История Русской Церкви (1700–1917 гг.)
Шрифт:
Петр I издал большое количество указов, направленных на организацию школ [1344] . Так, указ от 28 февраля 1714 г. предписывал создание «цифирных школ» для «персон» всех сословий с целью обучения их чтению, письму и арифметике. Таким образом, согласно царскому указу, посещать эти новые светские школы должны были также сыновья дьячков и подьячих [1345] . Впрочем, и до издания этого указа находились епископы, убежденные в необходимости школ для детей всех сословий, но в особенности, разумеется, для будущих священнослужителей. Черниговский епископ Иоанн Максимович (1697–1712) открыл в 1700 г. для духовенства славяно–латинскую школу. То же сделал Ростовский митрополит Димитрий Туптало (1702–1709). В Тобольске около 1703–1704 гг. Сибирским митрополитом Филофеем Лещинским (1702–1712, 1715–1728) была основана славяно–русская школа. Смоленский митрополит Дорофей Коротков учредил в 1715 г. славяно–латинскую школу. Все названные епископы были выходцами из Малороссии и выпускниками Киевской духовной коллегии. Уже со времен митрополита Петра Могилы (1633–1646) в Киеве и Киевской епархии было много сделано для просвещения духовенства, уровень которого здесь был гораздо выше, чем в Московской Руси. Среди великорусских епископов единственным, кто заботился об открытии школ, был Новгородский митрополит Иов (1697–1716), который организовал славяно–греческую школу в Новгороде, а в епархии — еще более десяти школ. Во всех этих школах обучение велось без какого–либо твердого плана [1346] .
1344
ПСЗ. 4. № 2186, 2308; 5. № 2778, 2971, 2979, 3171, 3175 (все
1345
ПСЗ. 5. № 2778; ср. № 2971; Доброклонский. 4. С. 200. Епифаний Тихорский, епископ Белгородский (1722–1731), также весьма интересовавшийся школьным вопросом, открыл цифирную школу в своем архиерейском доме в Белгороде (Лебедев. Харьковский коллегиум, в: Чтения. 1885. 4. С. 5–8, 20). Позже, 19 мая 1724 г., Сенат предложил Святейшему Синоду объединить цифирные школы с епископскими; Синод, однако, отклонил это предложение на том основании, что епископские школы в епархиях еще не открыты; объединение произошло только в Новгородской епархии, где уже имелись такого рода школы (ПСПиР. 4. № 1262). Тогда же, в 1724 г., известный уже нам Посошков (см. § 15, 16) подал Петру I свой трактат, где также говорилось о необходимости школ для просвещения приходского духовенства и даже прилагался их учебный план: сверх чтения и письма еще пение и изучение богослужебных книг (Книга о скудости и богатстве. М., 1911. С. 7 и след.).
1346
Прилежаев, в: Христ. чт. 1877. 1. С. 331 и след.; Смирнов (1855). С. 72 и след.; Лебедев. Ук. соч. С. 20; Пекарский. Наука и литература при Петре Великом. 1 (1862). С. 113, 133 и след.; Можаровский (1868). С. 19–29.
Основы для создания духовных училищ в России были заложены лишь «Духовным регламентом», в котором отразились взгляды не только Феофана Прокоповича, но отчасти и самого Петра I. Вопросы образования освещены во 2–й части «Регламента», в разделе «Дела епископов», а также в разделе «Домы училищные и в них учители, и ученики, и проповедники».
