История Русской Церкви (1700–1917 гг.)

Смолич Игорь Корнильевич

Со времени Победоносцева и до удаления Саблера при Святейшем Синоде был создан ряд комиссий. Заслуживает упоминания деятельность Предсоборного Присутствия, занимавшегося разработкой реформ в отдельных областях церковного управления и подготовкой созыва Поместного Собора для проведения в жизнь этих реформ. Предсоборное Присутствие было распущено, не добившись никаких результатов. Позднее по предложению Саблера высочайшим повелением при Святейшем Синоде было организовано Предсоборное Совещание (28 февраля 1912 г.). Эта комиссия начала свою работу 8 марта 1912 г., используя материалы, оставленные Предсоборным Присутствием. К началу 1916 г.  [465] Присутствие успело разработать три законопроекта [466] . Дальнейшая его программа содержала следующие пункты: 1) повышение окладов для епископов (1909); 2) обеспечение духовенства (1910); 3) устройство свечных фабрик (1910); 4) вопрос о пенсионных ставках духовенства (1913); 5) уставы духовных училищ (1910–1911). Осуществлено было лишь изменение Устава духовных академий [467] .

465

При описании деятельности Предсоборного Присутствия и Предсоборного Совещания в немецком тексте явная путаница: первое работало до декабря 1906 г., второе закрылось в апреле 1913 г. — Ред.

466

Стеногр. отчет Гос. думы 3–го созыва. Сессия 4. Заседание 64 (23 февраля 1911 г.). С. 2602, 2607, 2629 (речь Е. П. Ковалевского); ср. заявление обер–прокурора А. Н. Волжина 25 февраля 1916 г.: Стенограф. отчет Гос. думы 4–го созыва. Сессия 4. Засед. 26. С. 2173.

467

Философов. Церковные дела, в: Ежегодник… на 1912 год. С. 205; ср. с. 105, 111.

Обер–прокурорам 1914–1917 гг. трудно было проявить большую активность — мешала война. Их назначение прямо зависело от тех политических событий, которые потрясали тогда Россию. И тем не менее в жизни Церкви продолжало ощущаться то влияние, которым было отмечено время В. К. Саблера и источник которого следует искать в кругах, группировавшихся около «старца» Григория Распутина–Новых. Объективных данных об этом периоде крайне мало. Больше дает мемуарная литература, которая, однако, в равной мере очень субъективна, идет ли речь о противниках или о приверженцах «старца» [468] . Недолгим было обер–прокурорство

преемника Саблера — А. Д. Самарина (5 июля — 26 сентября 1915 г.), московского предводителя дворянства, человека строго православного, со славянофильским оттенком. Однако из–за интриг со стороны окружения Распутина удержаться он не смог. Пост обер–прокурора достался ему лишь потому, что в июле 1915 г. правительство не смогло выдвинуть собственного кандидата и Самарин прошел как представитель умеренно–либеральных кругов. Следующий обер–прокурор, А. Н. Волжин (1 октября 1915 г. — 7 августа 1916 г.), бывший губернатор и чиновник Министерства внутренних дел, должен был оставить свой пост из–за разногласий с Петербургским митрополитом Питиримом. Его преемником стал Н. П. Раев (30 августа 1916 г. — 3 марта 1917 г.), ставленни прораспутинских кругов, исполнявший должность обер–прокурора всего полгода, до февральской революции 1917 г. [469]

468

Многочисленные мемуары об этом времени не всегда заслуживают доверия; см. ниже § 9. Особенно осторожным надо быть в отношении книги товарища обер–прокурора князя Н. Д. Жевахова «Воспоминания». Мюнхен, 1923 (он занимал эту должность с 15 сентября 1916 г. по 3 марта 1917 г.). О Жевахове см.: Шавельский Г. Воспоминания. 2 т. Нью–Йорк, 1954; здесь же много и об обер–прокурорах военного времени: 1. С. 367–392.

