История Русской Церкви (1700–1917 гг.)

Смолич Игорь Корнильевич

На должности обер–прокурора Нечаева сменил генерал–майор граф Н. А. Протасов. Последний добился этого места путем ловких интриг [435] . Он был совершенно не сведущ в делах Церкви и, судя по его предшествовавшей жизни, вовсе не подходил для должности обер–прокурора. Воспитанный домашним учителем–иезуитом, он не обладал достаточным образованием, и в нем очень чувствовалось католическое влияние. Протасов получил назначение 26 июля 1836 г. и оставался на посту обер–прокурора до самой своей смерти 15 января 1855 г. [436] При нем окончательно совершилось превращение обер–прокурора в единоличного руководителя всего церковного управления, в сфере которого также произошли многочисленные изменения, о чем уже шла речь (см. § 6). Принципиальное значение имело учреждение 1 августа 1836 г. особой канцелярии обер–прокурора, которой предоставлялось право решать все дела, касавшиеся церковного управления. 14 ноября того же года был создан Хозяйственный комитет, подчинявшийся обер–прокурору и состоявший исключительно из государственных чиновников. 1 марта 1839 г. этот комитет был преобразован в Хозяйственное управление с подчинением канцелярии обер–прокурора. Весь административный аппарат Церкви был так сильно централизован, что в руках обер–прокурора оказались все его нити. Многочисленные управленческие инстанции и чиновники сильно ограничивали дееспособность Присутствия Святейшего Синода. Все дела предварительно обсуждались в канцелярии обер–прокурора и лишь затем представлялись на рассмотрение присутствия. Вот что пишет об этом священник М. Я. Морошкин: «Сильный доверенностью государя, он худо таил стремление самовластвовать в Синоде и всем управлять… У Протасова было даже какое–то предубеждение к архиереям… Главная, хотя и тайная цель преобразований Протасова — усилить его личную власть в ущерб правам членов Синода — вполне была достигнута, и это отразилось на всем синодальном производстве». Тот же исследователь по изучении им архивного материала об «эпохе Протасова» пришел к выводу, что «в канцелярии синодальной (т. е. обер–прокурора. — И. С.) не раз переменялись резолюции членов или самим Протасовым, или Войцеховичем (начальником канцелярии. — И. С.), даже обер–секретарями и секретарями, а этого, конечно, никак нельзя было бы сделать, когда протоколист официально записывал бы мнения по каждому делу, доложенному Синоду» [437] . Широко известно крылатое выражение одного епископа, ошибочно приписываемое Филарету Дроздову, будто Протасов «сонмом архиерейским, как эскадроном на ученье, командовал» [438] . Действительно, эти слова верно передают всю неограниченность власти Протасова. Его распоряжения походили более на военные приказы,

