История русской литературной критики. Советская и постсоветская эпохи

Дубин Борис Владимирович

Однако эта слабость компенсировалась пафосом и эстетическим утопизмом, что резко отличало левых художников и критиков как от рапповцев с их политиканством, бюрократизмом, эстетическим рутинерством и подчиненностью партийным структурам, так и от перевальцев с их идеологической неангажированностью и эстетическим традиционализмом. Заслуга левых художников и критиков состоит в том, что для новой эпохи они смогли предложить новую эстетическую программу. Программу утопичную, что стало ясно еще во время расцвета левого искусства середины 1920-х, но в ситуации отсутствия какой бы то ни было программы у РАППа и кризиса традиционного либерального проекта «Перевала» позицию «Нового ЛЕФа» можно рассматривать как несомненный вызов. Прежде всего, эстетический.

В 1928 году журнал решительно вышел за пределы литературы, обратившись к фотографии [589] , музыке [590] , кино [591] и театру [592] , к эстраде [593] и живописи [594] . Эстетические поиски в этих искусствах способствовали обновлению эстетического репертуара в литературе. Новолефовцы активно выступали по всем текущим вопросам литературной политики: против Переверзева [595] — поддерживая РАПП — и против рапповского «живого человека» [596] ;

против перевальской «гармонии», критикуя попутчиков Леонова и Олешу, кузнеца Бахметьева, рапповцев Фадеева, Панферова и Семенова [597] . Литературную полемику «Новый ЛЕФ» вел в самых разнообразных формах — вплоть до поэтических (как, например, стихотворения «Венера Милосская и Вячеслав Полонский» Маяковского, «Литературный фельетон» и «Боевая тревога» Ник. Асеева [598] ). Вызовом было обновление самих форм критики.

589

См.: Брик О. М. От картины к фото // Новый ЛЕФ. 1928. № 3.

590

См.: Кашницкий В. Умная музыка // Новый ЛЕФ. 1928. № 10.

591

См.: Кулешов Л. Экран сегодня// Новый ЛЕФ. 1927. № 4; ЛЕФ и кино // Новый Леф. 1927. № 11–12; Арватов Б. Киноплатформа // Новый ЛЕФ. 1928. № 3; Третьяков С. Чем живо кино // Новый ЛЕФ. 1928. № 5.

592

См.: Чужак Н. Театральная политика и новый театр // Новый ЛЕФ. 1927. № 4; Терентьев И. Антихудожественный театр // Новый ЛЕФ. 1928. № 9.

593

См.: Брик О. М. Легкий жанр // Новый ЛЕФ. 1928. № 2.

594

См.: Арватов Б. Почему не умерла станковая картина // Новый ЛЕФ. 1927. № 1; Он же. Современный художественный рынок и станковая картина // Новый ЛЕФ. 1928. № 2.

595

См.: Перцов В. Против Переверзева // Новый ЛЕФ. 1928. № 2; Тренин В., Никитин М. В ожидании методологии // Новый ЛЕФ. 1928. № 5; Гриц Т. По поводу проф. В. Ф. Переверзева // Новый ЛЕФ. 1928. № 6; Перцов В. Марксизму) в литературоведении // Новый ЛЕФ. 1928. № 7.

596

См.: Чужак И. Вместо заключительного слова: О новом, живом и гармоническом // Новый ЛЕФ. 1928. № 4.

597

См.: В. Ш. Преступление эпигона («Преступление Мартына» Бахметьева) // Новый ЛЕФ. 1928. № 4; Незнамов П. Советский Чуркин («Вор» Л. Леонова) // Новый ЛЕФ. 1928. № 4; Брик О. М. Разгром Фадеева // Новый ЛЕФ. 1928. № 5; Незнамов П. Драдедамовый быт («Наталья Тарпова» С. Семенова) // Новый ЛЕФ. 1928. № 6; Брик О. М. Симуляция невменяемости («Зависть» Ю. Олеши) // Новый ЛЕФ. 1928. № 7; Незнамов П. Деревня красивого оперения // Новый ЛЕФ. 1928. № 8.

598

Новый ЛЕФ. 1927. № 5, 6.

