История русской журналистики начала XX века

Махонина Светлана

К 17 октября в Петербурге Совет рабочих депутатов представлял значительную силу, и столичная пресса вынуждена была считаться с его решениями. Все типографии были в руках рабочих-наборщиков, от них зависела судьба газет, и, как раздраженно заявлял Витте, «по карманным соображениям все газеты революционизировали». Конечно, частная газета должна была учитывать материальные потери от постоянных приостановок, но редакторы и сотрудники понимали, что в революционные дни необходимо информировать население о происходящем, и старались сохранить жизнь своего издания любой ценой. Кроме того, общее недовольство российскими порядками, стремление их изменить, романтика революционного подъема увлекали журналистов, давали возможность писать острые обличительные материалы.

В начале октября в Петербурге

возник Союз в защиту печати. Инициатором его создания выступила газета «Наша жизнь», в ее помещении проходили первые заседания, потом они были перенесены в более просторную редакцию «Нового времени».

Основной вопрос, стоявший в центре внимания членов Союза, – вопрос о свободе печати. Ослабления цензурного гнета требовали все: и правые, и левые, и журналисты, и издатели. Но каждая группа изданий свободу печати понимала по-своему, поэтому обсуждение конкретных мер по ее обеспечению продвигалось медленно.

В сборнике статей «Свобода печати при обновленном строе», вышедшем в 1912 г., один из известных издателей Н. Ганфман в статье «Явочный период свободы столичной печати» рассказал о заседаниях Союза накануне Манифеста. В заседании участвовали представители газет «Биржевые ведомости», «Наша жизнь», «Неделя», «Новое время», «Новости», «Право», «Русская газета», «Русь», «Свет», «Слово», «Сын Отечества», «Юрист». Назвав имена присутствующих на заседании, автор распределил их по определенным группам, как принято было тогда среди деятелей прессы. Во-первых, группа «нововременцев» как символ правой печати, затем «радикальная пресса» – «Новая жизнь», «Право», «Русская газета», «Русь», «Сын Отечества». Отдельно указаны члены редакций журналов «Русское богатство», «Журнал для всех» и «Мир божий», представлявших левое крыло русских ежемесячников. В таком составе «комитет действия», как его называли, обязался следить за осуществлением свободы печати «явочным порядком», т. е. выпускать новые номера журналов и газет, не представляя их в цензуру.

Считалось, что подписать Манифест 17 октября 1905 г. Николая II заставил С. Ю. Витте. На самом деле таких людей было трое. Кроме Витте, это – беспартийный адвокат Г. Хрусталев-Носарь, возглавлявший Совет рабочих депутатов, и дядя царя Николай Николаевич.

Хрусталев-Носарь организовал всеобщую забастовку, начавшуюся с забастовки транспортников. Таким образом была парализована жизнь Петербурга. Одновременно с этим группа придворных требовала диктатуры, на роль диктатора выдвигали дядю царя Николая Николаевича, но тот, угрожая застрелиться на глазах у всех, потребовал подписания Манифеста, проект которого подготовил Витте.

Манифест 17 октября «Об усовершенствовании государственного порядка» обещал Конституцию, наделял законодательными функциями Государственную думу, провозглашал свободу слова, собраний, союзов, обещал неприкосновенность личности. Но Манифест был провозглашен без всякой подготовки. Страна растерялась, растерялись армия и полиция. Так как в Манифесте не было сказано о равноправии населявших Россию народов, во многих городах начались еврейские погромы, стреляли не только погромщики, но и боевые дружины самообороны, организуемые в еврейских кварталах. Армия начала делать свое дело – наводить порядок.

В 1905 г. трон был спасен, потому что часть народа еще стояла за монархию и защищала царя.

Либерально настроенная русская интеллигенция истолковала Манифест как долгожданную Конституцию, объявила революцию законченной.