но при всем том они вполне были в духе административных методов того времени. Военная дисциплина и безоговорочное подчинение приказаниям свыше считались само собой разумеющимися. Это было время, когда на всякую мелочь в деле управления требовалась санкция правительства. Протасов быстро понял, что Николай поощрял всякую организацию военного образца. Поэтому он не только хотел перестроить на военный лад церковное управление, но и добивался того, чтобы вся жизнь Церкви прониклась военным духом. Царская Россия была столь огромна, что новые методы управления, вводимые Протасовым, крайне медленно внедрялись в практику отдаленных епархий, однако нельзя отрицать того, что они все же внедрялись. Справедливости ради надо признать, что своей борьбой против волокиты в области хозяйственного управления духовными училищами Протасов принес и немалую пользу. Некоторые из его современников весьма одобрительно отзывались о нем в этом отношении [439] . Важно и другое. Благодаря энергии Протасова были приведены в исполнение многие распоряжения, которые без него многие годы пылились бы в архивах Присутствия. Подробно об этом будет сказано в своем месте. Здесь мы лишь вкратце коснемся некоторых моментов. Кроме реорганизации центрального управления при Протасове были осуществлены следующие меры: 1) воссоединение униатов с православной Церковью; 2) обеспечение приходского духовенства, для которого при Николае I было сделано больше, чем когда–либо раньше; 3) учреждение новых епархий на западе России; 4) издание Устава духовных консисторий; 5) преобразование духовных училищ в духе тогдашнего режима; 6) ревизии епархий и многие другие мероприятия, имевшие целью создать единообразные приемы управления и делопроизводства [440] . Само собой разумеется, что деятельность Протасова и его методы ни в коем случае не могли рассчитывать на поддержку высшего духовенства. Низшее же духовенство было на его стороне, так как его ревизии умеряли всевластие епископов. Во времена Николая I было небезопасно выказывать хотя бы малейшую оппозицию министру, который к тому же пользовался неограниченным доверием монарха. В результате митрополиты Филарет Дроздов и Филарет Амфитеатров совершенно удалились в свои епархии. Прочие архиереи, которые отважились оказать сопротивление Протасову, были вынуждены оставить Святейший Синод. По случаю смерти Протасова 15 января 1855 г. архимандрит Порфирий Успенский, слывший среди епископов «либералом», писал: «Sic transit gloria mundi! Est Deus, qui ad Suum Terribile judicium appellat homines, usurpantes sanctae Ecclesiae jura» [Так проходит слава мирская! Воистину есть Бог, Который призывает на Свой Страшный суд людей, покушающихся на права святой Церкви (лат.)] [441] . Эти слова могли бы послужить эпитафией всемогущему обер–прокурору.

435

Чистович. Руководящие деятели. С. 315.

436

О Протасове см.: Сборник. 113. 1. С. 155 и след.; Благовидов (1900). С. 417 и след.; Рункевич. Ук. соч. С. 610. Мнение Филарета Дроздова о Протасове: Собрание мнений. 4. С. 213, 260.

437

борник. 113. С. 155, 171, 233, 155–171; Барсов. Сборник действующих постановлений. 1. С. 11–16, 16–21, 27–54 (о новых должностях).

438

См.: БВ. 1905. 12. С. 795.

439

См.: Ростиславов, в: ВЕ. 1883. 7.

440

Сборник. 113. 1. С. 155–171; 2. С. 4, 341–370.

441

Порфирий Успенский. Книга бытия моего. 7. СПб., 1901. С. 13.

После смерти графа Протасова начальник его канцелярии А. И. Карасевский был назначен сначала заместителем, а затем, 25 декабря 1855 г., — обер–прокурором [442] . Последовавшие по вступлении на престол Александра II общие перемены во внутренней политике поначалу никак не отразились на церковном управлении. С 20 сентября 1856 по 28 февраля 1862 г. должность обер–прокурора занимал граф А. П. Толстой, человек благочестивый, верный почитатель Московского митрополита Филарета. Как следствие, митрополит Филарет приобрел большое влияние в вопросах церковного управления. Одновременно заметно смягчился диктат обер–прокурора [443] . За графом Толстым последовал генерал–адъютант А. П. Ахматов (1862 — 3 июня 1865 г.), при котором митрополит Филарет сохранял свое влияние. «Об этих обоих обер–прокурорах сказать историку, в сущности, нечего», — замечает официозный автор [444] . Однако в дальнейшем станет ясно, что это не совсем так. За время их деятельности было разработано несколько реформ, хотя и не осуществившихся из–за чрезмерной осторожности митрополита Филарета.

442

А. И. Карасевский сначала возглавлял Комиссию духовных училищ (1832–1839), а затем занимал ту же должность в новом Духовно–учебном управлении (1839–1855): РБС (Ибак–Ключарев). С. 516.

443

Никанор (Бровкович). Биографические материалы. 1. Одесса, 1900. С. 48. Об «оптинском (т. е. в смысле оптинских старцев. — И. С.) благочестии» А. Толстого см. письмо Н. П. Гилярова–Платонова к А. В. Горскому: Русс. об. 1896. 12. С. 996.

444

Рункевич. Ук. соч. С. 676; ср.: Филарет. Собрание мнений. 5. 1. С. 239.