469

Евлогий. Ук. соч. С. 233–235. Самарин должен был оставить свой пост из–за вражды с Распутиным: Переписка Николая и Александры Романовых. 3. С. 215–220; 5. С. 286 и др.; ср. § 9, а также воспоминания А. Н. Наумова: Из уцелевших воспоминаний. 2. Нью–Йорк, 1956. С. 4, 298, 306. При Волжине была введена новая форма доклада царю: обер–прокурор делал его в присутствии первоприсутствующего члена Святейшего Синода: Верховской. 1. С. 605. О Волжине см.: Переписка Николая. 3. С. 392, 398, 401, 407 и др.; 4 (во многих местах). О Раеве см.: Родзянко. Воспоминания. Берлин, 1926. С. 177; Переписка Николая. 3 и 4 (во многих местах).

При Временном правительстве пост обер–прокурора некоторое время еще сохранялся и его занимал В. Н. Львов (3 марта — 24 июля 1917 г.). Львов был членом Государственной думы, долгие годы возглавлял думский комитет по церковным вопросам и принадлежал к фракции октябристов. Несмотря на произошедшие в отношениях между Церковью и государством перемены, новый обер–прокурор действовал все еще вполне в духе своих предшественников, самовольно, без особой необходимости и в совершенном противоречии с устремлениями Временного правительства смещая епископов [470] . Когда в начале июля 1917 г. состав Кабинета министров вновь изменился, Львов был смещен, и его место занял А. В. Карташов. Он внес законопроект, по которому прежние отношения между Церковью и государством были полностью преобразованы: обер–прокуратура упразднялась и учреждалось Министерство вероисповеданий во главе с Карташовым. Это произошло 5 августа 1917 г. — так завершилась двухсотлетняя история обер–прокуратуры Святейшего Синода [471] .

470

Карташов А. Революция и Собор 1917–1918 гг., в: Правосл. мысль. Париж, 1942. С. 78, 86; Милюков П. Н. Очерки (библиогр., общ. лит.). 2. 1. С. 221. О В. Н. Львове см. очень интересную характеристику Наумова: ук. соч. 2. С. 58 и след.

471

Карташов. Ук. соч.; он же. Временное правительство и Русская Церковь, в: Соврем. записки. 52 (Париж, 1934); немецкие варианты: Die Provisorische Regierung und die Russiche Kirche, в: Orient und Occident. 1934. 15.

