История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
Шрифт:
славянизмов. Когда для одного и того же понятия существуют два
слова – славянское и русское, – то для высокого стиля следует
предпочесть славянское, в то время как для низкого следует
употреблять только разговорные выражения.
Язык Ломоносова, без сомнения, устарел. Прежде всего это
произошло в результате развития языка разговорного: нередко
именно самые смелые ломоносовские народные речения и кажутся
нам наиболее устаревшими. Славянские дубликаты
тоже постепенно были отброшены, хотя в поэзии они надолго
пережили падение классицизма. Но более всего уста рел
ломоносовский синтаксис. К тому же из-за того, что Ломоносов, как
и Кантемир, иногда применяет свободу в расположении слов, которая
впоследствии была отменена, его синтаксис носит следы чрезмерного
влияния латинских и немецких конструкций. Отсюда его
приверженность к чрезмерно длинным периодам, и характерная
манера – кончать предложение глаголом. Тем не менее значение его
как законодателя и фактического основателянового русского
литературного языка не может быть переоценено.
Метрическая реформа Ломоносова заключается во введении
вместо старого силлабического стихосложения системы, основанной
на равносложной акцентированной стопе.
Эта система в значительной мере есть усвоение просодии,
введенной в немецкий язык Опицом и усовершенствованной
Флемингом, Грифиусом и непосредственным образцом Ломоносова –
Гюнтером. Как просодист Ломоносов ниже Тредиаковского и
Сумарокова, он не создал хорошей теории, чтобы оправдать свои
реформы. Но сила его собственного примера, его собственная
поэтическая практика увлекла всех. Его «мощная строка» установила
такой уровень стиха, который был лучше любой теории, и его
догматические правила стали законом для русской поэзии.
Во второй половине XIX века стало модно принижать
ломоносовскую поэзию и даже отказывать ему в титуле поэта. Но
XVIII век считал его великим поэтом, не только «русским
Малербом», но и «русским Пиндаром», – и мы теперь недалеки от
возвращения к такому взгляду. Как и положено классицисту, он четко
разделял роды поэзии, и стиль его дидактических посланий
отличается от стиля од. В Посланияхон пользуется чистейшим
русским языком, и хотя подчиняется тогдашней моде на парафразу,
передает свою мысль с почти научной точностью. Знаменитое
послание О пользе стекла, над которым в XIX веке смеялись из-за
прозаической темы, могло бы стать главой из учебника, настолько
точен его язык. Но главные поэтические произведения
его оды, духовные и торжественные. Они не являются выражением
индивидуального опыта; тут звучит идеальное выражение чувств и
стремлений нации или, во всяком случае, ее интеллектуальной элиты.
Торжественные оды восхваляют Петра Великого, русского
«культурного героя», и его дочь Елизавету – за то, что она
продолжает дело отца, которым пренебрегли его первые наследники.
Они славят русские войска и величие империи, но превыше всего
славят науку – и как познание, и как практическое применение. Они
призывают землю Российскую рождать «собственных Платонов и
быстрых разумом Невтонов», дабы она могла затмить своих западных
учителей. Но своего апогея как поэт Ломоносов достигает в
духовных одах. Они воодушевлены рационалистической концепцией
Бога-законодателя, проявляющего себя в великих и неизменных
законах природы. Оба Размышления о Божием величестве–
прекраснейшие образцы ломоносовской философской поэзии и той
мощи, с которой он широкими мазками набрасывает торжественные и
величественные картины природы. Но самый лучший образчик его
красноречия, его «мощной строки» и его «странно счастливого»
поэтического языка – замечательная Ода, выбранная из Иова.
И особенно те главы, где ревнивый Бог Ветхого Завета со всей силой
убедительности превращается в лейбницианского Законодателя
вселенной.
3. ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНАЯ И ЛИРИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ
ПОСЛЕ ЛОМОНОСОВА
Если Ломоносов был отцом новой русской цивилизации, то
отцом профессионализма в русской литературе был Александр
Петрович Сумароков (1717–1777). Он родился в Москве, в хорошей
дворянской московской семье, воспитывался в Петербургском
кадетском корпусе, где приобрел совершенное знание французского
языка и близкое знакомство с французским классическим
образованием. Сумароков не был ни аристократическим дилетантом,
как Кантемир, ни ученым профессором, как Тредиаковский и
Ломоносов; он был первый в России джентльмен, дворянин,
избравший своей профессией литературу. Он писал много, писал
регулярно, особенно в тех жанрах, которыми пренебрег Ломоносов.
Самыми важными его произведениями являются пьесы, но и в
недраматическом роде он сделалмного интересного. Его басни –
первый опыт в том жанре, которому было суждено особенно
процвести в России. Его сатиры, в которых он иногда имитирует