С назначением графа Д. А. Толстого (3 июня 1865 г. — 23 апреля 1880 г., † 29 апреля 1889 г.) на должности обер–прокурора оказался человек, который на первый взгляд стоял гораздо ближе к духовным делам, чем его предшественники — генералы. Между тем Д. А. Толстой был совершенно равнодушен к вопросам веры, по сути дела незнаком с православным вероучением и враждебно настроен по отношению к монашеству и епископату, о чем свидетельствуют его современники Петербургский митрополит Исидор Никольский и Тверской архиепископ Савва Тихомиров. «Гог и Магог» — так назвал его известный защитник православной Церкви А. Н. Муравьев. По своим убеждениям и из–за своих поползновений проводить «либеральные» реформы Толстой не мог нравиться высшему духовенству [445] . Эти «либеральные», в глазах епископов, реформы касались духовных училищ и церковного суда. Прежде Толстой был чиновником Департамента духовных дел и иностранных исповеданий Министерства внутренних дел, известным как автор исследования о католицизме в России до Николая I. В 1866 г. Толстой стал также министром народного просвещения и оставался на этом посту до 1880 г.; казалось, возвращаются времена князя Голицына. Но между Голицыным и Толстым было глубокое различие, коренившееся в самой основе их духовности и, следовательно, в их убеждениях. В известном смысле они антиподы. Толстой был совершенно чужд мистической мечтательности и восторженности, свойственных Голицыну. Он был типичным черствым петербургским бюрократом, считавшим, что в Церкви должны осуществляться те же реформы, что и во всем государстве. И хотя Толстой вовсе не был либералом, сложилась ситуация, в которой он стал зачинателем различных новшеств в жизни духовенства. Под влиянием реформы светских школ была проведена и реформа духовных училищ. Кроме того, вынашивался проект реформы духовных судов, которая, однако, не была осуществлена (см. § 6). Наконец, разрабатывались планы мер, которые должны были положить конец замкнутости духовенства как сословия, и многое другое. Поэтому историку трудно согласиться с мнением архиепископа Саввы Тихомирова, воспитанного в духе Филарета, о «незрело обдуманных нововведениях» [446] . Если при графе Д. А. Толстом Церковь и страдала от владычества обер–прокурора, то именно благодаря этому владычеству были проведены реформы, которые помогали преодолевать консерватизм епископата и служили на пользу духовным училищам и приходскому духовенству. Таким образом, подъем 60–х гг., охвативший все слои общества, не прошел бесследно и для Церкви.

445

Савва. Хроника. 5. С. 564, 576, 878; мнение Исидора см. в: Богданович А. В. Три последних самодержца: Дневник (1878–1912). М., 1924. С. 97; ср.: Мещерский В. П. Мои воспоминания. 2. СПб., 1896. С. 469; 3. 1912. С. 93–107.

446

Савва. Ук. соч. 6. С. 151.

С середины 60–х гг. обер–прокурор принимал участие в заседаниях Комитета министров, делал доклады императору и по–прежнему держал в своих руках все нити текущих дел церковного управления. Толстой был смещен с поста обер–прокурора еще до вступления на престол Александра III. Его место занял человек, который, кажется, более всех своих предшественников может служить олицетворением государственной церковности [447] .