В разделе «Дела епископов» «Духовный регламент» дает указания об учреждении епархиальных училищ. В § 9 здесь сказано: «Велми ко исправлению Церкви полезно есть сие, чтоб всяк епископ имел в доме или при доме своем школу для детей священнических или и прочих, в надежду священства определенных» [1347] . Таким образом, для подготовки священников рекомендовалось открывать школы, доступные для юношей всех сословий, а не только духовного. Ниже еще будет речь о том, как сами церковные власти постепенно превратили школы, предназначавшиеся для обучения будущего духовенства, в сословные учебные заведения, закрыв доступ в них для представителей других сословий. В «Духовном регламенте» нет никаких указаний по поводу организации и учебных планов этих школ, которые в XVIII в. часто назывались «архиерейскими школами». Говорится только, что молодые люди, успешно окончившие курс, должны быть рукоположены в священники; «и аще кто от них монашеский чин изберет, то в архимандриты или игумены». «А если епископ неученого в оной школе человека поставит в священники или в монашеский степень, минув ученого, и без вины правильной, то подлежит наказанию, яковое определено будет в Духовном коллегиум» (§ 10). Епископу предоставлялось право после надлежащего испытания исключать из школы негодных учеников (§ 9). «Но дабы не было роптания от родителей ученических за великий оных кошт на учителя оного и на покупание книг, тако ж и на пропитание сынов своих, далече от дому своего учащихся, подобает, чтоб ученики и кормлены, и учены были туне и на готовых книгах епископских. А чтоб сие могло статься, рассуждение есть такое: от знатнейших в епархии монастырей брать всякого хлеба 20–ю долю, да от земель церковных, где суть, всякого же хлеба брать 30–ю долю» (§ 11). «А самого учителя или учителей довольствовал бы епископ кормом и денежною ругой из архиерейской казны как по рассуждению места определит Духовное коллегиум» (§ 13). Из сравнения этих установлений с разделом «Домы училищные» ясно, что имеются в виду начальные школы, которые давали бы самое элементарное общее образование. Так как организация и руководство духовными школами поручались епископам, то на местах они в значительной мере оказались в зависимости от кругозора и способностей того или иного епархиального архиерея, а также от степени его интереса к этим вопросам.
1347
Духовный регламент. Ч. 2. Пункты 9, 10; Домы училищ. Пункт 22. Уже 31 мая 1722 г. указом Святейшего Синода было предписано основывать епископские школы согласно с принципами «Духовного регламента» (ПСЗ. 6. № 4021).
Разделу «Домы училищные» Феофан Прокопович предпосылает пространное введение с выспренними рассуждениями о пользе школ и учения для государства и Церкви. «Дурно многие говорят, что учение виновное есть ересей… Убо учение доброе и основательное есть всякой пользы как отечества, так и Церкве, аки корень и основание. Но сие накрепко наблюдать подобает, чтоб было учение доброе и основательное». Ведь бывали и «мечтательные учения», под которыми Феофан подразумевает казуистику католической схоластики, а отчасти и абстрактное философствование. Им Феофан противопоставляет «прямое учение» в целях практической пользы. После такого введения он формулирует 22 правила, на которых следует строить преподавание в академии, т. е. в таком учебном заведении, где наряду с общим образованием должно даваться также специальное богословское, необходимое для будущих учителей духовных школ. Эти правила относились не только к высшим богословским школам, или академиям, но и к средним духовным школам, позднее получившим название семинарий.
Такие школы, по мнению Феофана, следует открывать постепенно. «Не надобе исперва многих учителей, но первой год довольно единого или двоих, которые бы учили грамматике, си есть язык правильно знать латинский, или греческий, или оба языка» (правило 1). С увеличением числа классов «большее число и учителей придастся», имеющих соответствующее специальное образование. Во главе учебного заведения стоит ректор и префект. Полномочия ректора велики: «Если кто от учителей противен покажется академическим уставам, и непреклонен наставлению ректорскому, такового ректор объявит в Духовное коллегиум, и по следовании отставлен или наказан будет по рассуждению» (правила 2, 3, 11 и 12). Правило 13 гласит, что для контроля над преподавателями «можно и фискалов определить, которые бы насматривали, все ли во академии порядочно». В начале занятий учитель должен объяснить ученикам, какую пользу они извлекут из учения, «дабы ученики имели больше охоты учиться». Очень важно было дать учащимся представление о том, какие преимущества могло предоставить каждому образование. Молодое поколение того времени стремилось любым способом избежать учебы, в этом их поддерживали и родители. Не только в первые годы, но и в течение всего XVIII столетия нередки были побеги учеников из школ и семинарий.
