История Русской Церкви. Том 3. История Русской Церкви в период постепенного перехода ее к самостояте
Шрифт:
Все ли известные нам сочинения Григория Самвлака написаны им в России в последние двенадцать лет его жизни (1407–1419) или некоторые написаны прежде, в других местах его служения святой Церкви, определить нет возможности, потому что те же самые сочинения, которые в одних рукописях надписываются именем Григория мниха и пресвитера или игумена Пантократоровой обители, в других – надписываются именем Григория, архиепископа Российского, а некоторые проповеди, составленные им еще на родине, он мог произнесть и в России. Будучи призван быть первосвятителем православной Церкви в земле Литовской, где многие, начиная с самого великого князя Витовта, исповедовали римскую веру, Григорий, кроме того что в одной из проповедей, только что нами приведенной, вооружается против употребления латинянами опресноков в таинстве Евхаристии, написал еще особую статью о вере немецкой. Здесь он перечисляет до 35 пунктов несогласия латинян с православными в вере, обрядах и жизни. Этот перечень, составленный на основании подобных греческих перечней, но с некоторыми дополнениями, мог служить руководством для православных, чтобы предохранять себя от заблуждений и нововведений Римской Церкви.
Кроме трех первосвятителей конца XIV и 1-й половины XV столетия, распространявших в России свет духовного просвещения, который принесли они с собою из Греции и Сербии, были тогда у нас писатели и из числа наших соотечественников, получивших образование в самой России. Двое из них, именно преподобный Кирилл Белоезерский и Симеон, владыка Новгородский, оставили писания в учительном роде.
Первому принадлежат три послания к русским
В послании к великому князю московскому Василию Дмитриевичу (1399–1402) святой Кирилл прежде всего выражает свою радость и скорбь – радость о христианском смирении князя, обращающегося к нему, такому грешному иноку, с просьбою о молитве, а скорбь о своем недостоинстве и, упомянув о частых милостынях князя обители, дает обещание со всею своею братиею молиться за него, и за его семейство, и за всех христиан, врученных ему от Бога. Потом поучает князя его обязанностям: «Ты же, господине, сам ради Бога внемли себе и всему княжению твоему, в котором поставил тебя Дух Святой пасти люди Господни... Великой власти ты сподобился от Бога, тем более ты должен и воздавать Ему. Воздай же Благодателю долг, храня Его святые заповеди и уклоняясь всякого пути, ведущего на пагубу. Как на кораблях: если ошибется наемный гребец, вред от того бывает небольшой плавающим с ним, но если ошибется кормчий, тогда творит пагубу всему кораблю, – так, господине, бывает и с князьями. Если из бояр кто согрешит, он творит напасть не всем людям, но только себе, а если согрешит сам князь, он причиняет вред всем людям, ему подвластным. Храни себя, господине, со многою твердостию в добрых делах... Возненавидь всякую власть, влекущую тебя ко греху, имей непреложный помысл благочестия и не надмевайся временною славою к суетному шатанию... Бойся, господине. Бога, истинного царя, и блажен будеши...» Наконец, святой Кирилл убеждает великого князя примириться с князьями суздальскими.
Послание к можайскому князю Андрею Димитриевичу, в области которого и находилась Белоезерская обитель, святой Кирилл написал (1408 или 1413 г.) в ответ на его послание, извещавшее о чудесах Богоматери. По этому случаю святой старец дает такие наставления князю: «И ты, господине князь Андрей, видя человеколюбие и милосердие Господа нашего Иисуса Христа, Который отвел от нас гнев Свой и явил милость Свою народу христианскому по молитвам Пречистой Госпожи Богородицы, Матери Своей, помни то, что ты властелин в своей отчине и поставлен от Бога унимать людей от лихого обычая. Смотри, чтобы суд творили правильно, как пред Богом, чтобы не было, господине, ни поклепов, ни подметов, чтобы судьи не принимали посулов, а были довольны своими оброками... Внимай себе, господине, чтобы в твоей отчине не было корчмы, ибо от нее великая пагуба душам: христиане пропиваются, а души их гибнут. Также, господине, чтоб не было у тебя мытов, ибо то куны неправедные. А где перевоз, там прилично дать труда ради. Также, чтоб не было, господине, ни разбоя, ни татьбы в твоей отчине, и если не уймутся от своего злого дела, то вели наказывать их по мере вины их. Унимай также подвластных тебе людей от скверных слов и ругательства, ибо все это прогневляет Бога... А христианам, господине, не ленись управу давать сам – то вменится тебе свыше от Бога... А в церкви стойте, господине, со страхом и трепетом, помышляя себя стоящими как бы на небеси, потому что церковь называется земным небом и в ней совершаются Христовы Таинства. И себя блюди особенно: стоя в церкви, беседы не твори и не говори ни одного слова праздного и, если увидишь кого-либо из вельмож своих или из простых людей, беседующего в церкви, возбраняй им, ибо все то прогневляет Бога. И ты, господине князь Андрей, о всем том внимай себе, ибо ты глава и поставлен от Бога властителем над подчиненными тебе христианами».