в) К. П. Победоносцев (родился в 1827 г., † 10 марта 1907 г.) был сыном московского профессора. Он получил высшее юридическое образование (1841–1846) и в 1866 г. поступил на должность обер–прокурора в один из московских департаментов Сената, будучи одновременно профессором гражданского права в Московском университете. В 1871 г. он стал членом Государственного совета, а 24 апреля 1880 г. — обер–прокурором Святейшего Синода. Победоносцев, юрист и ученый правовед [448] , никогда не мог преодолеть присущий его мышлению формализм. Еще одной характерной чертой Победоносцева был необычайный консерватизм, заставлявший его слишком высоко оценивать прошлое и скептически относиться к своему времени. Воспоминания о временах Николая I с их военизированными методами управления всегда вызывали в нем ностальгическое чувство. Это прошлое, о котором он мечтал, Победоносцев выставлял как идеал для правления Александра III. В начале 1883 г. он пишет Александру: «Это было самое ясное и блестящее время царствования императора Николая… Есть времена, когда дорога впереди стелется широкою стезею и видно, куда идти. Есть другие времена, когда впереди туман, вокруг болота. То время и нынешнее — какая разница, — точно весь мир вокруг нас переменился». Реформы Александра II Победоносцев считал «преступной ошибкой», как он это сформулировал в своей знаменитой речи 8 марта 1881 г. в присутствии императора Александра III. По поводу проекта конституции графа Лорис–Меликова Победоносцев писал царю: «Кровь стынет в жилах у русского человека при одной мысли о том, что произошло бы от осуществления проекта графа Лорис–Меликова и друзей его. Последующая фантазия графа Игнатьева была еще нелепее, хотя под прикрытием благовидной формы земского Собора». Конституция, продолжает Победоносцев, есть «самая страшная опасность, которую я предвижу для моего отечества и для Вашего Величества лично» [449] . Такие политические взгляды еще более сблизили Победоносцева с правившим монархом, приверженцем неограниченного самодержавия и противнику реформ своего отца.

447

2 ПСЗ. 39. № 40972, 42772. Ср. далее § 13–16.

448

О Победоносцеве см. библиографию к этому параграфу. Доброклонский (4. С. 86) писал в 1893 г.: «Теперь обер–прокурор как бы министр по церковным делам». Очерк биографии Победоносцева см.: Пятидесятилетие, в: Ист. в. 1896. 9. См. также: Милютин Д. Дневник. 1. М., 1947. С. 111.

449

Письма. 2. С. 4, 5, 11, 13.

Духовный облик этого человека, ставшего символом целой эпохи в управлении Церковью и даже, более того — в общегосударственном управлении — «эры Победоносцева», остается для нас, по меткому замечанию Г. Флоровского, загадочным и малопонятным [450] . Победоносцев мог ориентироваться только в схемах, а его идеалы были далеки от реальности. Даже та Россия, которую он так хотел спасти от опасности конституции, представлялась ему чем–то холодным, безжизненным. «Необъятная Россия состоит из пустынь», — писал он в одном из писем к Александру III [451] . Победоносцев управлял Русской Церковью, но не сделал ничего, чтобы исправить ее недостатки. Хотя он стоял во главе церковной администрации и открыто признавал, что религиозная жизнь народа протекала в церквах, «затерянных в глубине лесов и в широте полей» [452] , но на своей должности обер–прокурора

он вовсе не стремился к духовному окормлению этого «затерянного в глубине лесов» народа. Более того, он хотел исключить всякую возможность культурной деятельности епископов и клира и с недоверием контролировал выборы епископов, желая быть уверенным, что никто нигде не покушается на установленный порядок. Он мог примириться с неизбежными дополнениями и поправками к существующему зданию Церкви, например с учреждением церковноприходских школ, но никогда не рискнул бы осуществить основательные реформы [453] . Помимо воли он стал создателем нового, а именно — названной его именем эпохи с ее своеобразной религиозной атмосферой. Один из образованнейших представителей духовенства 2–й половины XIX в., архиепископ Никанор Бровкович после одного из заседаний Святейшего Синода в 1887 г. отметил, что Победоносцев своими методами управления внес «что–то новое, новое веяние», не просто противоположное эпохе Александра II, но, действительно, нечто совершенно иное [454]   [455] . Со времени Победоносцева морально–религиозное воспитание народа, находившееся в руках православной Церкви, должно было соответствовать государственной идеологии. Собственно религиозное воспитание верующих, являвшееся прямой задачей Церкви, было предосудительным.

450

Флоровский. С. 410–414.

451

Письма. 2. С. 39.