И хотя футуризм желтой блузы и эпохи первого «ЛЕФа» остался в истории, девиз «Нового ЛЕФа» может быть передан словами Родченко:

Искусству нет места в современной жизни. Оно еще существует, поскольку есть романтическое маньячество и живы люди красивой лжи и обмана. Вести борьбу против искусства как опиума должен каждый современный культурный человек [599] .

Этот просвещенческий пафос (искусство = религия) нашел наиболее последовательное воплощение в теории «литературы факта». Откристаллизовавшаяся в 1927 году, она оформилась как последний масштабный манифест левого искусства в сборнике 1929 года «Литература факта». Книга стала своего рода «лебединой песней и… апофеозом авангарда, который, приняв социализм и допустив кончину искусства, теперь заявляет еще и о конце литературы» [600] . Теория литературы факта пришла на смену раннему производственничеству, идеи которого разделяли все левые течения — от Пролеткульта до ЛЕФа. «ЛЕФ», а затем «Новый ЛЕФ» повторяли как мантру положение о том, что «метод ЛЕФа стоит на границе между эстетическим воздействием и утилитарной жизненной практикой. Это пограничное положение ЛЕФа между „искусством“ и „жизнью“ предопределяет самую сущность движения» [601] . Суть теории сформулировал Сергей Третьяков:

599

Родченко Л. Против суммированного портрета за моментальный снимок // Новый ЛЕФ. 1928. № 4. С. 14.

600

Заламбани М. Литература факта: От авангарда к соцреализму. СПб.: Академический проект, 2006. С. 11.

601

Перцов В. График современного ЛЕФа // Новый Леф. 1927. № 1. С. 15.

Невыдуманную литературу факта Леф ставит выше выдуманной беллетристики, отмечая рост спроса на мемуар и очерк в активных слоях читателей, и протестует против того, что до сих пор в издательствах хорошая статья, требующая поездок, изучения и подбора материала, оплачивается вдвое ниже, чем ординарнейшая новелла беллетриста, для реализации которой нужен только палец, чтоб ее высосать [602] .

Теория литературного фактографизма стала синтезом основных идей левого искусства:

602

Третьяков С. С Новым годом! С «Новым лефом»! // Новый Леф. 1928. № 1. С. 2.

• жизнестроительный пафос: в литературе факта лефовцы видели реализацию основной активистской установки авангарда на «перенесение центра внимания литературы с человеческих переживаний на организацию общества» [603] ;

• массовизм и отказ от «творческой индивидуальности» (лозунг Осипа Брика «Против „творческой“ личности») [604] : «Партия все время в неустанном соприкосновении с текущими фактами формулирует очередные лозунги и директивы. Эти директивы охватывают все большую поверхность политических и общественно-бытовых взаимоотношений. Одиночке писателю смешно и думать о своей философской гегемонии рядом с этим коллективным мозгом революции. Сфера писательской проблематики все суживается. Еще немного, и писателю по „учительской“ линии уже нечего будет делать» [605] ;

603

Чужак Н.

Писательская памятка // Литература факта. М.: Федерация, 1929. С. 21.

604

Брик О. Против «творческой» личности // Литература факта. С. 75–78.

605

Третьяков С. Новый Лев Толстой // Литература факта. С. 30–31.

• отказ от интуитивизма во имя рационализма: «Профессиональное писательство (это, впрочем, относится и ко всем другим видам искусств) представляет собою корпорацию кустарей, работающих на фетишизированном материале, фетишизированными приемами и свято оберегающих эти приемы от всякого рационализаторского воздействия» [606] ;

• конструктивизм и утилитаризм: «Нам сейчас нужно искать шефство для сегодняшней литературной работы не у мастеров эстетического воздействия в прошлом, но в реальных задачах, которые ставятся перед мастерством слова сегодня» [607] , поскольку «мы живем в эпоху социального плана и социальной директивы. От хаоса, от бессознательного нащупывания нужных путей мы переходим к сознательному их проектированию в любой области, не исключая и искусства […] И вот тут-то привычные навыки и методы писателя вступают в конфликт с плановостью и директивностью» [608] ;

606

Он же. Продолжение следует // Литература факта. С. 263.

607

Перцов В. Культ предков и литературная современность. С. 157, 165.

608

Третьяков С. Продолжение следует // Литература факта. С. 263.

