенского из наблюдений над деревенской жизнью («не суйся!», «жутковато и страшно жить в этом людском океане») [463] повторил и А. П. Чехов: «страшно жить в деревне» («Моя жизнь»), и «жить с ними было страшно» («Мужики»). А бедняцкий крестьянский писатель С. Подъячев высказался еще более решительно, чем Успенский и Чехов: «Будь она проклята, эта наша собачья, темная, грязная, покорная, битая мужичья жизнь!..». [464] Отвергая старую деревню с ее «нищенским прозябанием», «грязью душевной и телесной» и «проклятой „властью земли“», [465] Подъячев находит путь возрождения трудовой деревни в организованной борьбе трудящихся под руководством пролетариата
462
Подробно об это см.: Н. Пруцков. Глеб Успенский семидесятых — начала восьмидесятых годов. Изд. Харьковского университета, 1955, стр. 193 и сл.
463
Г. И. Успенский, Полное собрание сочинений, т. VII, стр 40; т VIII, стр. 210.
464
С. Подъячев, Полное собрание сочинений, т. VI, ЗИФ, М. — Л, 1930, стр. 152.
465
Там же, т. IV, стр. 245.
Чеховская художественная трактовка деревенской жизни глубоко противоположна концепции писателей, связанных с народническим движением. В повести «Мужики» уже нет деревенского «мира», общинных распорядков, нет в ней интеллигента — социалиста и крестьянского вожака, составляющих три основных сюжетных узла народнической беллетристики. И такой сдвиг в структуре чеховского произведения отражал существеннейшие изменения в русской деревне. Канули в вечность устои и рассеялись порождаемые ими социалистические иллюзии. Общинная деревня бесповоротно раскололась на враждебные лагери, а социал — демократ, представитель научного социализма, в нее еще не пришел. Все это и явилось источником того мрачного тона чеховских повестей о мужиках, который не могли принять либеральные «друзья народа» во главе с Н. К. Михайловским.
Важно отметить, что в народнической беллетристике обнаружились такие тенденции, которым принадлежало будущее. Они говорили о том, что правду следует искать не в деревне, а в городе, что вместо «власти земли» и «поэзии земледельческого труда» пришла власть капитала. Кряжев, герой Засодимского, решает убежать в город. В город уходят и некоторые герои Каронина, они приобщаются к иным интересам и освобождаются от власти земли и общины. В центре внимания Успенского 80–х годов стоит уже не самостоятельный крестьянин, ведущий личным трудом свое хозяйство, а массы беззмельных и безлошадных крестьян, батраков, переселенцев, изможденный трудом и недоеданием люд, идущий «за тридевять земель», бегущий «куда глаза глядят». Это та «бродячая» и «виноватая» Русь, к изображению которой обратились многие русские писатели, а среди них и романисты.
Наиболее проницательные художники, связанные с народнической идеологией и вместе с тем разрушающие ее основы, пришли к выводу, что вольнонаемный труд, широкое общение пролетария с миром, его знакомство с городом не только развращают, но и развивают, объединяют, делают его более восприимчивым к просвещению, к пропаганде новых идей, ставят его выше крестьянина, живущего под властью земли и общинных порядков. Такие тенденции в беллетристике вполне соответствовали и новым веяниям в среде практиков народнического движения, многие из которых перенесли свою деятельность из деревни в город и сосредоточили ее в среде рабочего класса. Однако всех надлежащих выводов из этих «открытий» не могли сделать ни революционеры — народники, ни писатели народнического направления. Для правильного решения тех важных вопросов, которые были поставлены русской деревней, судьбами русского крестьянства и судьбами мужицкого утопического социализма, необходимы научно — социалистическое мировоззрение и социалистическая действительность. Вот почему вся основная проблематика народнической прозы о деревне вновь возникла в романе социалистического реализма, но получила переосмысление и решение на основе идей научного коммунизма. Егор Досекин, герой горьковской повести «Лето» (1909), — новый тип молодого крестьянина. Он опирается на учение научного социализма и пользуется поддержкой рабочего класса. Именно это поколение и возглавило борьбу против кулака, помещика, явилось просветителем, организатором трудовых крестьянских масс, т. е. той силой, которую искали и не находили Засодим- ский, Златовратский и Успенский. Егору Досекину ясны и пути решения проблемы «власти земли»; «Человек должен быть освобожден из плена земли своей». [466]
466
М. Горький, Собрание сочинений, т. 8, Гослитиздат, М., 1950, стр. 384.
Помимо романа о крестьянской жизни, представители народнического общественно — литературного движения создали и роман о типе деятеля в народе. Каким должен быть человек, посвятивший себя служению народу, как следует понимать это служение, каковы конкретные пути его осуществления — данные вопросы — с большой остротой обсуждались в народнической публицистике и беллетристике. В понимании этих вопросов определились две основные линии. Одна из них выражена в большой повести Н. Златовратского «Золотые сердца» (1878). Она направлена против «вчерашних» «новых людей». Выше уже говорилось о том, что в произведениях о народе Златовратский довольно резко высказывался против «интеллигентского» подхода «посторонних» людей к деревне, к народной жизни. Такая тенденция получила своеобразное отражение и в повести «Золотые сердца».