452

Для характеристики мировоззрения Победоносцева важны его статьи в «Московском сборнике» (1901, 5–е изд.), например, с. 2, 4, 10, 14, 24. Ср. об этом интересные высказывания такого замечательного наблюдателя, как А. Ф. Кони: На жизненном пути. 3. Берлин, 1922. С. 485.

453

Флоровский. С. 412. Это отрицательное отношение ко всяким новшествам в области внутренней политики особо ярко выражено в его известной речи 8 марта 1881 г. против уже подписанной Александром II конституции. См. об этом: Милютин. Дневник. 4. М., 1950. С. 35; ср.: Мещерский. Ук. соч. 3. С. 333–338.

454

Никанор. Записки, в: Русс. арх. 1906. 3. С. 36. У Саввы (Хроника. 7–9) опубликовано много писем Победоносцева; большой материал для характеристики взглядов Победоносцева представляет также «Переписка Н. И. Субботина с К. П. Победоносцевым». М., 1915.

455

Архиепископ Никанор Бровкович пишет, что это новое веяние заключалось в «возрождении русского духа, религиозного духа» (там же). — Ред.

Победоносцев знал своих епископов лучше, чем его предшественники. Он состоял с ними в постоянной переписке, как будто желая показать, что он интересуется их мнением. Однако, как язвительно замечает в своих «Записках» архиепископ Никанор, всякий архиерей, прежде чем отвечать Победоносцеву, «осведомлялся, какой ветер дует отсюда, из Петербурга» [456] . Епископы старались избежать любого конфликта со всемогущим обер–прокурором и потому никогда не высказывали открыто своего собственного мнения. Да и трудно предположить, что Победоносцев хоть в чем–то мог бы считаться со взглядами иерархов. Митрополит Евлогий Георгиевский († 1946), служивший в начале своей деятельности при Победоносцеве, пишет в своих мемуарах: «Победоносцев не доверял русской иерархии (и вообще мало кому доверял), не уважал ее и признавал лишь внешнюю государственную силу» [457] . Это не было тайной для русского духовенства, что видно из откровенного признания архиепископа Саввы Тихомирова одному из ближайших сотрудников Победоносцева, чиновнику его канцелярии А. В. Гаврилову. Обычно архиепископ, воспитанник Филарета, был весьма осторожен в своих письмах, но по прочтении книги И. А. Чистовича «Руководящие деятели духовного просвещения в России в первой половине текущего столетия» (СПб., 1894), он, преисполненный горечи, писал незадолго до своей кончины: «Посмертное произведение И. А. Чистовича, по моему мнению, не что иное, как печальный памятник постыдной борьбы обер–прокурорской власти с Синодом и вообще с иерархиею в первой половине XIX века. К сожалению, такая борьба, но лишь с б'oльшим перевесом на одной стороне продолжается и во второй половине истекающего столетия и будет, конечно, продолжаться без конца» [458] .

456

Никанор. Ук. соч. С. 188.

457

Евлогий. Путь моей жизни. Париж, 1947. С. 166.

458

Савва. Хроника. 9. С. 462 (от 26 января 1896 г.).

Герман Дальтон, будучи долгие годы (1858–1882) пастором реформатской общины в Петербурге, хорошо знал Победоносцева и оставил его характеристику, очень верно рисующую двойственность личности этого государственного деятеля: «Вполне очевидно, что Победоносцев не принадлежал к отвратительной клике придворных низкопоклонцев, в действиях которых видно прежде всего тщеславное стремление посредством интриг завоевать себе тепленькое местечко в лучах царской милости для собственного благоденствия и пользы. Даже явные противники и хулители его политического таланта должны признать, что на пути к своему высокому положению и по достижении этой цели Победоносцев никогда не руководствовался своекорыстными побуждениями и собственной выгодой. Всегда и повсюду он обнаруживал небрежение к самому себе, не беспокоясь о суждениях толпы. Он не искал ее расположения и не боялся ее неблагосклонности. Он неизменно имел в виду только одну цель, которую он как решительный (?! — И. С.) славянофил и защитник господствующей государственной Церкви считал полезной для России. Насколько я по собственным наблюдениям могу судить о его устремлениях и поступках, он никогда не желал чего–либо лично для себя, но всегда служил только делу, за которое боролся. Он служил ему с большой энергией выдающегося ума, с упорством и проницательностью, которую юриспруденция сообщает только самым любимым своим ученикам, и с чрезвычайным темпераментом — все это бесспорно! Умалить его достоинств невозможно» [459] .