Учебный план, составленный Феофаном, в целом ориентировался как на образец на программу Киевской Духовной Академии конца XVII — начала XVIII в. Начинает Феофан, как ни странно, с плана для старшего класса. «В богословии собственно приказать, чтоб учено главные догматы веры нашея и закон Божий. Чел бы учитель богословский Священное Писание и учился бы правил, как прямую истую знать силу и толк писаний; и вся бы догматы укреплял свидетельством писаний». Кроме того, он должен использовать сочинения отцов Церкви, «которые прилежно писали о догматех». Для разъяснения догматов «зело полезны деяния и разговоры Вселенских
В общую программу следующие предметы («классы»): 1) грамматика вместе с географией и историей, 2) арифметика и геометрия, 3) логика и диалектика, 4) риторика («купно или раздельно с стихотворным учением»), 5) физика и «краткая метафизика», 6) политика («краткая Пуффендорфева, аще она потребна судится быть, и может она присовокупиться к диалектике») и, наконец, 7) богословие. «Первые шесть, — по рассуждению Феофана, — по году возьмут, а богословие два года». Таким образом, учебный план был рассчитан на восемь лет, а точнее — на восемь классов. Но если принять во внимание методы обучения того времени, станет ясно, что только от прилежания и способностей учеников зависело, сумеют ли они одолеть программу за положенные восемь лет. Феофан рекомендует также обучение латинскому и греческому языкам, «если будут учители». В школах как для учителей, так и для учащихся необходимо создать библиотеки (правило 8).
Особое значение имеет правило 14, из которого явствует, что при разработке проекта Петр I и Феофан имели в виду надсословную школу. Здесь говорится: «Должны все протопопы, и богатшие, и инии священницы детей своих присылать в академию. Мощно тоеж указать и градским лучшим приказным людям, а о дворянах, как собственная воля будет Царского Величества». И далее: «Место академии не в городе, но в стороне, на веселом (т. е. живописном. — И. С.) месте угодное, где несть народного шума, ниже частой оказии, которые обычно мешают учению и прилежное учение возмущают» (правило 19). Весьма подробно высказывается Феофан о внутренней организации академии (правило 22 с 26 указаниями). По возможности вне города строится дом «образцом монастыря», в котором наряду с учебными классами должны быть также жилые помещения для учителей и учеников. Последних следует селить по возрасту. В одном помещении могут проживать до 10 учеников. Кровати необходимо иметь складные, чтобы днем их нельзя было использовать для отдыха. В XVIII в. во многих семинариях это предписание действительно выполнялось — главным образом потому, что спальные комнаты из–за недостатка помещений часто использовались днем для классных занятий. В каждом помещении д'oлжно иметь особого надзирателя, или префекта, который обязан следить за поведением семинаристов. В качестве воспитательного средства он располагает для младших розгами, а для средних и старших классов — увещаниями и угрозами. О серьезных проступках следует сообщать ректору, которому принадлежит «верховная власть» над всеми, но прибегать к исключению непослушных и нерадивых учеников ему разрешается лишь в крайних случаях. Семинарист не смеет отлучаться из школы ни при каких обстоятельствах; в первые три года — вообще никуда, т. е. даже домой в каникулы. При хорошем поведении и успехах в учении в более старших классах предоставляются короткие отпуска к родным. Посещение ученика родными дозволялось. Несомненно для упрочения репутации школы Феофан советует угощать таких посетителей подобающими кушаньями и питием. Возраст принимаемых учеников ограничивается: не младше 10, но не старше 15 лет, «а выше того разве за прошением честных лиц, свидетельствующих, что отрок и в доме родительском жил в страси и добром насмотрении».
Видимо, Феофан отдавал себе отчет в том, что его строгая воспитательная система требовала некоторого смягчения. Поэтому он рекомендует мероприятия, «что здравию полезно есть и скуку отгоняет». «На всяк день два часа определить на гуляние семинаристам… А гуляние было бы с играми честными и телодвижными… которые с потехою подают полезное некое наставление. Такое, например, есть водное на регулярных судах плавание, геометрические размеры, строение регулярных крепостей и прочая». В Петербурге учащимся можно показывать достопримечательности столицы, например, загородные царские дворцы. «В трапезе чтение будет ово историй воинских, ово церковных… о мужах, в учении просиявших, о церковных великих учителях, тако ж и о древних и нынешних философах, астрономах, риторах, историках и пр.». Успевающие ученики должны получать награды. По большим праздникам семинаристы развлекаются «гласом мусикийских инструментов; и сие не трудно, ибо первого токмо нанять мастера, а от него наученные охотные семинаристы должны будут и других научить». В академии подобает быть церкви и больнице.