17 октября в редакции «Слова» с нетерпением ждали царский Манифест, который был доставлен вечером. Сотрудник «Нового времени» А. А. Пиленко встал на возвышение и торжественно его прочитал. «Каждое из основных положений, устанавливающее начала конституционализма, было встречено горячими рукоплесканиями и криками восторга. Да, это Конституция – таков был единогласный и радостный отклик всех представителей печати без различия направлений». [15]

15

Свобода печати при обновленном строе. СПб., 1912. С. 49.

Союз

в защиту печати заседал 17 октября еще два раза, основным в повестке дня был вопрос о скорейшем выходе газет, приостановленных во время всеобщей стачки. Но переговоры с рабочим стачечным комитетом закончились неудачей, и газетам не удалось опубликовать даже текст Манифеста. Его опубликовал только «Правительственный вестник», а «Новому времени» пришлось отпечатать текст на машинке и вывесить в окне редакции. В Москве «Русское слово» И. Д. Сытина тоже было приостановлено по приказу Совета. И хотя рабочие сытинских типографий в забастовке не участвовали, в помещении газетной типографии был отключен свет, и станки не работали. Издание «Русского слова» было перенесено в книжную типографию, снабженную автономным энергоснабжением. Газета смогла опубликовать Манифест и выйти в свет, но газетным полосам пришлось придать книжный формат. [16]

16

Рууд Чарльз. Русский предприниматель, московский издатель Иван Сытин. М., 1996. С. 105.

19 октября к Витте отправились представители петербургских газет. От имени прессы говорил С. М. Проппер – издатель «Биржевых ведомостей». Он требовал удалить генерал-губернатора Петербурга Трепова – виновника расстрела 9 января, вывести из Петербурга войска, а охрану города поручить городской милиции. «Мы правительству вообще не верим», – заявил Проппер. До 22 октября, когда снова был разрешен выход газет, пресса сохраняла антиправительственные настроения.

Время с 17 октября до 24 ноября современники называли «медовым месяцем свободы печати». Сотрудники большинства газет и журналов упивались долгожданной свободой слова, выпускали номера изданий без цензуры, обсуждали самые острые темы.

Однако в это время легальная печать осталась один на один с Советами, которые по-прежнему не допускали выхода газет не социал-демократического толка, особенно в периоды забастовок, следовавших одна за другой. В связи с началом Декабрьского вооруженного восстания Московский Совет рабочих депутатов с 7 декабря запретил издание всех городских газет и распространение петербургских. Это вызвало резкий протест Союза печати, и «общее собрание Союза печати почти единогласно (возражала одна социал-демократическая „Новая жизнь“ в лице ее редактора Н. М. Минского, вышедшего после этого из Союза) постановило, что интересы всего общества и самого освободительного движения требуют, чтобы забастовки не распространялись на периодическую печать, и ввиду того, что рабочие хотели допустить только выход своих изданий, подчеркнуло, что принцип свободы печати требует, чтобы направление издания не играло никакой роли при решении вопроса о выходе его в свет» (выделено мной. – С.М.). [17]

17

Свобода печати при обновленном строе. С. 49.

Таким образом, в 1905 г. деятели русской журналистики подчеркивали, что основная цель периодики – информировать читателей о происходящих событиях и свобода прессы означает, в первую очередь, свободу выхода в свет любых изданий вне зависимости от их направления.

В это время привычный для русской журналистики принцип оценки издания только по его направлению утрачивает свою обязательность и повсеместность. В переломные моменты истории информационная роль журналистики выходит на первый план, опережает требование последовательности и чистоты направления. Тем более что в момент общественного подъема, всеобщего увлечения революционными настроениями различные оттенки идеологий, политических пристрастий, программ становятся плохо различимыми на фоне общего недовольства существующими порядками. В такое время трудно строго различать направления газет и журналов, отличающихся друг от друга только оттенками, нюансами, не всегда имеющими принципиальный характер.