История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции
Шрифт:
При такой организации является чистая кристаллизация идеи и полная очистка площадей от всякого мусора прошлого.
Нужно поступить со старым – больше чем навсегда похоронить его на кладбище, необходимо очистить их сходство с лица своего» (Искусство. 1919. № 1—2).
Многое из того, о чём декларировал К. Малевич, было усвоено либеральной группой поэтов. При этом эта группа поэтов очень любила власть, нет, она не угождала властям, но очень любила получать дары от властей, тиражи книг, поездки за границу, которая тут же замечала, что здесь, за границей, поэты-эстрадники говорят совсем иное, то, что утверждают за границей. Так двойственная жизнь поэтов не способствовала укреплению их таланта, а, наоборот, расшатывала то, что дано было от Бога. Посмотрите, как Вознесенский воспевал личность Ленина в поэме «Лонжюмо» (1962—1963):
…из спешной повседневностимы входим в Мавзолей,в кабинет рентгеновский,вне сплетен и легенд, без шапок, без прикрас,и Ленин,А потом как яростно отрицал всё, что им было написано по этому поводу.
Но в это время один за другим появилась большая группа русских поэтов, которая через несколько лет определила поэтическую платформу русской литературы. О появлении стихотворений Юрия Панкратова начиная с 50-х годов написал Юрий Кузнецов: «Его дебют был поистине ошеломляющим. Его стихотворение «Страна Керосиния» (сатира на соцсистему, ещё тогда!) стремительно обошло огромную читательскую массу вплоть до лагерей. Людям хотелось свежего слова, и они его услышали. Правда, за свою лихую сатиру поэт сильно получил по шапке от властей предержащих, но, однако, устоял. Порвал со своим окружением (Евтушенко, Ахмадулина) и стал держаться особняком, отдавшись целиком поэзии… Его маленькое стихотворение «Пастух» выдерживает сравнение с античной классикой. Слово он чувствует на вкус, на звук, на запах, он как бы осязает слово» (Панкратов Ю. Стихотворения. М., 1995. С. 3). О Ю. Панкратове много писали, много спорили, ему прислали много писем, в том числе и Борис Пастернак, предсказавший, что его вкус и его смелая, «до конца договариваемая искренность, единственный источник настоящего творчества, – тому залогом». Печально то, что Ю. Панкратов также не выдержал испытания временем, стихи утратили боевой дух, а сам он опустился до того, что написал донос на главную редакцию издательства «Современник» в ЦК ПК КПСС, о чём немало было разговоров в литературной среде, резко критически оценившей этот поступок.
Существовала негласная и отвратительная система составления поэтических сборников: в это время, например, В. Костров, составляя антологию «Русская поэзия. ХХ век», включил в неё четыре стихотворения Владимира Фирсова (1937—2011), патриота, яркого лирика, влюблённого в Россию, на первых порах его опекал А. Твардовский, он издал много книг, и в молодости он много сделал в поэзии, занимал твёрдую позицию в литературной борьбе, а Е. Евтушенко, составляя антологию русской поэзии «Строфы века», В. Фирсова вообще не включил. Такой неистовой была литературная борьба.