В послании к звенигородскому князю Георгию Димитриевичу (прежде 1422 г.) святой Кирилл сначала утешает и наставляет князя по случаю болезни его супруги. «А что, господине, скорбишь о своей княгине, которая лежит в недуге, то это поистине есть Божие смотрение и человеколюбие к вам, чтобы вы исправились. И вы рассмотрите себя и испытайте самые сокровенные свои дела, которые знает только Бог и вы, да и покайтесь в том от всей своей души, чтобы перестать. Ибо, господине, если кто творит милостыни и велит молить за себя Бога, а сам не перестает от недобрых дел своих, то нет ему пользы и Бог не благоволит от такого приношения. Рассмотрите ж себя и исправьтесь совершенно, тогда, если обратитесь к Богу, и я, грешный, поручусь, что Он простит вам благодатию Своею все согрешения ваши и избавит вас от всякой скорби, а твою княгиню сотворит здравою... Если она останется в недуге своем, то ведай, господине, что верно ради добродетелей ее Бог хочет упокоить ее от маловременной и болезненной жизни в оном нестареющемся блаженстве. А ты не скорби, видя ее отходящую в бесконечный покой, в светлость святых, в неизреченную славу Божию... Впрочем, мы надеемся на милость Божию, что не оскорбит тебя Господь, но благодатию Своею помилует и утешит тебя...» В остальной части послания святой старец умоляет князя, чтобы он не приезжал к нему в обитель: «А что ты, господине князь Юрий, писал ко мне, грешному, что издавна жаждешь видеться со мною, то ради Бога не делай этого и не приезжай к нам. Знаю, что придет на меня искушение за грехи мои, если поедешь ко мне. Извещаю тебя, что ты не увидишь меня: покинув монастырь, пойду прочь, куда Бог наставит. Ибо, господине, вы ожидаете, что я здесь и добрый, и святой, а поистине я окаяннее и грешнее всех людей и исполнен всякого стыда... Рассуди и то, что твоей отчины нет в нашей стране, и, следовательно, если ты поедешь сюда, то все начнут говорить: „Только для Кирилла поехал...“
Симеон, архиепископ Новгородский (1416–1431), был пастырь учительный и мудрый. «Слава Богу, давшему нам таковаго святителя, – говорили о нем новгородцы, – могущаго управити своя дети и поучати словесы духовными, ового кротостью, иного обличением, иныя же запрещением». Под его именем сохранились два поучения: одно о молитве, доселе не изданное, а другое, сказанное псковичам, внесенное в летописи и заключающееся в следующих немногих словах: «Вы, благородные и честные мужи, знаете, что, если кто воздает честь своему святителю, честь та восходит к Самому Христу, от Которого вы надеетесь принять мзду сторицею и наследовать жизнь вечную. Посему, чада, воздавайте честь своему святителю и отцам вашим духовным, наставникам вашего спасения со всякою покорностию и любовию. Не испытывайте их ни в чем и не прекословьте наставникам своим, но смотрите за самими собою, укоряйте и судите самих себя, плачьте о своих грехах, ищите с болезнию своего спасения. Не похищайте чужого, не радуйтесь бедам и напастям братии своей. Не мудрствуйте о себе и не гордитесь, но со смирением повинуйтесь отцам своим духовным как православные христиане, живущие под законом Божиим. Церкви Божией не обижайте: она не должна быть обижаема ни от кого и ничем. И не вступайтесь ни во что церковное, что только изначала, при прежде бывших Новгородских епископах шло епископий в дом Божий святой Софии: ни в земли, ни в воды, ни в суды, ни в печать, ни во все пошлины церковные. А если кто вступится в церковное, вы, чада, устранитесь от того и сведите вину с души своей, чтобы не подвергнуться ответственности по правилам святых апостолов и святых отцов. Всяк должен блюстися гнева Божия, призывать на себя милость Божию, плакать о грехах своих и не присваивать себе чужого».