• завороженность материальностью: идея «биографии вещи», сформулированная Сергеем Третьяковым: «Не человек-одиночка, идущий сквозь строй вещей, а вещь, проходящая сквозь строй людей, — вот методологический литературный прием, представляющийся нам более прогрессивным, чем приемы классической беллетристики» [609] ;

• техницизм, формализм, «обнажение приема»: «Писатель-выдумщик — это шаман, и бедный читатель против него беззащитен», поскольку у беллетристов «полностью отсутствуют в их практике какие-либо проверенные приемы, дающие любому читателю контролировать их тематику» [610] ; «Революция литературной формы — неотвратная задача дня. Лишь борьба с пошлячеством и фетишизмом выведет из тупика литературу. Только полное свержение мертвых эстетик закрепит подвиг живого мастерства» [611] ;

609

Он же. Биография вещи // Литература факта. С. 70.

610

Чужак Н. Литература жизнестроения // Литература факта. С. 57.

611

Чужак Н. Литература жизнестроения // Литература факта. С. 65.

• неприятие традиций «мелкобуржуазной беллетристики», «эпигонов художества» и «красного реставраторства»: «Беллетристика — опиум для народа» [612] , «большая часть новейшей литературы» работает на «читателя-обывателя» [613] ; «То, чем для литературной эпохи Пушкина был французский язык, теперь для литературных заданий пролетариата представляет собой примерно классическая художественная литература» [614] ;

612

Он же. Писательская памятка // Литература факта. С. 28.

613

Он же. Литература жизнестроения // Литература факта. С. 63.

614

Перцов В. Культ предков и литературная современность. С. 164.

• неприятие «реализма» и «психоложества»: «нынешние „учебствующие у классиков“ расписывают „страдание пролетарских Вертеров“ во внеслужебные часы» [615] .

Едва ли не по всем этим позициям «Новому ЛЕФу» противостояли как «традиционалисты» из «Перевала», так и «эпигоны» из РАППа с их эстетическим ретроградством («искусство как мышление образами», «теория живого человека», «учеба у классиков»). Резкая критика лефовского фактографизма раздавалась со страниц «Известий» (Полонский), «Красной нови» (Лежнев, Горбов), «На литературном посту» (Авербах, Либединский, Фадеев, Ермилов). Последний, в частности, утверждал, что «такая дикая теорийка может возникнуть лишь в среде тех межеумочных социальных прослоек, которые давно потеряли всякую возможность построить что-либо, похожее на целостное мировоззрение» [616] . С развернутой критикой литературы факта выступил Валентин Асмус, утверждавший, что эта теория лишает искусство философской глубины; понимает «факт» плоско; ошибочно полагает, что фактографизм является залогом «объективности», тогда как он сам является продуктом манипуляций и «фабрикации фактов» и, наконец, не признает, что вымысел является одним из важнейших орудий познания [617] . Статья в «Красной нови» красноречиво называлась «Фетишисты факта» [618] .

615

Третьяков С. Биография вещи. С. 67.

616

Ермилов В. Творческое лицо МАППа // Творческие пути пролетарской литературы. Сб. 1. М.-Л.: ГИХЛ, 1928. С. 137.

617

Асмус В. В защиту вымысла. Литература факта и факты литературы // Печать и революция. № 11. Подобная же дискуссия велась и в киноведении в связи с теорией «киноправды» Дзиги Вертова.

618

Красная новь. 1929. № 7.

Если споры о «литературе факта» в целом велись в эстетической плоскости, то дискуссия о «социальном заказе» вылилась в том же 1929 году в открытое идеологическое противостояние. Проблема «творчества по заказу» всегда остро стояла в советской литературе. Однако именно в лефовской теории «социального заказа» она впервые стала предметом не только сетований отдельных писателей, но публичной дискуссии [619] . Если в пролеткультовских теориях автор необходим как «медиум класса», как «активный проводник коллективного сознания»; если в рапповской доктрине ему отводилась роль «выразителя партийной линии» — то в лефовской теории его роль пассивна и стерта. Автор «выключен» из сферы идеологического творчества и всецело переключен в область «мастерства» и «умения», а потому политически «безответственен»:

619

См.: Добренко Е. Формовка советского писателя. С. 97–116.