«Новые люди» прошлой эпохи — люди идейные, они жили теориями, философией, политикой, социализмом. Одна из сюжетных линий повести Златовратского и посвящена этим «вчерашним» «новым людям» (Морозов и его жена Лизавета Николаевна). «Новые люди» предшествующего периода быстро состарились, они не нашли себя и своего дела, не постигли чувства внутреннего удовлетворения,
На таком противопоставлении и строится повесть Златовратского. Люди с добрыми сердцами далеки от теорий и отвлеченных идеалов, они натуры непосредственные и цельные, им не свойственны рефлексия, та душевная изломанность, которые столь характерны для Морозова. Вторая сюжетная линия повести характеризует моральный облик, деятельность, философию людей с «золотыми сердцами». В центре этого второго сюжета стоит глава «Обитатели майорской колонии». Они-то и являются подлинными служителями людей. Среди них и представитель народа (няня Кузь- минишна), и помещик Маслов. Его дочь Катя ищет «новую веру», она расстается со своим учителем Морозовым и сближается с Башкировым. Последний и является наиболее ярким носителем черт человека с «золотым сердцем». Катя Маслова называет его живым «воплощением веры сердца». [467]
467
H. Н. Златовратский, Собрание сочинений, т. 5, СПб., 1912, стр. 103.
Какова же сущность этих людей? Они отказываются от политики, идеологии, отдаленных идеалов и посвящают свои силы удовлетворению повседневных нужд народа. Они находятся в прямой близости к народу, живут его жизнью и некоторые из них вышли из народа, прониклись его устоями. Подобное понимание народного деятеля вело к отказу от идей революции и социализма, явилось ответом на крушение передовых идеалов 60–70–х годов, результатом разочарования в них.
Разрабатывалась и другая концепция образа «народного заступника». Представители революционно — народнического движения создали роман о революционере. Народнический роман Засодимского и Златовратского («Хроника села Смурина», «Устои») и очерковые циклы Гл. Успенского («Крестьянин и крестьянский труд», «Власть земли») были связаны с историей «хождения в народ» интеллигенции, с землевольческой пропагандой социализма в деревне. Роман о революционере отражал другие тенденции в народническом движении, главным образом героическое единоборство революционной интеллигенции, ее наиболее выдающихся представителей с самодержавным строем, с царем.
Практика, герои и идеи этой борьбы не могли быть изображены в подцензурных условиях царской России. Поэтому роман и повесть, биографические очерки и воспоминания о русских революционерах, революционной русской (и польской) эмиграции 70–80–х годов издавались за границей. Подобные произведения писались и на каторге, обращались в рукописных списках, некоторые из них так и не были опубликованы, а другие затерялись. Известен, например, рукописный журнал «Кара», который выпускался в 1881–1882 годах карайскими политическими каторжанами. В журнале были помещены фантастический роман Н. Позена «Наследство нигилиста» [468] и роман Костюрина «Гнездо террористов». Над автобиографическим романом «Булгаков» работал на Каре и Ф. Н. Юрковский. Отдельные главы этого романа также были помещены в журнале «Кара». Работу свою Юрковский возобновил в начале 90–х годов в Шлиссельбурге. [469]
468
Беллетристы рассматриваемой плеяды очень часто своих героев — революционеров называли «нигилистами». Это объясняется не тем, что они трактовали революционера как нигилиста (хотя нигилистические черты и присущи некоторым из них). Слово «нигилист» было широко популярным в России, в зарубежных странах и часто (особепно на Западе) было синонимом слова «революционер».
469
На Каре Юрковский завершил свой роман. Текст этой редакции не сохранился. В Шлиссельбурге автор решил второй раз написать тот же роман, но смерть помешала ему довести свою работу до конца. Эта неполная редакция романа «Булгаков» впервые была опубликована Н. А. Морозовым в сборнике «Под сводами» (изд. «Звено», М., 1909).
Сюжетной основой романа Юрковского должно было явиться изображение поисков его героями путей революционной деятельности. Споры об этих путях, прежде всего об отношении к народу, сколачивание революционных сил, организация революционной прессы и изыскание материальных средств для революционной борьбы — все это составляет главное содержание романа и определяет его типологические особенности. Главное в нем не психологический анализ, а увлекательный рассказ о событиях, встречах, отношениях, идейных спорах, описание разных типов революционеров и их окружения. В центре романа — главный герой Булгаков, человек необыкновенной жизнерадостности, физической силы, изобретательности и ловкости, незаурядного смелого ума. Булгаков напоминает Базарова по своему нигилистическому отношению к миру, но он от пропаганды словом готов перейти к пропаганде делом. Герой Юрковского вооружен кинжалом и пистолетом, он является революционером «набатовского» толка. Он скептически и иронически относится к «хождению в народ» и ставит вопрос: «откуда революция должна черпать материальные средства для пополнения своей военной кассы?». [470] Булгаков считает, что революция «должна употреблять революционные приемы». Конфискация правительственных капиталов, утверждает он, «вот средства, которые лежат перед нами». [471] Ф. Юрковский и предполагал в своем романе рассказать автобиографическую историю о том, как Булгаков «упразднил Херсонское казначейство».
470
Федор Юрковский. Булгаков. Воспоминания и письма. М. — Л, 1938, стр. 128.
471
Там же, стр. 130.