д) Большое значение синодального обер–прокурора в Русской Церкви есть следствие государственной церковности. В этой связи небезынтересно отметить, что права обер–прокурора нигде не были узаконены. Правда, такая же неясность и отсутствие точного определения правомочий обнаруживаются и в вопросе о власти императора по отношению к Русской Церкви. Как писал один русский правовед: «Можно сказать, что XVIII век в истории Русской Церкви пошел на то, чтобы лишить Церковь всяких следов самоуправления, а XIX — на то, чтобы сосредоточить захваченные светскою властью церковно–административные полномочия в руках синодальных обер–прокуроров и сделал их единственными авторитетными докладчиками монарху по церковным делам… Законодательство наше почти не знает постановлений относительно должности обер–прокурора Святейшего Синода. Создали ее петровские еще указы, оставшиеся до сих пор не измененными и не дополненными, акты эти не дают сколько–нибудь точной характеристики положения, которое занимает обер–прокуратура Синода в системе нашего церковного управления» [472] . Между тем при Петре обер–прокурору, введенному в Святейший Синод в качестве «ока» государева и «стряпчего дел государственных», отводилась роль всего лишь наблюдателя и посредника [473] . Надо сказать, что такого рода должность не была чем–то новым. В XVII в. в Патриаршем дворцовом приказе, т. е. в высшей инстанции церковного управления, «сидел» «боярин государев», который обсуждал с патриархом или его представителем, дьяком Патриаршего приказа, все дела, касавшиеся Церкви и государства [474] . В Уставе духовных консисторий (1841) (ст. 2) Святейший Синод назван Собором, который управляет Русской Церковью, тогда как обер–прокурор в статье 285 — всего лишь хранителем и защитником соблюдения законов в церковном управлении. Иными словами, эта статья только комментирует инструкцию Петра. Однако, как мы уже видели, на практике дело обстояло иначе. Законодательная власть, с одной стороны, не спешила определить юридическое положение обер–прокурора, а с другой — приравнивала его к министрам других ведомств, тем самым косвенно расширяя его полномочия. В царствование Александра II представление, будто обер–прокурор является министром Ведомства православного исповедания, нашло себе выражение в соответствующих законах. В соответствии с высочайше утвержденным мнением Государственного совета от 13 декабря 1865 г. была учреждена должность товарища обер–прокурора, причем текст закона гласит, что эта должность сопряжена «с правами и обязанностями, присвоенными товарищам министров» [475] . В 1880 г. Александр III повелел обер–прокурору К. П. Победоносцеву принимать участие в заседаниях Комитета министров. (Такое же повеление было дано Александром II графу Д. А. Толстому.) [476] 6 декабря 1901 г. — опять–таки на основании мнения Государственного совета, утвержденного императором, последовало распоряжение: «Обер–прокурор Святейшего Синода присутствует в Государственном совете, Совете министров и Комитете министров на равных с министрами основаниях» [477] . Отсюда вытекало, что обер–прокурор участвовал в обсуждении и решении дебатировавшихся на этих совещаниях вопросов. Понятно, что в церковных вопросах его голос был решающим. Хотя полномочия обер–прокурора по отношению к Русской Церкви не имели сколько–нибудь отчетливого юридического определения, фактически они были такими же, как полномочия министра; пожалуй, они даже превышали последние, коль скоро обер–прокурор мог изменять, более того — отменять постановления и законы, принятые Присутствием Святейшего Синода. М. Я. Морошкин, подробно изучивший период обер–прокурорства графа Протасова, пришел к выводу: «Хотя и не имея, как некогда Голицын, звания министра духовных дел, Протасов созданными им новыми при Святейшем Синоде учреждениями был, в сущности, настоящим министром… Оппозиция Протасову Филаретов кончилась невыгодно для них. После их отбытия в епархии Протасов наполнил Синод по большей части людьми с слабым характером, но честолюбивыми и искавшими его благосклонности, которые вызывались сюда на год или на два, «калифами на час», по меткому выражению одного из них, были вовсе не знакомы с синодальными делами и не имели даже возможности познакомиться с ними по краткости своего здесь пребывания» [478] . Через 20 лет, при обер–прокуроре графе Д. А. Толстом, мало что изменилось. Власть обер–прокурора опиралась на многолетнюю традицию. Епископ Никодим Казанцев, современник Толстого, писал в 1873 г. в своих записках «О Святейшем Синоде»: «Обер–прокурор, олицетворяющий собою светскую власть в Синоде, с одной стороны, есть ничто в Синоде, потому что не имеет голоса в нем (т. е. в синодальном Присутствии. — И. С.); но с другой стороны, он же есть все в Синоде, потому что в его полном распоряжении состоят: 1) письменное производство дел Синода; 2) сношения Синода со всеми государственными властями, со всеми архиереями и всем духовенством; 3) представление синодальных дел государю и принятие повелений государя Синоду. Одно это есть все. Посему члены Синода суть как птицы без крыльев, как машина, движущаяся стороннею пружиною; образ и вид власти без самой власти, призрак ее, а не жизнь. Синод рассуждает о делах как бы на площади, под наблюдением и угрозою сторонней власти» [479] .

472

Нольде Б. Е. Очерки русского государственного права. СПб., 1911. С. 168.

473

Такая формулировка содержится в § 9 Инструкции обер–прокурору (ПСЗ. 7. № 4036).

474

Каптерев Н. Светские архиерейские чиновники. М., 1874. С. 207.

475

2 ПСЗ. 40. № 43772. Ст. 1.

476

Середонин. Исторический очерк деятельности Комитета министров. 3. СПб., 1903. С. 6.

477

3 ПСЗ. 24. № 25486. Ст. 1.