О красоте природы, о любви, о преданности своей родине, о милосердии, о богатстве человеческой души, о мире романтической мечты и реалистической трезвости взгляда на окружающий мир написаны поэтические книги (добавляю к тому, что уже перечислял чуть ранее) Владимира Цыбина – «Медовуха» (М., 1960), «Пульс» (М., 1963), «Глагол» (М., 1970), Анатолия Передреева – «Судьба» (М., 1964), «Равнина» (М., 1971), Алексея Прасолова – «День и ночь» (1966), «Земля и зенит» (1968), «Во имя твоё» (1971), Владимира Семакина – «Лён колоколится» (М., 1971), Анатолия Поперечного – «Ярость-жизнь» (М., 1973), Анатолия Жигулина – «Костёр – человек» (1961), «Полярные цветы» (М., 1966), «Калина красная – калина чёрная» (М., 1979), «Соловецкая чайка» (М., 1979), Станислава Куняева – «Звено» (М., 1962), «Ночное пространство» (М., 1970), «Свиток» (М., 1976), «Путь» (М., 1982), Виктора Старкова – «Горы не любят слабых» (М., 1965), Николая Рубцова – «Звезда полей» (М., 1965), Валентина Сорокина – «Разговор с любимой» (Саратов, 1968), «Голубые перевалы» (М., 1970), «За журавлиным голосом» (М., 1972), «Огонь» (М., 1973), Владимира Туркина – «Секунды века» (М., 1966), Виктора Кочеткова – «Отзывается сердце» (М., 1975), «Моё время» (М., 1980), «Крик ночной птицы» (М., 1981), «Материнское окно» (М., 1983), Виктора Каратаева – «Славянка» (М., 1972), «Перекаты» (Архангельск, 1980), Владимира Фирсова – «Горицвет» (М., 1965), «Избранное» (М., 1975), – в стихах этих талантливых поэтов предстаёт полноценный мир России, природа её различных областей: тут и «глухая степь кагульская», тут и «полевые целинные станы», тут слышатся и журавлиные голоса, тут и озёрная Русь… Тут слышится и «раскалённое слово», тут глядят и вспоминают «материнское окно» и материнские слова, тут думают о чести, совести, долге, непримиримости к врагам и о преодолении слабости в горькие минуты, тут вспоминают и великих русских людей, исполнивших то, что завещано их талантом, то, что завещано им Судьбой. Олег Чухонцев начал свой творческий путь с публикации стихотворений в журналах «Юность» и «Молодая гвардия» в 1962 году. Острой официальной критике подверглись его стихи «Повествование о Курбском» (Юность. 1968. № 1) и «Кончина Ивана»… После этого скандала стихи печатались изредка лишь в журналах, первая книга стихов «Из трёх тетрадей» вышла лишь в 1976 году, в конце ХХ века он опубликовал сборники «Ветром и пеплом» (1989) и «Стихотворения» (1989). В предисловии «Лицо на групповом портрете» к сборнику «Стихотворения» Олег Чухонцев писал о начале своего творческого пути: «Представьте двадцатидвухлетнего автора с рукописью первой книги, медленно поднимающегося в скрипучем довоенном лифте… где этажом выше располагалось в начале 60-х годов издательство «Советский писатель»… представьте долгое, мучительное, бесконечное ожидание потом, ожидание, ставшее для молодого, а потом и не молодого автора бессрочным, потому что сигнальный экземпляр своего злополучного сборничка он получит через семнадцать лет, чуть ли не к сорока годам, а следующий – ещё через семь, и к своим пятидесяти – две тощие книжки – итог, прямо скажем, невпечатляющий, так что, говоря объективно, такого автора надо признать неудачником» (с. 12—13).
Особое место в русской поэзии занимают стихотворения Ольги Фокиной как певца Русского Севера, мира вологодской деревни. В 60-х годах одна за другой выходят её книги «Реченька» (1965), «А за лесом – что?» (1965), «Алёнушка» (1967), «Островок» (1969), «Маков цвет» (1978), «Буду стеблем» (1979) – и повсюду, в каждой книге – истоки образности – в народном творчестве, живой язык северорусского края, частушки, пословицы, поговорки. Борис Шергин и Сергей Викулов высоко оценили уже первые книги стихотворений Ольги Фокиной, преданной Русскому Северу.