Несколько более дошло от того времени сочинений в историческом и повествовательном, или описательном, роде. Разумеем жития четырех наших подвижников XIV в.: Стефана Пермского, Сергия Радонежского, Димитрия Прилуцкого и Алексия митрополита, одно путешествие во Иерусалим и два сказания о Флорентийском Соборе.
Житие святого Стефана, епископа Пермского, написано вскоре после его смерти (1396) бывшим сотоварищем его в ростовском Григорьевском монастыре
Рассуждая об изобретении разных алфавитов, Епифаний между прочим говорит: «Как много лет многие философы греческие собирали и составляли греческую азбуку и едва уставили, едва сложили после многих трудов и времен! А пермскую грамоту один чернец сложил, один составил, один учинил, один калугер, один мних, один инок, приснопамятный епископ Стефан, один и в одно время, а не во многие времена и лета, как они (греки), один в уединении, один, у единого Бога прося помощи, один, одного Бога на помощь призывая... И таким образом один инок, к одному Богу моляся, и азбуку сложил, и грамоту сотворил, и книги перевел в немногие лета при помощи Божией. А там семь философов во многие лета едва азбуку сложили, а семьдесят мудрецов переложили и перетолковали книги с языка еврейского на греческий. Посему я думаю, что русская грамота досточтимее еллинской. Ту сотворил муж святой, Кирилл Философ, а греческий алфавит составляли еллины, некрещеные и еще язычники. Потому же и пермская грамота, которую сотворил Стефан, важнее еллинской. Там Кирилл, здесь Стефан: оба были мужи добрые, и мудрые, и равные мудрованием; оба одинаково подъяли равный подвиг, и оба потрудились ради Бога: один для славян, а другой для пермян, как два светлые светила, просветили народы... Но Кириллу Философу много пособлял брат его Мефодий – или грамоту слагать, или азбуку составлять, или книги переводить. А Стефану никто не обрелся помощником, кроме единого Господа Бога нашего... Если кто спросит греческого книжника: „Кто вам сотворил грамоту или книги переложил и в какое время это случилось?“, то редкие из них могут дать ответ и немногие знают. А если спросить русских грамотеев: „Кто вам сотворил грамоту и книги перевел?“, то все знают и скоро дадут ответ: „Святой Константин Философ, называемый Кирилл, он нам сотворил грамоту и книги перевел с греческого языка на русский с братом своим Мефодием, который был впоследствии епископом Моравским...“ И если также спросить пермянина: „Кто избавил вас от работы идолослужения, кто сотворил вам грамоту и переложил книги?“, то с жалостью и радостию, с великим тщанием и усердием скажут: „Добрый наш дидаскал Стефан, который не только просветил нас святым крещением, во тьме идолослужения сидящих, но и озарил святыми книгами, обильно испущая сугубые лучи благодати... Он научил нас понимать грамоту и разуметь книги; он сам, один, сложил нам азбуку, он один сотворил нам грамоту, гадал, думал, составлял, и никто ему не помогал, никто не научал и не исправлял...“ и т. д.