459

Dalton. Lebenserinnerungen. 3. Berlin, 1908. S. 96; ср. S. 94–100, 136. Американский посол в Петербурге Андреас Вайт (Andreas D. White) был довольно хорошо знаком с Победоносцевым, часто бывал у него вечерами и вел с ним долгие беседы. Вайт характеризует Победоносцева как «очень умного, образованного человека» (White A. D. Aus meinem Diplomatenleben. Leipzig, 1906. S. 186–200, 189, 270).

19 октября 1905 г., через два дня после обнародования манифеста от 17 октября, Победоносцев получил высочайший рескрипт об увольнении его от должности обер–прокурора Святейшего Синода. Несколько ранее, 17 апреля 1905 г., вышел указ о свободе вероисповеданий. Он касался главным образом старообрядцев и всевозможных сектантов, но наряду с ними относился и к господствующей православной Церкви. В церковных кругах и в прессе горячо обсуждались вопросы о церковной реформе и Поместном Соборе. Эти тенденции, конечно, ни в коей мере не соответствовали взглядам Победоносцева. Несмотря на то что Победоносцев имел большое влияние на Николая II, последний вынужден был под давлением событий сместить его. Не только указ о веротерпимости, но и общее изменение ситуации повлекли за собой удаление Победоносцева: ослабление самодержавия лишало всякой основы его дальнейшую деятельность [460] .

460

Сам Победоносцев в одном из писем к императору Николаю II (21 марта 1901 г.: Письма. 2. С. 330–335) характеризовал свою деятельность как борьбу против любых реформистских планов. После своего увольнения Победоносцев писал Евлогию Георгиевскому, в то время епископу Люблинскому: «Положение стало невыносимым… В самой Русской Церкви появились волки, не щадящие овец. Наступило мрачное время, власть тьмы, и я ухожу» (Евлогий. Ук. соч. С. 166).

г) Обер–прокурором стал князь А. Д. Оболенский († 1934), занимавший этот пост с 19 октября 1905 по 14 апреля 1906 г. За ним последовал князь А. А. Ширинский–Шихматов, который продержался всего два месяца (24 апреля — 9 июня). Его преемником был назначен П. П. Извольский (с июля 1906 до 6 февраля 1909 г.), который мало устраивал духовенство, так как, будучи куратором Киевского учебного округа, защищал сектантов от преследований [461] . После Извольского должность обер–прокурора перешла к С. М. Лукьянову (6 февраля 1908 г. — 2 мая 1911 г.). Все эти люди мало походили на Победоносцева и ничем не выделялись. Лукьянов старался наладить более или менее сносные отношения с Государственной думой, где церковное управление подверглось жесточайшей критике после ознакомления с бюджетом Святейшего Синода. В конце концов в связи с делом иеромонаха Илиодора Труфанова, которое в то время занимало общественность, и под давлением сверху Лукьянов должен был подать в отставку [462] .

461

Витте. Воспоминания: Царствование имп. Николая II. 1. Берлин, 1923. С. 244. Об Извольском см. также: Волконский С. Мои странствия. 3. С. 63–65. В эмиграции Извольский стал священником в Брюсселе, где умер в 1928 г. О нем часто упоминает Евлогий в «Пути моей жизни». У А. Богдановича, труд которого не лишен тенденциозности, читаем: «Все были возмущены назначением Извольского, не умевшего отличить панихиды от молебна. Даже его мать удивлена» (Три последних самодержца. С. 408).

462

Философов Д. Церковные дела, в: Ежегодник газеты «Речь» на 1912 год. СПб., 1912. С. 295–317. Лукьянов был доктором медицины, он известен как автор книги о Владимире Соловьеве.