478

Сборник. 113. 1. С. 157. Верховской (Очерки. С. 132) полагает, что учреждение Двойного министерства создало предпосылки для превращения обер–прокурора в могущественного министра.

479

Еп. Енисейский Никодим. О Св. Синоде, в: БВ. 1905. 10. С. 210. Архиепископ Антоний Храповицкий писал в 1906 г.: «Если же обер–прокурор не согласен с постановлениями Святейшего Синода, то протокол последнего уничтожается и пишется наново» (Отзывы. 3. С. 191). Относительно объема власти обер–прокурора он пишет далее: «Итак, единоличный управитель Российской Церкви существует, и при том гораздо более властный, нежели патриарх, всегда ограниченный Собором епископов».

Все эти высказывания недвусмысленно очерчивают значение обер–прокурора во внутренней церковной политике государства. Однако его власть сказывалась и во внешней политике, например в отношениях Русской Церкви с православными Церквами Востока. В так называемом восточном вопросе обер–прокурор действовал, целиком и полностью исходя из внешнеполитических интересов государства. Князь Г. Н. Трубецкой как дипломат, сам занимавшийся Востоком, по своим славянофильским убеждениям был мало склонен одобрять подчинение Церкви государству; взгляды его на этот счет вполне совпадали с только что приведенным мнением епископа Никодима Казанцева. Тщательно исследовав отношения между Русской Церковью и Вселенским патриархатом в середине XIX в., он признал, что обер–прокурор стоял на страже, чтобы защищать чисто внешние интересы Русской Церкви, насколько они совпадали с интересами Российского государства. Обер–прокурор был вынужден подчиняться распоряжениям Министерства иностранных дел, даже если речь шла о чисто религиозных связях Русской Церкви с Восточными патриархами [480] .

480

Трубецкой Г. Россия и Вселенская патриархия после Крымской войны, 1856–1860, в: ВЕ. 1902. 5. С. 41.

§ 8. Святейший Синод и церковная политика правительства (1725–1817)

а) После внезапной кончины Петра I (28 января 1725 г.) наступил период внутренних неурядиц, продолжавшийся несколько десятилетий [481] . «Россия пережила несколько дворцовых переворотов;

у власти стояли иногда люди, чуждые стране, по своим эгоистическим склонностям не достойные власти. Причины, обусловившие эту эпоху переворотов и временщиков, коренились, с одной стороны, в состоянии царской семьи, а с другой — в особенностях той среды, которая управляла делами… Как бы то ни было, состояние царствующего дома делало престолонаследие случайным и открывало широкую дорогу для всякого рода посторонних влияний на порядок преемства престола. Посторонние влияния особенно процветали благодаря тому, что на престоле были или женщины, или малолетние государи, — условия, благоприятные для развития фаворитизма и личных влияний при дворе и государстве» [482] . Эти события не могли не затронуть также Святейший Синод и церковную иерархию. Среди епископов были и сторонники, и противники петровской церковной реформы, которые становились на ту или иную сторону в борьбе придворных партий и фаворитов в зависимости от церковной политики последних. Введенная Петром I коллегиальная система церковного управления была чрезвычайно непопулярна среди иерархов. Даже сам автор «Духовного регламента» Феофан Прокопович, движимый властолюбием, поддался после смерти Петра I искушению полностью отречься от принципа коллегиальности, который он прежде отстаивал. Подавлявшиеся при жизни царя страсти и антипатии теперь вырвались наружу и при дворе, и в церковной иерархии, сделавшись главными мотивами действий в том числе и членов Святейшего Синода. Назначение в Синод стало прямо зависеть от отношений с тем или иным фаворитом. Оно обусловливалось также часто менявшимися взглядами монархов на роль духовенства в укреплении монаршей власти. Историк XVIII в. сталкивается с ярко выраженной церковной политикой императорской власти. Православная Церковь даже в положении государственного учреждения продолжала пользоваться огромным влиянием в обществе, которым никак нельзя было пренебрегать — тем более в весьма зыбких условиях постоянных перемен на престоле. Разумеется, характер церковной политики государей в большой мере зависел от их личной религиозности и духовного развития. Если Анна Иоанновна в силу своей ограниченности была уверена, что может чинить откровенные беззакония и насилия по отношению к Церкви, то Екатерина II умела осуществлять свои церковно–политические планы умно и дипломатично. Но результат в обоих случаях оказывался одним и тем же: государство приобретало все новые возможности манипулировать Церковью, превращая ее в свою прислужницу. В связи с этим следует принять во внимание, что за 37 лет после кончины Петра I до воцарения Екатерины II престол переходил из одних рук в другие не менее шести раз.

