История русской литературы XIX века. Часть 3: 1870-1890 годы

Коровин Валентин Иванович

10. Как проявляются в лирике Некрасова гражданские традиции русской поэзии XVIII в.?

11. Сделайте аргументированный вывод о новаторском характере поэзии Н. А. Некрасова.

Литература

Аникин В. Поэма Н. А. Некрасова "Кому на Руси жить хорошо". М., 1973.

Бойко М. Лирика Некрасова. М., 1977.

Евгенъев-Максимов В. Е. Жизнь и деятельность Н. А. Некрасова: В 3-х т. М.; Л., 1947–1952.

Корман Б. О. Лирика Н. А. Некрасова. Воронеж, 1964; 2-е изд. Ижевск, 1978.

Коровин В. И. Русская поэзия XIX века. М., 1983.

Краснов Г. В. "Последние песни" Н. А-. Некрасова. М., 1981.

Лебедев Ю. В. Некрасов и русская поэма 1840–1850-х годов. Ярославль. 1971.

Мостовская Н. Н. Храм в творчестве Некрасова // Русская литература. 1995. № 1. С. 194–202.

Пайков Н. Н. О поэтической эволюции раннего Некрасова (1838–1840) // Н. А. Некрасов и русская литература второй половины XVIII – начала XX веков. Ярославль. 1982. С. 3–23.

Розанова Л. A. Поэма Н. А. Некрасова "Кому на Руси жить хорошо". Комментарий. Л., 1970.

Сапогов В. А. Анализ художественного произведения: Поэма Н. А. Некрасова "Мороз, Красный нос".

Ярославль. 1980.

Скатов Н. Н. Некрасов: Современники и продолжатели. Л., 1973.

Чуковский К. Мастерство Некрасова. М., 1971.

Глава 7

А. А. Фет 1820–1892

Афанасий Афанасьевич Фет (Шеншин) – один из величайших русских лириков, поэт-новатор, смело продвинувший вперед искусство поэзии и раздвинувший его границы для тончайшей передачи мимолетных, неуловимых движений человеческого сердца.

Эстетический идеал Фета и его происхождение. Программные стихотворения и статьи

Формула "Фет – поэт чистого искусства" настолько прочно вошла в ценностный обиход советского литературного обывателя, настолько прочно укоренилась в школьных и вузовских учебниках по русской литературе, что понадобились напряженные усилия литературоведов, чтобы вытравить из этого штампа идеологический оценочный смысл, заложенный в него еще революционно-демократической критикой рубежа 1850–1860-х годов, и представить художественный мир этой поэзии в его подлинном виде. Но вот парадокс. Даже сегодня, когда Фет назван "одним из тончайших лириков мировой литературы" [34] , а в его таланте усматривают то "бетховенские черты", то "своеобразное моцартианство", близкое к гению Пушкина [35] , в ряде работ можно встретить обвинения Фета то в "эстетическом сектантстве" [36] , то в "воинствующем эстетизме" [37] , а то и в "цинично-шовинистическом пафосе" отдельных стихотворений [38] .

34

Благой Д. Д. Мир как красота // Фет А. А. Вечерние огни. М., 1971. С. 551.

35

Скатов Н. Н. Лирика А. А. Фета: (истоки, метод, эволюция) // Русская литература. 1972, № 4. С. 80.

36

Там же. С. 90.

37

Бухштаб Б. Я. А. А. Фет. Очерк жизни и творчества. Л., 1990. С. 37.

38

Кулешов В. И. // Вопросы литературы. 1975, № 9.

Причем, как правило, все эти обвинения звучат не столько по адресу Фета-поэта, сколько по адресу Фета – критика и публициста. Сложилось даже негласное правило отделять одно от другого: мол, "программные" выступления Фета гораздо слабее и, как следствие, тенденциознее, чем та же "программа", но воплощенная в художественную плоть его поэзии. Поэтому и статьи Фета по вопросам искусства, как правило, всегда цитируются лишь в отрывках, выборочно и сопровождаются стыдливыми оговорками комментаторов.