Его преемником стал В. К. Саблер (2 мая 1911 г. — 5 июня 1915 г.), в своей карьере теснейшим образом связанный с церковным управлением. Саблер (1847–1929) был юристом и уже с 1881 г. служил юрисконсультом Святейшего Синода при канцелярии обер–прокурора. С 1883 г. он являлся начальником канцелярии Синода, а затем многие годы (с 1892 до половины 1905 г.) — товарищем обер–прокурора. Таким образом, Саблер был ближайшим сотрудником Победоносцева и строил церковное управление в духе последнего. Благодаря своим превосходным манерам Саблер умел ладить с синодальными архиереями (см. § 6). Кроме того, несмотря на немецкое происхождение, в церковных кругах он слыл истинно «православным». Когда между ним и Победоносцевым возникли разногласия из–за реформ и созыва Собора, Победоносцеву удалось удалить Саблера, добившись его назначения в Государственный совет. Тогда Саблер еще приветствовал реформы, противником которых всегда был Победоносцев. После увольнения Лукьянова 2 мая 1911 г. Саблер оказался на посту обер–прокурора [463] . Обер–прокурорство Саблера стало возрождением времен Победоносцева. Обер–прокурор снова был всемогущим распорядителем в Святейшем Синоде. Однако Саблер столкнулся с сильной оппозицией как части духовенства, так и прежде всего — Государственной думы. Его назначение было инициативой тех кругов, которые тяготели к так называемому «старцу» Григорию Распутину–Новых (см. § 9). Уже один этот факт вызывал большое недовольство среди некоторых епископов, либерально настроенной интеллигенции и даже монархистов. В марте 1912 г. Саблеру пришлось выдержать резкие нападки при обсуждении III Государственной думой бюджета Святейшего Синода. Основания для критики были следующие: во–первых, Саблер отозвал внесенный Лукьяновым законопроект Устава общин; во–вторых, ему удалось, правда с большим трудом, внести очень спорное изменение в Устав духовных академий в соответствии со статьей 87 Основных законов; иными словами, он действовал в обход и без согласия Государственной думы и Государственного совета. Наконец, его критиковали за некоторые его распоряжения, ряд назначений в аппарат церковного управления, а также за его связи со «старцем» Григорием Распутиным. Все это превратило дебаты о бюджете Святейшего Синода в бурную перепалку относительно личности обер–прокурора, в которой приняли участие как либералы, так и консерваторы. Так, депутат от фракции националистов В. М. Пуришкевич открыто заявил в своей речи 5 марта 1912 г.: «Ни левые, ни революционеры, ни социал–демократы, ни кадеты, ни трудовики — никто не нанес столько вреда православной Церкви за последние три–четыре года, десять лет, скажу, как ныне действующий обер–прокурор» [464] . Однако, поддерживаемый в высших инстанциях, Саблер оставался на своем посту вплоть до июля 1915 г., когда в связи с политическими событиями он был отстранен от должности вместе с другими консервативно настроенными министрами.

463

Краткую биографию Саблера см. в: Переписка Н. И. Субботина. С. 308; ср.: Падение царского режима. 7. С. 66–68, 413; см. также ниже § 9.

464

Стеногр. отчет Гос. думы 3–го созыва. 84 заседание. С. 76; ср. здесь же речи В. Н. Львова и др. (с. 55–77). Философов Д. Церк. дела, в: Ежегодн. газеты «Речь» на 1913 г. С. 334–350; он же, в: Ежегодник… на 1914 г. С. 284–307; Титлинов Б. Церковь во время революции. Пг., 1924. С. 20, 29–41, 46–52. Вообще, эта последняя книга весьма тенденциозна. После 1918 г. Титлинов, бывший ранее профессором Петербургской Духовной Академии, во многих своих работах поддерживал «Живую церковь»; см. его книгу: Новая церковь. Пг., 1923. О деятельности Титлинова во время Поместного Собора 1917–1918 гг. пойдет речь во 2 т.