481

О внутриполитической ситуации после смерти Петра I и до времени Екатерины II см.: Платонов. Лекции; Чистович. Феофан Прокопович; Сахаров, в: Странник. 1882; Вознесенский. Дворянская реакция после смерти Петра Вел., в: Русск. прошлое. 2 (1923); Титлинов. Правительство Анны Иоанновны; Строев. Бироновщина; Корсаков. Воцарение Анны Иоанновны; Дитятин. Верховная власть; Латкин. Учебник (1909). Кроме того: Соловьев. Т. 19–29; St"ahlin. Geschichte Russlands. 2. «В XVIII столетии Россия была в полном смысле этого слова полицейским государством (Polizeistaat), главным образом благодаря реформе Петра I, пересоздавшего древнерусский государственный и общественный быт по образцу западноевропейских государств» (Латкин. Учебник. С. 432).

482

Платонов. Лекции. С. 543, 562. Ср. табл. 1.

Ожидавшейся всеми перемены в церковно–политической ситуации при вступлении на престол дочери Петра I Елизаветы (1741–1761) не произошло. Церковная политика совершенно чуждого православию Петра III вызывала среди духовенства и верующих недоумение и беспокойство. И только когда кормило правления попало в умелые руки Екатерины II, государственная политика в отношении Церкви стабилизировалась. После смерти императрицы церковно–политическая система продолжала развиваться в намеченном ею направлении и в начале правления Александра I получила окончательное завершение в ходе общей реорганизации высших государственных органов. Воздействие церковной политики государства на Святейший Синод и церковную иерархию заслуживает подробного рассмотрения.

б) Еще при жизни Петра I внутри Святейшего Синода стали обнаруживаться противоречия. Неприязненные отношения между Феофаном Прокоповичем и Стефаном Яворским были вызваны их богословскими разногласиями. Советник Святейшего Синода архимандрит Феофилакт Лопатинский был близок со Стефаном Яворским и разделял его богословские воззрения. После смерти Стефана Яворского Петр I не стал назначать нового президента Синода, так что все дела вел вице–президент Феодосий Яновский, архиепископ Новгородский, — хотя скорее pro forma, чем de facto. Фактически наиболее влиятельный член Святейшего Синода — Феофан, принадлежавший к окружению Петра I, находился в остром конфликте со своим не менее властолюбивым, чем он сам, соперником Феодосием. Став епископом сравнительно поздно, Феодосий вел себя деспотично, расходовал церковные средства на свои личные потребности, окружив себя роскошью, резко критиковал умаление роли епископов и петровские указы о церковных вотчинах. Духовенство своей епархии он заставил принести присягу себе лично как архиерею. Когда по вступлении на престол Екатерины I при дворе стали раздаваться критические голоса против реформ Петра, Феодосий решил, что наступило время для решающего удара по своему сопернику, Феофану, и в Святейшем Синоде начался период непрекращавшихся интриг. Опираясь на консервативные настроения в иерархии, придворных кругах и правительстве, он использовал для нападок на Феофана иеромонаха Савватия, который сообщил Синоду, что в Псково–Печерском монастыре в небрежении хранятся иконы без серебряных окладов. Донос по такому в сущности пустячному поводу мог, однако, весьма повредить Феофану как епархиальному архиерею, поскольку его отношение к иконам уже давно возбуждало подозрения. Но обвинение в «ереси» рухнуло, как только выяснилось, что относительно икон распорядился архимандрит Маркелл Родышевский, судья псковского архиерейского дома. Феофан же, этот «типический наемник и авантюрист», хотя и «умный и ученый», жестоко отомстил своему сопернику, совершенно уничтожив его [483] . Князь М. Щербатов считал, что Феофан «был совершенно ослеплен тщеславием» и что его трактат «Правда воли монаршей» является «памятником лести и подобострастия» [484] . Феофану удалось не только опровергнуть выдвинутые против него Феодосием обвинения; в своем защитительном письме он дал подробное перечисление вышеназванных злоупотреблений Феодосия как епархиального архиерея, особо упомянув о его отрицательных высказываниях в адрес царствующей императрицы и ее фаворита А. Д. Меншикова. 27 апреля 1725 г. Феодосий был арестован. Когда против него начался процесс, то оказалось, что из–за его высокомерия у Феодосия не осталось друзей в Святейшем Синоде. 11 мая 1725 г. по указу императрицы он был сослан в Корельский монастырь, а 2 сентября этого же года последовал указ Святейшего Синода о лишении его епископского и священнического сана; 5 февраля 1726 г. Феодосий скончался в монастыре простым «чернецом Федосом» [485] .