Между тем есть все основания полагать, что Фет явился создателем своей, вполне оригинальной эстетической системы. Эта система опирается на совершенно определенную традицию романтической поэзии и находит подкрепление не только в статьях поэта, но и в так называемых стихотворных манифестах, и прежде всего тех, которые развивают крут мотивов, восходящих к течению "суггестивной" поэзии ("поэзии намеков"). Среди этих мотивов пальма первенства, несомненно, принадлежит мотиву "невыразимого":

Как беден наш язык! – Хочу и не могу. – Не передать того ни другу, ни врагу, Что буйствует в груди прозрачною волною. Напрасно вечное томление сердец, И клонит голову маститую мудрец Пред этой ложью роковою. Лишь у тебя, поэт, крылатый слова звук Хватает на лету и закрепляет вдруг И темный бред души, и трав неясный запах; Так, для безбрежного покинув скудный дол Летит за облака Юпитера орел, Сноп молнии неся мгновенный в верных лапах.

Это позднее стихотворение Фета (1887), будучи рассмотрено в контексте отечественной романтической традиции, весьма прозрачно соотносится с двумя своими знаменитыми предтечами. Мы имеем в виду прежде всего "Невыразимое" В. А. Жуковского (1819)и "Silentium" Ф. И. Тютчева(1829–1830). Программный текст Фета вступает с ними в довольно напряженный творческий диалог-спор.

Вся первая строфа "Как беден наш язык…" – это сжатый пересказ тютчевского манифеста. Для сравнения: "Как сердцу высказать себя? // Другому как понять тебя? // Поймет ли он, чем ты живешь? // Мысль изреченная есть ложь. ‹…›" (Тютчев). И у Фета: "Не передать того ни другу, ни врагу, // Что буйствует в груди прозрачною волною ‹…› Пред этой ложью роковою". Но в тексте Фета этот пересказ оформляется уже как собственно "чужое слово", от которого автор стихотворения старательно дистанцируется. Слова тютчевского "Silentium" произносятся от имени "мудреца", склоняющего "голову маститую" "пред этой ложью роковою". Сарказм Фета очевиден. Тютчевская модель мира, в которой внутренний мир каждого человеческого "я" предстает чуть ли не кантовской "вещью в себе", объявляется роковым заблуждением мысли.

"Мудрецу" противопоставляется "поэт" – одна из любимых антитез Фета:

Лишь

у тебя, поэт, крылатый слова звук Хватает на лету и закрепляет вдруг И темный бред души, и трав неясный запах…

Здесь вновь знакомая реминисценция – теперь уже из "Невыразимого" Жуковского. Сравним: "Хотим прекрасное в полете удержать, // Ненареченному хотим названье дать – // И обессиленно безмолвствует искусство…" И опять цитирование поэтического первоисточника оборачивается внутренней полемикой с ним. Вместо "обессиленно безмолвствует", наоборот, "хватает на лету и закрепляет вдруг". Если в художественном мире автора "Невыразимого" творчество Поэта является бледным и несовершенным слепком творчества "природного художника", т. е. самого Творца (напомним, что в природе Жуковский по установившейся романтической традиции видит "присутствие создателя"), то в художественном мире Фета акценты расставлены точно наоборот. Власть Поэта поистине безгранична. "Крылатый слова звук" способен удержать в полете" прекрасное, "закрепить" его на лету, т. е. отлить его в ясные, пластические формы. Недаром слово Поэта сравнивается с летящим за облака орлом Юпитера и наделяется, следовательно, поистине магической, божественной властью над духовными процессами, протекающими как в сфере человеческой психики ("темный бред души"), так и в сфере природной жизни ("трав неясный запах"). Так Фет реабилитирует поэтическое слово, ставит его выше и божественного языка "дивной природы" (Жуковский), и языка философии, "мысли" (Тютчев), прежде бывших для большинства европейских романтиков недосягаемыми образцами творчества. Ибо только Поэту в материале слова подвластно дотворить до пластических, законченных форм "невыразимое", что не в состоянии была сделать ни аналитическая мысль "мудреца", ни "божественная душа" природы. Фет ставит перед поэзией поистине грандиозные, можно сказать, всемирные задачи. Здесь нет даже и намека на самодавлеющее любование словом, на поверхностное украшательство жизни. А, значит, нет и того, что именуется эстетизмом в собственном смысле этого термина. "Крылатый слова звук" призван в поэтическом мире Фета улучшить мир, сделать его гармоничнее, помочь пробить дорогу Красоте и явить ее духовному взору человека во всем блеске и совершенстве образной формы. Так в эстетике Фета создаются предпосылки для зарождения концепции "теургического" ("пересоздающего" или "преображающего") творчества, в дальнейшем получившей детальное обоснование в статьях Вл. Соловьева и А. Белого. Это, в свою очередь, означает, что наши представления о Фете как поэте "неуловимых душевных ощущений", "тонких", "эфирных оттенков чувства"-представления, сложившиеся еще в лоне критики "чистого искусства" [39] , нуждаются в серьезной корректировке.

