История русской водки от полугара до наших дней
Шрифт:
(Заметим в скобках, что и в этом случае В. В. Похлебкин, будучи прав по сути, в деталях допускает досадные неточности, путая понятия «перегонка» и «передваивание», а также «двоеный» и «двойной». Впрочем, в данном контексте это непринципиально, тем более что мы уже на этом достаточно подробно останавливались в первой главе.)
Если во всем, что касается значения слова «водка», включая XVIII век, В. В. Похлебкин весьма убедителен, то применительно к XIX веку его рассуждения теряют стройность. Единственное, что можно отметить в его выводах, так это то, что
«к 70-м годам XIX века начинается медленное
Ниже станет ясно, что в последующих XIX и XX веках трансформация слова «водка» на этом не закончилась. Но и XVIII век не ограничился вышеприведенными значениями этого термина. Во-первых, имеются свидетельства, что водками в то время называли и кислоты. В своей книге «Первые основания металлургии, или рудных дел» Ломоносов подробно описывал способ получения и очистки «крепкой водки», как в то время называли азотную кислоту употреблявшуюся в «пробирном» деле.[156]
Неким отзвуком тех времен может служить сохранившееся до сих пор известное каждому школьнику название смеси концентрированных кислот — «царская водка». Во-вторых, похоже, что водкой уже начинают называть не только ароматизированные напитки, но и напитки, ранее называемые вином. В отчете об экспедиции Беринга приводится письмо капитана Алексея Чирикова, содержащее интересный рассказ о несчастьях, перенесенных им в море на одном из русских судов.
Обращают на себя внимание следующие строки:
«…понеже нам не на чем стало обстоятельство земли разведывать и к пропитанию своему в прибавок получать водки…»[157]
Трудно себе представить, что моряки получали «к пропитанию своему» элитные в то время ароматизированные водки.
Эта тенденция продолжилась и в XIX веке. Например, у М. Ю. Лермонтова читаем:
«Осетины шумно обступили меня и требовали на водку; но штабс-капитан так грозно на них прикрикнул, что они вмиг разбежались.
Ведь этакий народ! — сказал он, — и хлеба по-русски назвать не умеют, а выучил: „Офицер, дай на водку!“ Уж татары по мне лучше: те хоть непьющие …»[158]
И наконец, в-третьих, водка стала использоваться в качестве синонима спирта.
«Несколько сих животных, мною во спирте сохраняемых, были предназначены, чтоб в последствии времени дополнить то, чего я описать не мог. Но долговременное в водке пребывание и с места на место перемещения так испортили все утробные части, что они равномерно соделались мягкими, багровыми и изнуренными»[159]
Этот перевод сочинения господина Сонниния был сделан Г. А. Голициным в 1803 году, но, скорее всего, не ему принадлежит авторство смешения понятий спирта и водки. Переводчик просто пользовался терминологией, сформировавшейся в предыдущем столетии.
Но дополнения, сделанные к «Похлебкинской хронологии», носят лишь уточняющий характер и в соответствии с известным высказыванием «тенденции важнее фактов» практически не влияют на сложившуюся в то время терминологию.
В основном под водкой понимались напитки, полученные из хлебного вина дополнительной перегонкой с добавлением пряноароматического сырья или без него. Сахар при этом также мог как
«Не запрещается всякого чина и звания людям делать водки для своего обиходу как из выкуренного… вина, так и из покупного вина с казенных винных домов»[47] То есть все просто: вино «выкуривается», а водки из него «делаются».
Вот в этом достаточно узком и вполне конкретном значении слово «водка» просуществовало до середины девятнадцатого века.
А дальше накопившиеся к тому времени изменения в бытовой лексике привели к настоящей экспансии — по-иному не скажешь — этого дотоле вполне локального термина, в том числе и в специальной литературе.
Начиная приблизительно с шестидесятых годов XIX в. водкой начинают именовать практически все спиртные напитки-дистилляты, включая хлебное вино. Причем именно напитки, то есть водно-спиртовые смеси (обработанные дополнительно или необработанные), содержащие до ~50 % алкоголя, следовательно, пригодные для непосредственного употребления. Это изменение значения слова отчетливо прослеживается при сравнении книг по винокурению и производству водок, изданных до и после шестидесятых годов. Если в первых ни разу не встречается термин «водка» в значении «вино», то в книгах второй половины века — сплошь и рядом. Например, у Энгельмана (1827 г.)[98] ясно сказано:
«Хлебное вино есть известный общий напиток, который, не только повсеместно употребляется в наших Северных странах, но и в других иногда составляет одну из главных необходимостей».
Более того, Энгельман даже шотландский виски именует вином. Одна из глав его книги называется так: «О Шотландском винокурении в малых кубах особой формы, посредством которых, несмотря на чрезвычайные налоги, выгоняется великое количества вина с выгодою»[98]
В книге же Иноземцова (1863 г.) читаем нечто иное:
«В торговле известны различные соединения алкоголя с водою: водка различной крепости, очищенный винный спирт в 65–75 %, высший сорт очищенного винного спирта в 80–85 %, винный алкоголь в 90–95 % Траллеса»[56]
В тексте книги вообще ни разу не встречается термин «вино», хотя называется она «Продавец и приготовитель хлебного вина и разных спиртных напитков». Последнее обстоятельство свидетельствует о серьезной терминологической путанице, возникшей с расширением значения слова «водка». Путаница эта усугублялась еще и тем, что в официальных документах понятия «вино» и «водка» существовали в прежнем значении вплоть до «сухого закона» 1914 года, что было вполне логично — акцизы-то на вино и водку были разными. Однако в литературе, как специальной, так и художественной, а также в словарях слово «водка» приобрело расширенное значение.