483

Флоровский. С. 89, 90. О Феодосии Яновском: Титлинов, в: РБС; Чистович. Феофан Прокопович; Морошкин, в: Русс. ст. 1887; «Дело» Феодосия Яновского см.: Русс. арх. 1864. 2; ОДДС. 5. № 125. Дополнение 2. С. 25; о его критике в адрес Петра I и мероприятий последнего относительно церковных вотчин: Чистович. Ук. соч. С. 148; Феодосий очень редко посещал заседания Синода и уклонялся от подписания протоколов: Рункевич. История Русской Церкви (ук. лит. к § 2–4). 1. С. 147, 167. См. также: Рункевич. Алекс. — Невская лавра. СПб., 1913, где собран большой материал о Феодосии.

484

Schtscherbatow. "Uber Sittenverderbnis. S. 35.

485

См. прим. 230; а также: ПСЗ. 4. № 4717; ПСПиР. 5. № 1542; ОДДС. 5. № 199; Есипов. Чернец Федос, в: Люди старого века. СПб., 1880; Соловьев. 18. С. 315.

Феофан победил, однако поводов для триумфа было мало. За его назначением первым вице–президентом Святейшего Синода последовало назначение Феофилакта Лопатинского, архиепископа Тверского, члена Синода с 1723 г., вторым вице–президентом, который и возглавил оппозицию Феофану в Синоде. Вскоре она настолько усилилась, что стало возможным назначение в Синод Ростовского архиепископа Георгия Дашкова. Последний во всех отношениях являл собой полную противоположность Феофану: великоросс по происхождению, без какого бы то ни было образования, он был приверженцем старомосковской партии и противником петровских реформ. Он походил на Феофана лишь в одном: был, как и тот, ловким и неутомимым интриганом. Он поддерживал тесную связь с окружением первой супруги Петра I царицы Евдокии, прежде всего с Долгорукими, которые при Петре II оказались весьма близки ко двору. В начале своей карьеры Георгий Дашков приобрел расположение и доверие Петра I благодаря своему участию в подавлении восстания в Астрахани в 1706 г. В то время он был монахом астраханского Троицкого монастыря [486] . Став членом Святейшего Синода, Георгий Дашков тотчас начал борьбу против Феофана, положение которого заметно ухудшилось в связи с новыми назначениями в Синод. Сперва это был архимандрит Лев Юрлов — великоросс, как и Дашков, и друг последнего, который с мая месяца (1727 г. — Ред.) был епископом Воронежским. В июне того же года членом Святейшего Синода стал находившийся на покое бывший митрополит Крутицкий Игнатий Смола. В 1721 г. в наказание за почести и какие–то услуги, оказанные им монахине Елене (бывшей царице Евдокии), он был перемещен на Иркутскую кафедру, но затем по его просьбе ему разрешили удалиться в Нилову пустынь. Теперь же усилиями вновь окрепшей при Петре II старомосковской партии он был назначен митрополитом Коломенским и членом Святейшего Синода [487] . Для Феофана эти годы были критическими. Лишь своему незаурядному уму и чрезвычайной энергии он обязан тем, что смог пережить их и в конце концов, при императрице Анне Иоанновне, выйти победителем в этой борьбе.