Каждый семинарист, достигший полной зрелости («пришедший в совершенный разум») приносит присягу на верность императору. Окончивших курс ректор не отпускает из семинарии, «пока прежде не обвестит до Коллегиум духовнаго (т. е. Святейшего Синода. — И. С.), а Коллегиум презентовать оных будет Царскому Величеству». В епархиях выпускники семинарий должны иметь преимущество перед не имеющими образования. В заключение раздела Феофан замечает, что его проект устройства «училищных домов» носит предварительный характер: «И можно впредь будет придумать больше или от иноземных лучших семинариов информации приискать».
В течение всего XVIII столетия вплоть до XIX в. и даже после школьной реформы 1808–1814 гг. «Духовный регламент» служил для Святейшего Синода и епископов основой их взглядов на систему духовного образования. Вот почему здесь так подробно было изложено содержание этого первого документа об учреждении духовных школ.
б) Опираясь на положения «Духовного регламента», епископы приступили к организации в своих епархиях духовных школ. К 1725 г. были открыты следующие учебные заведения. Феодосий Яновский, некогда помогавший митрополиту Иову при устройстве школ в Новгороде, основал в 1721 г. семинарию при Александро–Невском монастыре в Петербурге. Тогда же открыл в столице собственную семинарию и Феофан Прокопович [1348] . В том же 1721 г. епископ Питирим устроил семинарию в Нижнем Новгороде. В следующем году возникли школы в Твери и Белгороде; в 1723 г. — в Казани, Коломне, Вятке, Суздале, Холмогорах; в 1724 г. — в Рязани и Вологде. Уже в 1721 г. при Святейшем Синоде возник и центральный орган — Контора школ под руководством архимандрита Гавриила Бужинского, советника Святейшего Синода. По представлению Синода Петр I повелел 19 ноября 1721 г., чтобы дети духовных лиц учились в епархиальных училищах, а не в цифирных школах. Это повеление, вышедшее в виде указа Святейшего Синода, явилось первым шагом на пути превращения духовных школ в учебные заведения, предназначенные исключительно для детей из духовного сословия. 31 мая 1722 г. Святейший Синод издал как дополнение к «Духовному регламенту» особый устав епархиальных школ. В нем рекомендовалось, за недостатком подходящих учителей, использовать при обучении детей священнослужителей, готовившихся к принятию священства, только что изданный учебник для начальных школ. Автором этого букваря был сам Феофан Прокопович. Недостаток в учителях, как о том еще будет речь, давал о себе знать и позднее.
1348
О школе при Александро–Невском монастыре см.: Рункевич (1913). С. 241–251. Школа Феофана, «Карповская семинария» (ибо находилась на берегу речки Карповки, тогда еще в окрестностях Петербурга), содержалась им на собственные средства (Чистович. Феофан Прокопович. С. 631 и след.). «Правила» этой школы см. там же. С. 723–727 и в ТКДА. 1866. 5. С. 77–84; кроме того: Морозов. С. 272 и след.; Пекарский. 1. С. 501. Феофан открыл эту школу еще до упомянутого указа Святейшего Синода 1722 г.; она просуществовала до 1738 г., а затем была объединена с Петербургской (Александро–Невской) семинарией (Чистович. 1857. С. 47 и след.; Рункевич. Ук. соч. С. 516). Харлампович (1. С. 692–694) на основании архивных данных сообщает некоторые интересные подробности: Феофан отдал под школу свой дом, но на содержание ее выдал только 157 руб.; гораздо большие суммы он тратил на свой фруктовый сад и рыбные пруды. Преподавание было построено по канонам пиетистов Галле (Wotschke Th. Der Pietismus in Moskau, в: Deutsche wissenschaftliche Zeitschrift f"ur Polen. 1930. S. 86, цит. по: Stupperich. Staatsgedanke (см. библиогр. к § 1). S. 93).