В «Плаче пермском» есть места довольно сильные по чувству и трогательные. Когда, повествует Епифаний, находившиеся при святом Стефане возвратились из Москвы в Пермь с его ризницею, книгами и другими вещами и возвестили о его кончине, тогда все начали вопиять: «Горе нам, братие! Как остались мы без доброго господина и учителя! Горе, горе нам. Как лишились мы доброго пастыря и правителя!.. Мы лишились доброго попечителя и ходатая за нас пред Богом и людьми. К Богу он молился о спасении душ наших, а пред князем ходатайствовал о жалобе нашей, и о льготе, и о пользе, был теплым заступником за нас пред боярами, начальниками и властями мира сего, многократно избавлял нас от насилия и работы, облегчал нам тиунскую продажу и тяжкие дани. Сами разбойники новгородские – ушкоинницы – покорялись его увещаниям, чтобы не воевать на нас. А теперь мы разом лишились всего: не имеем ни теплого молитвенника к Богу, ни теплого заступника пред людьми. О, как и откуда постигло нас такое бедствие! Мы стали поношением для соседей наших – иноязычников: лопи, вогуличей, югры и пинеги. О епископе наш добрый! – говорим к тебе, как к живому, о добрый подвижниче правой веры, о священнотаинниче и богопроповедниче, проповедавший нам Бога и поправший идолов, честной наш вождь и наставник! Если бы мы потеряли злато или сребро, то и другое обрели бы вместо потерянного. А лишившись тебя, другого такого не найдем. Куда зашла доброта твоя, куда сокрылась от нас? Куда отошел от нас, а нас оставил сирыми, пастырю наш добрый!.. Кто же утешит печаль, постигшую нас? К кому прибегнем, на кого воззрим, где услышим сладкие твои словеса, где насладимся твоей душеполезной беседы?.. Зачем отпускали мы тебя в Москву, где почил ты? Лучше бы было нам, если бы гроб твой находился в земле нашей и пред очами нашими. Тогда великое было бы утешение сиротству нашему; как к живому: мы приходили бы к тебе и просили бы у тебя благословения... За что же обидела нас Москва? Это ли ее правосудие? Она имеет у себя митрополитов и святителей, а у нас был один епископ, и того к себе взяла, и ныне мы не имеем даже гроба епископского. Один у нас был епископ; он же нам был и законодатель, и креститель, и апостол, и проповедник, и благовестник, и исповедник... Помолись же, преподобниче, к Господину жатвы, да изведет делателей на жатву твою и да будут эти делатели добры, непостыдны, право правящие слово истины... О преподобный наш отче, святой епископе Стефане! Если и преставился ты от нас телом, то не отступай от нас духом; если и далеко от нас гроб твой, но молитва твоя да будет всегда с нами; если мощи твои далеко отстоят от нас, то благословение твое да будет близ нас, и посреди нас, и на нас присно».
Житие преподобного Сергия Радонежского составлено тем же самым учеником его и отцом духовным, который прежде написал житие святого Стефана Пермского. В предисловии к новому своему сочинению Епифаний говорит, что он начал собирать сведения о преподобном спустя год или два после его смерти (1392) и в продолжение двадцати лет записывал эти сведения частию в свитках, частию в тетрадях без всякого порядка, что потом несколько лет он колебался, писать или не писать житие святого старца, и решился на это, когда прошло уже 26 лет после кончины преподобного, а между тем никто другой не начертал его жизнеописания в назидание потомству (следовательно, в 1418 г.). При составлении жития Сергиева автор пользовался тем, что видел своими глазами и слышал из уст самого Сергия, его келейника, его старшего брата Стефана и других старцев, бывших очевидцами угодника Божия. В этом житии, как прежде в житии святого Стефана Пермского, Епифаний, изображая жизнь святого от его рождения до смерти, по местам говорит о предметах сторонних, только соприкосновенных, например об основании некоторых монастырей. Входит в рассуждения и соображения: например, сказав, как святой Сергий еще во утробе матери троекратно прокричал в церкви, представляет из Священного Писания и Чети-Миней целый ряд подобных примеров, показывающих, что Бог избирает некоторых еще от чрева матери для особенного служения. Влагает в уста преподобного Сергия и других лиц слова, беседы, молитвы, поучения: например, поучение к братии по возведении преподобного в сан игумена, поучение по случаю недостатка съестных припасов в обители. Вообще, новое сочинение Епифания по своему характеру очень похоже на прежнее, но, будучи написано спустя около двадцати лет, представляет следы большей зрелости писателя и гораздо менее растянуто и витиевато, не в такой степени многоречиво. Кроме жития преподобного Сергия, и, кажется, гораздо прежде, Епифаний написал похвальное Слово ему, которое, вероятно, читалось братии в день его кончины. Здесь, после довольно длинного предисловия, сочинитель кратко излагает жизнь святого старца, в общих чертах изображает его свойства, прославляет его подвиги, говорит о его смерти и погребении и передает весьма многословное и наполненное текстами Библии сетование над его гробом осиротевших его учеников. Слово это составлено вообще очень неудачно.