39

Боткин В. П. Стихотворения А. А. Фета // Русская эстетика и критика 40–50-х годов XIX века. М., 1982. С. 482, 491 и др.

Эстетика Фета не знает категории невыразимого. Невыразимое – это лишь тема поэзии Фета, но никак не свойство ее стиля [40] . Стиль же направлен, в первую очередь, как раз на то, чтобы как можно рациональнее и конкретнее, в ясных и отчетливых деталях обстановки, портрета, пейзажа и т. п. запечатлеть это "невыразимое". В программной статье "О стихотворениях Ф. Тютчева" (1859) Фет специально заостряет вопрос о поэтической зоркости художника слова, вольно или невольно полемизируя с принципами суггестивного стиля Жуковского. Поэту недостаточно бессознательно находиться под обаянием чувства красоты окружающего мира. "Пока глаз его не видит ее ясных, хотя и тонко звучащих форм, – он еще не поэт" [41] . "Чем эта зоркость отрешеннее, объективнее (сильнее), даже при самой своей субъективности, тем сильнее поэт и тем веко-вечнее его создания". Соответственно, "чем дальше поэт отодвинет ‹…› от себя" свои чувства, "тем чище выступит его идеал", и, наоборот, "чем сильнее самое чувство будет разъедать созерцательную силу, тем слабее, смутнее идеал и бренней его выражение" [42] . Вот эта способность объективировать свои переживания прекрасного, слить их без остатка с материально насыщенной средой и позволяет с известной долей условности определить творческий метод Фета как "эстетический реализм".

40

История Всемирной литературы: В 8 т. Т. 7. М., 1991. С. 86.

41

Фет А. А. Сочинения. В 2 т. Т. 2. М., 1982. С. 146.

42

Фет А. А. Сочинения. В 2 т. Т. 2. М., 1982. С. 148.

Лирика Фета 1840–1850-х годов. чувство красоты и художественные способы его выражения

Определяя предмет поэзии в статье "О стихотворениях Ф. Тютчева", Фет настаивал на его избирательности. Искусство вообще и поэзия в частности не могут воплотить всех сторон предмета, например вкуса, запаха, всех особенностей формы и т. д. Да это и не нужно. Ибо поэзия есть не копирование предметов действительности, а их преображение. И такой основной преображающей силой жизни и выступает, согласно Фету, красота. "Целый мир от красоты" – формулы, подобные этой нередко встречаются в стихотворениях Фета. И творчество поэта, и творчество Бога он мыслит как порождение творчества Красоты. Поэт-романтик создает свой индивидуально-авторский миф о происхождении и развитии Вселенной. В нем Красота подменяет собой Бога и выступает в качестве демиурга Вселенной, преображающей мироздание силой, придающей временному, смертному, земному свойства вечного, бессмертного и божественного. А помощником красоты в этом непростом творческом акте выступает фигура подлинного мага и кудесника слова – Поэта. Следовательно, красота в художественном мире Фета представляет собой первооснову мироздания, является категорией онтологической, а не эстетической, что опять-таки не позволяет говорить о "воинствующем эстетизме" Фета.