История русского романа. Том 2
Шрифт:
К иным художественным результатам привело Лескова использование этого принципа по отношению к отрицательным персонажам хроники, враждебно настроенным к протопопу и его друзьям. Здесь писатель идет еще дальше в своем стремлении выделить подчеркнутым соответствием внешнего и внутреннего облика героя определяющие черты его личности: как и в своих антинигилистических романах, он шаржирует внешность, манеру держаться и даже речь этих персонажей, чтобы возможно рельефнее оттенить тем самым безобразие их нравственной физиономии.
Движение сюжета в хронике крайне ослаблено. Лескову чрезвычайно дорог быт маленького провинциального городка, составляющий неотъемлемую часть отошедшего уклада жизни, и он описывает его с гоголевскими интонациями: с доброй, снисходительной улыбкой и щемящим сожалением о том, что новая жизнь все более и более завоевывает людские души и скоро уже не будет ни искренней любви, ни дружеской привязанности, ни душевной искренности, ни теплоты. Лесков, однако, далек от того, чтобы безоговорочно идеализировать
Видимо, сам Лесков сознавал, что обилие эпизодических сцен скрадывает движение сюжета, ибо он последовательно на всем протяжении повествования специально выделяет опорные пункты в развитии интриги, привлекая к ним внимание читателя. Так, кончая затянувшуюся вторую часть хроники, писатель особо оговаривает напряженность создавшейся ситуации и неизбежность конфликта между главными героями повествования. Предсказывая близкую стычку Туберозова с Термосесовым, он задает следующий риторический вопрос: «Как возьмется за это дело ловкий, всесокрушающий приезжий, и кто устоит в неравном споре? Как вам угодно, а это действительно довольно интересно!» (IV, 182). Кульминационную третью часть хроники заключают афористически четкие слова протопопа, обращенные в минуту прощания к жене: «Не хлопочи: жизнь уже кончена; теперь начинается „житие“» (IV, 235).
Отказ от изображения идейной борьбы сторонников старых и новых верований и крайне упрощенное истолкование героев — нигилистов привели к ослаблению драматизма повествования, к распаду его в последних частях на отдельные, колоритные, жанровые сцены и эпизоды, а в связи с этим и к уменьшению интереса повествования в целом. Окончание хроники вызвало некоторое разочарование даже у самых близких литературных друзей писателя. [441] Почти во всех критических отзывах современников первая часть «Соборян» с дневником Туберозова оказалась противопоставленной последующим частям, где неукротимый в своем бунтарстве протопоп сходит со сцены, а его место занимают эпизодические персонажи, и в частности нигилисты.
441
См. письмо А. П. Милюкова к Г. П. Данилевскому от 31 октября 1872 года: «Русская старина», 1904, № 6, стр. 623–625.
Тем не менее колоритные образы главных героев хроники, высокий поэтический пафос повествования, тонко стилизованный язык «демикотоновой книги» Савелия Туберозова — все это обеспечило «Соборянам» непреходящую художественную ценность. М. Горький, большой и строгий ценитель литературного наследства Лескова, назвал «Соборян» великолепной книгой. [442]
Уже в «Соборянах» за главными героями вырисовывается фигура, уводящая читателя в еще более далекое прошлое, чем то, которому посвящено основное повествование. Это боярыня Марфа Андреевна Плодома- сова, пережившая за свой долгий век трех императоров — Екатерину II, Павла и Александра I. Протопоп Савелий Туберозов представлен как бы духовным сыном легендарной боярыни, и этим еще сильнее подчеркивается пронизывающий всю хронику контраст нового и старого времени в их непосредственном взаимном сопоставлении.
442
М. Горький, Собрание сочинений, т. 24, стр. 232.
В собственно исторических хрониках Лескова «Старые годы в селе Плодомасове» и «Захудалый род» это далекое прошлое, на глазах героев «Соборян» становящееся сказкой, легендой, семейным преданием, составило уже главный предмет повествования, явилось в полный рост, вытеснив все полемические образы, олицетворяющие, по мысли автора, современную ему эпоху. Однако, хотя в этих хрониках нет прямого, непосредственного столкновения воинственно настроенных защитников старых традиций с деятелями новой формации, как это было в «Соборянах», основной идейный пафос этих произведений остается тем же: писатель хочет доказать необоснованность идеализации пореформенной действительности и односторонне отрицательного отношения к прошлому. Оскудевшим духом современникам он противопоставляет, с одной стороны, яркие, самобытные характеры боярыни Марфы
Несмотря на преобладание этического пафоса, критике Лескова в исторических хрониках присуща известная социальная направленность, сделавшая эти произведения предметом оживленной дискуссии в современной писателю печати. Лесков стремится к созданию целостной исторической концепции, декларируемой им с обычным полемическим задором и подчеркнутой определенностью. Именно поэтому он избирает героями своего повествования представителей не одного, а трех поколений дворянской семьи, желая таким образом проследить ее исторические судьбы. Замысел писателя не получил своего полного осуществления, обе хроники остались незаконченными, но и в этом виде они позволяют судить об исторической концепции Лескова. Особенно интересен в этом отношении «Захудалый род», напечатанный в 1874 году в журнале Каткова «Русский вестник» и послуживший главным поводом к разрыву писателя с его редактором.
