История с продолжением

Белецкая Екатерина

– Хорошо, Пятый. Я всё сделаю, обещаю. А ты пообещай только одно, хорошо?

– Что?

– Сперва пообещай.

– Хорошо.

– Ты мне скажешь, откуда ты.

Пятый посмотрел на неё спокойным отрешённым взглядом.

– Скажу, – пообещал он, – может, даже покажу… А молебен вы можете заказать по Лину. Если хотите.

– На какое имя? – спросила Валентина. – Такого имени “Лин” в святках нет. И в русском языке – тоже.

– На любое. Бог и так поймёт, – Пятый прикрыл глаза – он очень быстро уставал.

– Ты ещё скажи – Бог своих знает… – пробормотала Валентина. Но Пятый не ответил – он уже спал. И видел…

* * *

В

тот день стёкла впервые за зиму разукрасил мороз. Лин и Пятый решили устроить себе прогулку – они больше года не были в центре города, поэтому, сев на автобус, они отправились куда глаза глядят, только бы не на окраину. Вышли они где-то неподалёку от Красной площади и принялись бродить по тихим промерзшим переулкам. Лин веселился вовсю, его страшно угнетало однообразие серых стен предприятия, поэтому он не упускал возможности вволю нарадоваться жизни. Он подкалывал прохожих, задавая тем совершенно идиотские вопросы, сновал от одной ярко освещённой витрины к другой, всматриваясь в содержимое и непременно высмеивая его: “Слушай, эта вот рыба… ты ешь рыбу, Пятый?… Нет?… Жаль, а то я бы посмотрел, как ты будешь ломать об неё зубы… А яблочка не хочешь?… Да ладно тебе, гипс высшего сорта…” Они нечувствительно миновали площадь Маяковского и, пройдя по Садовому кольцу, выбрались на Пресню. Около высотки Лин остановился, задрал голову, и принялся жадно всматриваться в окна верхних этажей.

– Ты чего? – спросил его Пятый. Лин стоял и смотрел. На него натыкались пешеходы, а он стоял и стоял, подняв бледное, такое молодое лицо к самому небу… и вдруг, опустив глаза, спросил:

– Слушай, а как же они там живут?…

– Лин, милый, пойдём отсюда. Как живут?… Ты про энергетику, что ли?

– Естественно.

– А вокруг, по-твоему, лучше? – Пятый слабо поморщился. – Мы же с тобой живём… А они – тем более, привыкли…

– И мы привыкли, – вздохнул Лин. – Пошли. Покурим в спокойной обстановке.

Парк Павлика Морозова они нашли быстро, хотя и не были раньше в тех краях. Посидев на лавочке, такой красивой и прочной, покурив, посмотрев на Белый Дом и сквер, они собрались уходить – время было вечернее, они уже порядком промёрзли, а ехать было далеко и долго – никак ни меньше часа. В сквере горели далеко не все фонари, но Пятый приметил на выходе из парка одиноко стоящий столб, фонарь на котором работал. “Если я пройду и он погаснет – сбудется, – внезапно подумал он. – А не погаснет – не сбудется”. Он даже себе не признался тогда, о чём была эта шальная и нелепая мысль. Они подходили к фонарю всё ближе и ближе. У Пятого внутри всё похолодело. Он и не пытался одёрнуть себя, мол, что за детские игры в “сбудется” – “не сбудется”… Они прошли мимо, Пятый оглянулся… и вдруг фонарь, доселе горевший ярко и празднично, мигнул и погас, словно свеча, задутая ветром. И тут у Пятого словно камень с души свалился.

– А вот я тебя! – заорал он, подскакивая к Лину и сталкивая того в ближайший сугроб. – Бей нахалов!

– А снегом в рожу… не желаешь?! – Лин, исхитрившись, зашвырнул Пятому в лицо пригоршню колючих снежных кристалликов. – Или лучше за шиворот?…

Потом, прежде чем идти в метро, они долго отряхивали друг друга, стараясь привести одежду в некое подобие порядка, но всё равно люди оборачивались и смотрели вслед этой странной парочке, одетой в мокрые, старые вещи. Худые, с давно не стриженными

волосами, но с удивительно счастливыми лицами, не обременёнными такой простой и насущной заботой – выживать, чтобы жить. Даже Пятый, хотя и не улыбался, в отличие от Лина, был в тот день счастлив. По-настоящему счастлив. Всего лишь потому, что погас фонарь.

* * *

Лена заступила на дежурство в шесть утра – Валентина попросила её приехать немного пораньше. Пятый спал. Лена померила ему температуру и давление, поменяла грелки, мысленно обругав Валентину, которая, естественно, забыла это сделать, и пошла на кухню – готовить завтрак. Пока он спал, Лена ощущала себя в комнате лишней и старалась отсиживаться на кухне. Там она просидела ещё пару часов, пока не проснулся Пятый. А в девять утра Лена вдруг почувствовала сильнейшее волнение и растерянность. Что-то влекло её в комнату, что-то не поддающееся описанию. Она влетела внутрь и остановилась на пороге, не смея идти дальше. Пятый смотрел на неё неподвижно и пристально. Впервые за всё время, сколько она знала его, это взгляд её напугал.

– Что случилось? – спросила она.

– У тебя готова та одежда?… Помнишь, мы говорили?…

* * *

Да, этот разговор Лена помнила. Очень хорошо помнила. Она боялась, что это произойдёт, знала, что это произойдёт и не верила. Вот и сейчас, стоя на пороге, она ещё до конца не поняла смысла этой фразы, то есть поняла, но принимать не хотела.

– Но почему?… – в пространство спросила она. Пятый не ответил. Он отвёл взгляд в сторону и на лице его появилось незнакомое Лене спокойное, тихое выражение.

– Я сегодня умру, Лена, – негромко сказал он, – но прежде… помнишь, ты согласилась тогда кое-что для меня сделать?…

– Да, тогда… года полтора тому назад…

– Пообещай, что выполнишь… эту просьбу…

– Хорошо. А что мне нужно делать?

– Не сейчас… – Пятый дышал тяжело, неровно. – Мне… нужно подумать… я скажу тебе, когда…

Он не смог договорить, силы оставили его. Он закрыл глаза и замер. Лена подошла к нему поближе и включила настольную лампу, стоящую в изголовье. Пятый был страшно бледен, ему, видимо, в тот момент было очень плохо. Неожиданно он открыл глаза и произнёс, еле двигая посеревшими губами:

– Больно…

– Сейчас, сейчас, – Лена схватила ампулу, отломила наконечник, – я сделаю…

Не разглядев второпях она схватила Пятого за сломанную левую руку. Он застонал, впервые за все месяцы, проведённые у Лены дома.

– Господи… прости, Пятый, я случайно… я не хотела…

Он не ответил. Лена кое-как поймала вену, причём далеко не с первого раза. Тут у неё мелькнула мысль попробовать дать ему валидол, она побоялась делать укол сердечного, но прежде она решила позвонить Валентине.

– Подожди одну секунду, я сейчас, – скороговоркой выпалила она и бросилась к телефону.

– Валентина Николаевна, – не здороваясь, сказала она, – можно ему валидол дать таблеткой?

– Зачем? Одурела? Мы же отродясь не давали. Что у вас там твориться?

– Он сказал… он умирает, Валентина Николаевна…

– Так, погоди, – на том конце провода с Валентины в мгновение ока слетел сон. – ничего ему не давай, поняла? Обезболивающее сделала?

– Только что.

– Жди меня, буду через полчаса. Не давай ему пить, он от этого сразу…