486

Чистович. Георгий Дашков, в: Прав. об. 1863. 1. С. 45; Корсаков. Воцарение Анны Иоанновны. С. 55–57; ср.: Чистович. Феофан Прокопович. С. 185, 229, 247 и др.; Захаров. Старорусская партия; Морошкин. Феофилакт Лопатинский.

487

Чистович. Феофан Прокопович. С. 185, 225, 392; Соловьев Н. Сарайская и Крутицкая епархия, в: Чтения. 1894. 3. С. 105, 109 (к биографии Игнатия).

Сначала его авторитет как ближайшего сподвижника Петра в деле реформ был сильно поколеблен критикой реформ при дворе Екатерины I [488] . Затем, после образования 8 февраля 1726 г. Верховного Тайного совета, и ухудшилось положение Святейшего Синода в целом: он превратился в подчиненный орган. В меморандуме Верховного Тайного совета от 16 марта 1726 г. в § 13 говорится, что в своих «ведениях» (т. е. уведомлениях) Сенату Синод должен сообщать только о текущих делах, по поводу которых уже имеются указы и заключения, а «о новых каких делах никаких указов Синоду самим не выдавать, но наперед обо всем Ее Императорскому Величеству доносить в Верховном Тайном совете, и что о сем постановится, о том Синоду объявить и первый указ о том отправить к ним за Ее Императорского Величества собственною рукою». Далее следуют указы о разделении Синода на апартаменты, что суживало его права и компетенцию [489] . Тем самым падало и значение первого вице–президента Святейшего Синода. Противники Феофана решили воспользоваться отсутствием у него поддержки в Верховном Тайном совете и вновь выдвинули старое обвинение по поводу икон. На этот раз к делу был привлечен архимандрит Маркелл Родышевский, который представил записку из 48 пунктов с обвинениями Феофана в ереси и протестантизме. Речь шла о том, что Феофан–де презирает православие, считает истинными только лютеранскую веру и Аугсбургское исповедание (Confessio Augustana), не почитает ни Божией Матери, ни святых, а иконы называет идолами; кроме того, он якобы в неприличных выражениях отзывался об императрице и ее фаворите Меншикове. В свою защиту Феофан написал целый трактат, в котором он опровергал пункт за пунктом эти обвинения [490] . Победа и на сей раз оказалась на стороне Феофана, а его противник был препровожден в Петропавловскую крепость.

488

Павлов–Сильванский Н. Мнение верховников о реформах Петра Великого, в: Сочинения. 2. СПб., 1910. С. 373–401.

489

ПСЗ. 7. № 4830; ср. ПСПиР. 5. № 1469 (указ Екатерины I о своей самодержавной власти от 28 января 1725 г.), 4919, 4925. О подчинении Святейшего Синода новому органу см.: Протоколы, в: Сборник. 55. С. 97. Ст. 13; Барсов. Святейший Синод. С. 432. О назначении новых членов Синода Верховным Тайным советом см.: Сборник. 55. С. 384, 481, 428; 63. С. 481, 509, 793; ОДДС. 7. № 105, 107, 262; ПСЗ. 7. № 5034.

490

Дело о Феофане Прокоповиче, в: Чтения. 1862. 1. С. 1–92; Чистович. Дело Маркелла Родышевского, в: Прав. об. 1864. 9. С. 9–48; он же. Феофан Прокопович. Гл. 10–12. Критику Маркеллом «Духовного регламента» и его обвинения в адрес Феофана см.: Верховской. 2. С. 85 и след.