История Швейцарии
Шрифт:
Напротив, элиты сельских кантонов могли черпать свое самосознание из романтического духа времени, в соответствии с которым институты той поры рассматривались как завершенное выражение швейцарского «народного духа». Идеализация горных регионов и их обитателей красной нитью протянулась уже через XVIII столетие. Начиная с великого стихотворения Альбрехта фон Галлера «Альпы» (1732), они прославлялись как оплот простых, естественных человеческих добродетелей и нравственная противоположность испорченным городам. Эта тенденция достигла апогея с выходом книги Руссо «Julie ou la nouvelle Heloise» («Юлия, или Новая Элоиза») (1761). В этом романе в письмах, учившем просвещенную Европу силе чувств, геройские окрестности Женевского озера стали убежищем, где прекрасные души спасались от отчуждения, вызванного цивилизацией, и в то же время зеркалом благородных и трагических страстей. Частью прелестные, а отчасти крутые и обрывистые берега озера стали для европейской романтики и ее выдающихся представителей, таких как лорд Байрон и супруги Шелли, местом паломничества и вдохновения — предвестниками туризма, расцветшего в последующие десятилетия.
Если за прославлением простого пастушеского существования выступало старое представление Конфедерации о самой себе в секуляризованной форме, то с 1798 г. из той же матрицы избранного народа сформировалась новая, политизированная концепция нации: Швейцария — это нация со своим образом мыслей, она преодолевала различия между народами, языками и культурами, а ее сплоченность образовывала приверженность свободе,
Но старое сословное представление о швейцарской нации, основанное на причастности к аристократической чести, оставалось живо и после 1815 г. Свое наиболее красноречивое выражение оно нашло в памятнике по проекту Торвальдсена, установленном в 1821 г. в Люцерне, — в памятнике швейцарцам, павшим при штурме Тюильри [34] . Умирающий лев, пораженный стрелой, воплощает Fides и Virtus, верность и стойкость, швейцарских гвардейцев, которые, жертвуя жизнью, защищали своего повелителя, французского короля, когда все без исключения соплеменники бросили его на произвол судьбы. Так монумент символизирует связь между далеким прошлым и тяготеющим к реставрации настоящим: честь швейцарцев неотъемлема и неприкосновенна, они хранят извечные ценности во время революций, толкающих на ложный путь.
34
Королевский дворец в Париже был взят 10 августа 1792 г.
Консерватизм, либерализм и демократический радикализм, три основные течения швейцарской политики в XIX столетии, входят в рамки европейской истории и в то же время обнаруживают внутри этого спектра некоторые исторически обусловленные особенности. С одной стороны, убеждения в пользу реставрации и представления о народе как активном суверене образовывали идеологическое единство лишь в кантонах, состоявших из сельских общин, но обычно повсеместно давали себя знать только резкие противоречия. С другой стороны, швейцарский либерализм на основе конституционной действительности обрел в различных кантонах самостоятельные направления для наступления. В противоположность таким ориентированным на реставрацию государствам, как Пруссия, Австрия и Сардиния-Пьемонт, главные пункты общего либерального кредо: равенство перед законом, разделение властей на основе разработанных конституционных документов, руководство народом и, соответственно, политикой с помощью представителей слоя образованной местной знати — были реализованы в Швейцарии по меньшей мере частично. Вот почему главным образом врага для эволюционно ориентированного, умеренно оптимистического представления об истории и о человеке были здесь, в отличие от Германии, не абсолютистские князья и их властолюбивые министры, а обращенные в прошлое клирики и их «ультрамонтанская» [35] лояльность. Именно они все более оказывались в поле зрения в качестве врагов как прогресса, так и ускоряющих его наук и самой нации. От различных течений либерализма радикалы отличались тем, что вместо цензового избирательного права они требовали широких народных прав, понимаемых в смысле демократии, основанной на избирательном праве для мужчин. Когда такое избирательное право в 1848 г. оказалось действительностью, радикалы стали писать на своих знаменах требование более далеко идущей демократизации в форме плебисцитов, то есть непосредственного контроля и обратной связи решений парламента с волей народа. Правда, в дискуссии по поводу проблем текущей политики понятие «радикальный» и его кажущийся синоним «свободомыслящий» достаточно часто теряли четкость, превращаясь в слова-раздражители или лозунги, причем весьма расплывчатые.
35
Ультрамонтанский — признающий неограниченное право вмешательства папы в дела католических государств.