Историческая концепция Лескова носила в основном демократический характер, однако она была осложнена различными полемическими мотивами, которые и дали повод к ее превратному истолкованию многими современниками. Недовольство либеральной критики вызвал уже сам по себе тот факт, что героев своего повествования автор взял из среды русского родовитого дворянства. Между тем писателю были чужды какие бы то ни было сословные пристрастия или ретроградные тенденции. Защищая отдельного человека — выходца из духовной или дворянской среды, он далек от того, чтобы переносить оценку своего героя на все его сословие в целом. Наоборот, Лесков всячески подчеркивает исключительность подобного героя для окружающей среды, его полное нравственное одиночество в ней. Так рисуется им образ опального протопопа Савелия Туберозова, так же подан и образ главной героини хроники «Захудалый род» княгини Варвары Никаноровны Протозановой. Для самого писателя более всего важен не социальный, а национальный аспект обоих образов: в каждом из героев он видит воплощение русского национального духа в его высшем проявлении. Однако в последней хронике Лесков довольно широко показывает дворянство, ставит вопрос об его исторических судьбах и о причинах неуклонной экономической и нравственной деградации. Таким образом, будучи принципиальным противником всякого рода общих оценок, распространяемых на целые касты и сословия, автор приходит, однако, к определенным социальным обобщениям, которые оказались совершенно неожиданными для тех, кто считал писателя своим единомышленником, — литераторов консервативного направления.
Это принципиальное разногласие во взглядах обнаружилось не сразу. Вначале главным мотивом хроники представлялась полемика с либеральной трактовкой дореформенной эпохи и старого барства, а ее преобладающим пафосом — пафос утверждения. Это и обусловило печатание первых глав «Захудалого рода» в «Русском вестнике» Каткова и ободряющие рецензии на первую часть хроники в органах приблизительно той же политической ориентации («Русский мир», 1874, № 256).
Главная героиня повествования Варвара Никаноровна Протозанова выступает в нем человеком столь же высокой духовной устремленности и нравственной безупречности, как и любимый герой Лескова из его предшествующей хроники — протопоп Туберозов. Одушевляющая ее вера носит тот же, действенный характер и также интерпретируется автором как выражение искреннего гуманистического чувства, определяющего все жизненное поведение княгини. Отношение Варвары Никаноровны к народу не исчерпывается ее постоянной заботой о его нуждах. Будучи представительницей старинного дворянского рода, княгиня с горечью сознает, что сословие, к которому она принадлежит, постепенно теряет свои достоинства, его общественный престиж заметно падает, несмотря на все попытки искусственного возвеличения его патриотических заслуг. Решающей силой истории, по убеждению княгини, является народ. Без его участия никто не в состоянии изменить ход исторических событий, определить судьбы страны. Так, в «Захудалом роде» поднимается чрезвычайно важный для 60–70–х годов вопрос об исторической роли дворянства.
На протяжении всей хроники Лесков последовательно подчеркивает в высшей степени скептическое отношение главной героини к своему сословию. Наперекор господствующим в аристократических гостиных речам об особых патриотических заслугах дворян во время наполеоновского нашествия, Варвара Никаноровна упрямо говорит: ««Свое-де дело сделали, и больше ничего; тогда ведь все жертвовали — одни купцы наживались, а мужики больше всех пострадали» (V, 125). Горячо разделяя только еще зарождающиеся идеи освобождения крестьян, она, оказыва ется, готова согласиться с теми, кто не верит в дворянство как в возможного инициатора реформы. Узнав о сомнениях на этот счет некоего разночинца Червева, Протозанова заявляет своему собеседнику Журавскому: «…знаете, может быть, он и прав… Наше благородное сословие… ненадежно. — Да, в нем мало благородства, — поспешно оторвал Журавский. — И рассудительности, — подтвердила княгиня» (V, 164). Итак, лучшие, честнейшие люди из дворянского сословия не верят в его освободительную миссию, тем самым в хронике оспаривается одна из общественных заслуг дворянства, приписываемых ему либеральными публицистами, — добровольный отказ от крепостного права.