Заметным явлением в русской поэзии ХХ века были стихи и поэмы Вячеслава Богданова (1937—1975). Родился он в деревне Васильевка Тамбовской области в крестьянской семье. Отец погиб на фронте в 1942 году. Окончил четыре класса, семилетка была далеко, за десять километров от деревни, поехал учиться в школу ФЗО в Челябинск, пятнадцать лет проработал слесарем по ремонту оборудования на металлургическом заводе, ходил в литературное объединение, всё время писал стихи. Первый сборник стихотворений «Звон колосьев» вышел в 1964 году, второй, «Голубой костёр», – в 1968-м, третий, «Гость полей», – в 1969-м. На одном из семинаров познакомился с Василием Фёдоровым, который, прочитав его стихи и услышав выступления, повсюду поддерживал его. Стихи В. Богданова – обо всём, что тревожит сердце русского человека:
…И кланяюсь я прошлому опять,Родной земле за все крутые были.Я в мир пришёл – творить,А не рыдать,Века и так к нам на слезах приплыли…Нам прошлое сегодня,Как броня,И в нас живут его земные боли…(Русь. 1973)Два истинных знатока русской поэзии Олег Михайлов и Вадим Кожинов дают приметы развития поэтического слова в это время. Олег Михайлов в книге «Верность. Родина и литература» (М., 1974) рисует обширную картину в именах и цитатах, выделяя В. Соколова, А. Передреева, Н. Рубцова, Б. Примерова как носителей русского самосознания: «В поэзии В. Соколова непрестанно ощущается ясность нравственной позиции, что, однако, никогда не становится нравоучением… Именно глубина – «земная, родимая» – сокрыта в поэзии В. Соколова. Благодаря этому и выразил он в своих стихах то особенное, характерное для нашей поэзии начало, имя которому – национальное, русское… Не случайно к нему сегодня обращается новое поэтическое поколение со словами уважения и выражением чувства преемственности…
В атмосфере знакомого круга,Где шумят об успехе своём,Мы случайно заметим друг друга,Не случайно сойдёмся вдвоём…Автор стихотворения («Поэту». – В. П.) А. Передреев близок В. Соколову школой стиха, традицией, подчас даже – тематикой. Но сегодня можно уже говорить о целой плеяде поэтов, которые вправе повторить слова А. Передреева. Ощущение связи времен, любовь к минувшему, вера в духовные ценности, простые и бесспорные, объединяют А. Передреева, О. Чухонцева, Н. Рубцова, Б. Примерова и многих других поэтов… У Рубцова ощущаешь способность поэта истинного: от какой ни на есть жизненной малости, памятного эпизода вдруг возвыситься до широкого, очень важного, оправданного обобщения. И то малое, что тревожило только его душу, заставляет и наши сердца биться с его сердцем в унисон. Память о родной деревне становится мыслью о России, напряжённым раздумьем и поисками духовности:
Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустноВо мгле над обрывом безвестные ивы мои!Пустынно мерцает померкшая звёздная люстра,И лодка моя на речной догнивает мели…Откуда рождается это впечатление света и величия? Очевидно, одной мысли ещё мало, мысль о Родине ведёт Рубцова к какому-то глубинному источнику лиризма… В сиюминутном, мгновенном, как бы в столпе света возникает обобщённый образ России, где воедино слились её вчера, сегодня и завтра. Таковы стихи Рубцова «Видения на холме», «Звезда полей», «Старая дорога», «Над вечным покоем» (с. 128—134).
Вадим Кожинов, представляя своего друга Станислава Куняева, писал, что Куняев, входя в литературу, дал увлечь себя громкой лирикой, пошёл за некоторыми популярными певцами, вошёл в круг Е. Евтушенко, А. Вознесенского, написал стихотворение «Добро должно быть с кулаками», ставшее весьма популярным в этом кругу, но годы спустя Куняев в одной из статей сказал, что эти стихи совершенно неинтересные, что здесь он пошёл за модной «словесно лихой, но абстрактной и безличной манерой». И вскоре отошёл от этого круга «эстрадной поэзии». Он вошёл в круг В. Соколова, Н. Рубцова, А. Передреева, в его стихах стала господствовать «тишина полуночная», когда поэт перебирает всё им написанное, что-то отбрасывает, что-то переделывает, обдумывает новую философию стиха. Он становится одним из ведущих поэтов «тихой лирики» (так условно было обозначено это направление, в отличие от «громкой лирики»). В его стихах появилось гражданское чувство, гражданские страсти, он занимался полезным общественным делом. «Открытая гражданственность целого ряда зрелых стихотворений Станислава Куняева, – писал Вадим Кожинов, – напротив, была лично пережита всем существом, была поистине выстрадана на долгом пути поэта. Это ярко выразилось в творческой истории стихов «Листья мечутся между машин»… Вначале оно было опубликовано со следующей концовкой: