История русского романа. Том 2
Шрифт:
Опубликованные в народнических журналах, выдержанные в духе народнической литературы по тону, настроению, манере изложения, ранние произведения Эртеля в то же время отличались от нее. Эртелю самому многое было неясно, над многим он напряженно думал, но в возможность предотвращения капитализации деревни, например, он совершенно не верил.
Наряду со стремлением разобраться в характере огромных перемен в судьбах крестьянства, вызванных пореформенным развитием страны, у Эртеля возникает другая тема: «вопрос осознания честным интеллигентом несостоятельности жизнеустройства, возникшего в результате реформ». Эти две неразрывно связанные друг с другом темы пройдут через все его творчество, то сливаясь, то существуя параллельно, оттеняя и дополняя одна другую. Для всего творчества Эртеля характерно напряженное, мучительное размышление о своем времени, о внутренних законо мерностях исторического процесса, о том, как изменить (и возможно ли изменить вообще) сложившееся после реформы положение.
Чрезвычайно характерно, что через все творчество Эртеля проходит своеобразная «мечта о романе», стремление к созданию монументального, эпического произведения. Это связано с ощущением огромной значимости данного жанра, с глубоким осознанием того, что в романе, способном дать цельную картину мира, наиболее емкое изображение эпохи и человека, возможно поставить и разрешить коренные вопросы
531
Цит. по: В. Буш. Очерки литературного народничества 70–80–х годов. М., 1931, стр. 26.
532
См.: H. Л. Бродский. Из литературных проектов А. И. Эртеля. По неизданным материалам. «Русская мысль», 1911, № 9, стр. 50–51.
19 апреля 1881 года Эртель сообщал А. Н. Пыпнну: «Я решительно принимаюсь за роман, я теперь не хочу писать дюжинной вещи… Канва задумана давно. Это — провинция. Замысел вообще таков, чтобы представить романом галерею типов, имеющих отношение к политической жизни России». [533] Однако до создания подобного произведения было еще очень далеко. 13 июня 1881 года Эртель пишет «Отрывок из дневника», который, по его словам, нужен ему «как регулятор помыслов», «как средство… разобраться в веренице типов и фотографий, осаждающих мозг»: «Долго и упорно колебался я, начинать ли мне роман, и решил, что необходимо нужно начать. Чего робеть? Я не вижу таланта из молодых, который выполнил бы эту задачу лучше меня. Гаршин? Но он плохо знает народную жизнь, и вообще, кажется, общественный, политический роман не дело его таланта. Успенский? — Он никогда не напишет романа… Но роман мой до сих пор витает надо мной тусклый и туманный. Вот уже слишком год, как я упрямо отстранял образы, долженствующие занять в нем место. И благодаря этому образы эти заволакивались какой-то мглой. Теперь пришла, наконец, пора дать этим слабым силуэтам обрисоваться ясно и резко. Нужно допустить их в мою душу… Первое слово — роман непременно должен быть политический. Он должен иметь значение. И для этого в нем должны изображаться судьбы нашей интеллигенции. Главный герой — Евдоким Николаич Рахманин. И главная в нем задача». [534] Далее следовали характеристика «фигур и типов», набросок биографии главного героя, затем подробный «проспект» романа, состоящий из 27 глав, а также список материалов, которые, по — видимому, в какой-то мере предполагалось использовать: «„Современная глушь“ В. Назарьева (март, 1880 г., Вестн<.ик>Европы»), „Довольно!“ И. С. Тургенева, „Новь“ его же, „Ни пава, ни ворона“ Осиповича, „Овца без стада“ Г. И. Успенского, „О социализме“,статьи Градовского («Русская Речь», 1879), „Дневник писателя“ Достоевского». [535]
533
В. Буш. Из переписки А. И. Эртеля с А. Н. Пыпиным. Саратов, 1929, стр. 147.
534
Н. Л. Бродский. Из литературных проектов А. И. Эртеля, стр. 51–52.
535
Там же, стр. 53.
Но проект, столь детально и тщательно разработанный, наполненный «фигурами и типами», оживленный меткими зарисовками наблюдатель ного художника, так и остался проектом. Причин для этого было много, как чисто внешних (болезнь, ломка семейных отношений, арест и заключение в Петропавловской крепости, а затем ссылка и т. д.), так и глубоко внутренних. Творческий процесс Эртеля вообще отличала слишком скрупулезная «обдуманность», «сознательность» творчества, доходящая иногда до чрезмерной рассудочности. Ему безусловно повредило то, что он сам «передержал» свой роман.
Кроме того, именно в это время происходит окончательный крах народнических идей и настроений в мировоззрении Эртеля. Эти годы, от замысла романа о Рахманине до создания «Гардениных», были периодом душевной борьбы и, пользуясь определением Герцена, «вырабатывания».
Существо этого процесса в духовной жизни Эртеля заключалось в том, что чисто теоретические, философские и религиозные вопросы, которые раньше мало интересовали его, начали приобретать в его глазах особое значение. Этому во многом способствовали интерес к Л. Н. Толстому и знакомство с ним, сближение и дружба с В. Г. Чертковым, а также со «старым гегельянцем» П. А. Бакуниным, критиком — народником П. Ф. Николаевым, известным философом — позитивистом В. В. Лесевичем и др. Жизнь в ссылке в Твери, общение с этими людьми, хотя ни с одним из них у Эртеля не было полного «теоретического согласия», помогло писателю утвердить свое «мировоззрение на гораздо более широких основаниях, чем прежде, и найти смысл в этой кажущейся сумятице жизни», хотя и теперь Эртель отмечал: «… во многом это мое мировоззрение кажется мне смутным и во многом я еще не разобрался». [536]
536
Письма А. И. Эртеля. М., 1909, стр. 35.
Тем не менее, возвратившись после ссылки на родину, в Воронежскую губернию, Эртель, так долго вынашивавший свой замысел, теперь считает возможным приступить к его осуществлению и в очень короткий срок (лето 1888 года) создает двухтомный роман «Гарденины, их дворня, приверженцы и враги», опубликованный в 1889 году в журнале «Русская мысль». Роман был связан с печатавшейся в начале 1888 года в «Русских ведомостях» серией очерков под общим названием «Последние барские люди», в которых Эртель хотел показать, как «приверженные разночинцы», усилиями которых сохранялся «вотчинный дух» в старых усадьбах, теперь превратились в «чудаков» и особого рода «лишних людей». [537]
537
«Русские ведомости», 1888, № 128, 11 мая.
538
Н. Л. Бродский. Из литературных проектов А. И. Эртеля, стр. 61.
539
Там же.
Эртелю удалось достичь в «Гардениных» значительной широты в об рисовке действительности. Он взял на себя большую ответственность — изобразить сложный и очень противоречивый период русской истории, для которого классическая формула Л. Толстого «все… переворотилось и только укладывается» была, по словам В. И. Ленина, самой «меткой характеристикой». [540] Это было время 70–х — начала 80–х годов, когда народничество, достигнув своего наивысшего подъема и исчерпав себя, стало клониться к упадку, а правительство переходило к политике контрреформ.
540
В. И. Ленин, Сочинения, т. 17, стр. 29.
В романе показаны Петербург и провинция — столь любимая Эртелем Воронежская губерния, «степь», выведено большое количество людей самых разнообразных характеров, положения, образа мыслей. Это дало возможность А. Фадееву сказать, что Эртелю удалось изобразить «всю пореформенную Россию в разрезе». [541] «Мне хотелось, — писал Эртель о сущности «Гардениных», — изобразить в романе тот период общественного сознания, когда перерождаются понятия, видоизменяются верования- когда новые формы общественности могущественно двигают рост критического отношения к жизни, когда пускает ростки иное мировоззрение, почти противоположное первоначальному». [542]
541
А. А. Фадеев. Субъективные заметки. В кн.: А. А. Фадеев. За тридцать лет. Изд. «Советский писатель», М., 1957, стр. 857.
542
Письма А. И. Эртеля, стр. 172.
На первых страницах романа, где речь идет о начале 70–х годов, отношения между помещиками Гардениными и их «людьми» столь же патриархальны, как и при крепостном праве. Та же «старина — матушка», фактически та же барщина, та же власть «приверженных разночинцев», верных барских слуг — управителя и конюшего. В. И. Ленин писал, что в этот период «усиленного роста капитализма снизу и насаждения его сверху» «следы крепостного права, прямые переживания его насквозь проникали собой всю хозяйственную (особенно деревенскую) и всю политическую жизнь страны». [543] Но в самых различных слоях общества все больше нарастал стихийный протест. Тяготится привычной жизнью, страдает, но не находит выхода наследница Гардениных — Элиз; она зачитывается Достоевским, пытается спасти падшую женщину, не зная, что делать, чтобы «всех спасти и за всех умереть». Нарушает древние традиции, отказывается от почетной должности коновала сын конюшего Ефрем; он уезжает в Петербург в Военно — медицинскую академию, ночи напролет спорит в студенческих кружках о кризисе, банкротстве государственности, долге народа, капитализме, пауперизме. Нарушается привычный, установившийся уклад жизни, совершается то, что дворецкий Климон характеризует словами: «Ну, времечко наступило!». Каждый по- своему пытается найти смысл жизни. Сын управителя Николай Рахман- ный ищет его в книжках («возмечтал нечто совсем неподходящее о могуществе типографской краски»). Начинают восставать против власти семьи молодые крестьяне. Носителями нового в среде народа являются, по мнению Эртеля, правдоискатели, мужики — сектанты. «Весь замысел романа в том и состоит, — писал Эртель, — чтобы показать подводное течение новых мыслей и новых понятий, воспрянувших и забродивших в нашей глуши после великой реформы (разумею освобождение крестьян), мыслей и понятий хороших и дурных. Замысел романа — как эти новые, и хорошие и дурные, мысли возрастали и брали соки из старой дореформенной, униженной и развращенной крепостничеством почвы, и из почвы, и под ярмом рабства до великой степени сохранившей чистоту и целостность». [544]
543
В. И. Ленин, Сочинения, т. 16, стр. 300.
544
Письма А. И. Эртеля, стр. 128.
Эртель шаг за шагом прослеживает «в отношениях и судьбах людей процесс ухода старых времен». В конце романа уже нет прежних гарденинских оплотов, своего рода трех китов, на которых держалась усадьба. Превращается в «чудака», гордящегося своим сыном, которого раньше стыдился, грозный управитель Мартин Лукьяныч. Кончает самоубийством конюший Капитон, всю жизнь отдавший верному служению господам и в конце концов отвергнутый ими. Ищет в монастыре спасения от сомнений в «правильности жизни» экономка Фелицата Никаноровна. Это же происходит и в крестьянской среде — распадается семья крепкого хозяйственного мужика Веденея. Новый управляющий Гардининых Переверзев организует хозяйство на капиталистических основах. Изменяется я патриархальная жизнь деревни: кабацкий флаг развевается над каменной избой кулака — мироеда Максима Шашлова, прибыльное «ремесло» содержательницы публичного дома возносит над односельчанами солдатку Василису. Обнищавшая деревня пытается найти выход в переселении —