Сферой, где претворялся в жизнь либеральный образ мыслей, и кладовой либеральных идей в эпоху реставрации стали союзы и общества: стрелки, певцы, студенты и гимнасты организовывали в них специфическую форму общения. В условиях навязанной сверху отдаленности от политики в таком общении опробовались формы нового социального сосуществования и благодаря этому выявлялись противоположные политические миры. Именно широкомасштабные праздники стрелков стали национальными плавильными тиглями, где обреталась гражданская чеканка. Так эра Меттерниха относительно рано и увяла в Швейцарии. Июльская революция 1830 г. во Франции дала толчок свержению реставраторских режимов в десяти кантонах, в том числе в Цюрихе, Берне и Люцерне. Конституции, вступившие в силу в этих «регенерированных», то есть вновь возникших кантонах, стали продуктами смешения либеральных и демократических ингредиентов. Как правило, всеобщее избирательное право для мужчин ограничивалось относительно низким цензом. Конечно, такой скользящий переход удался отнюдь не повсеместно. В Валлисе, в Невшателе и Швице либеральное движение было оттеснено с помощью силовых средств, в Базеле после кровавых столкновений между городом и селом в 1833 г. дело дошло до разделения на два полукантона — Базель-город и Базель-округ.
В 1832–1834 гг. кантоны, в которых правили либералы, пытались осуществить общий пересмотр Союзного договора — как было нетрудно предвидеть, безуспешно. В результате такого рода действий, что издавна обычно при подобных инициативах, подливалось масло в огонь, то есть католическая консервативная сторона чувствовала себя объектом провокации. Так вместо нового общего устройства образовывались сепаратистские союзы, тогда как объединение «регенерированных» кантонов вызвало возмущение в Вене. В качестве особенно серьезного обстоятельства в Хофбурге [36] отмечали, что либеральная Швейцария предоставляла убежище радикальным беженцам, например, социалистически ориентированному национальному революционеру из Генуи Джузеппе Мадзини, который оттуда мог в демократическом духе заниматься миссионерской деятельностью для своей «Молодой Европы». В число дипломатических неприятностей вошла и церковная политика. При этом стратегия либеральных и радикальных сил была направлена на полное низведение католической церкви до уровня ведомства, подчиненного государству. Однако антиклерикальная пропаганда по меньшей мере в той же степени служила нагнетанию эмоций с помощью образа врага и тем самым укрепляла постепенно разрушавшуюся ведущую позицию политического класса. В Цюрихе и Люцерне в 1839 г. и, соответственно, в 1840–1841 гг. противоречия между либералами в городе и консервативными силами на селе имели следствием смену режима, в результате которой к власти пришли консерваторы. В Люцерне этот перелом повлек за собой даже изменение конституции, причем в смысле расширения прямой демократии. На данном фоне, казалось, стали действительностью изначальные страхи просвещенных реформаторов насчет того, что демократия в сельской среде является синонимом возвращения к старым порядкам. Либеральное правительство кантона Ааргау, только что подавившее подобное
36
Императорский дворец в Вене.
37
Общество Иисуса, орден иезуитов (лат.).
В 1844-м и 1845 гг. «партизанские отряды» либеральных противников иезуитов выступили против Люцерна. Если первое предприятие быстро развалилось, то второй поход завершился настоящей битвой, в которой пало более 100 «партизан». Кроме того 1800 человек оказались в плену, из которого они были освобождены только после уплаты выкупа в сумме 350 тысяч франков. И эта процедура также представлялась восходящей к началу Нового времени. Конфронтация продолжала нарастать, когда в июле 1845 г. в своем доме был убит один из предводителей консервативных жителей Люцерна, Йозеф Лой. В декабре того же года Люцерн, Ури, Швиц, Унтервальден, Цуг, Фрибур и Валлис объединились в католический оборонительный союз с собственным военным советом, искавший, как и его предшественники, поддержки у ведущих католических держав Европы. Чем для либералов были иезуиты, тем для католиков — масоны. Теории заговора формировали восприятие противоположной стороны и снимали табу. Если инакомыслящего вдохновляли силы зла, то следовало применять силу — ради защиты права от его нарушителей, решившихся на все, ради блага нации, но в конечном счете и для пользы самого противника.
В то же самое время, с февраля 1845-го по октябрь 1846 г., к власти в Во, в Берне и в Женеве пришли радикалы. Когда затем в мае 1847 г. либералы и радикалы выиграли выборы в Санкт-Галлене, они получили в тагзатцунге 13 голосов. С помощью этого большинства католический сепаратный союз, основанный в декабре 1845 г., 20 июля 1847 г. был объявлен противоречащим союзу и ликвидирован. Когда 3 сентября было дополнительно запрещено пребывание иезуитов на швейцарской земле, внутренняя война стала неизбежной. Накануне столкновения люцернский шультгейс [38] и председатель военного совета сепаратного союза Константин Зигварт-Мюллер пытался найти поддержку у ведущей консервативной державы — Австрии, а также у Франции и королевства Сардиния. Вполне в духе Карла Людвига фон Галлера он усматривал первопричину всякого мятежа в Реформации с ее протестом против богоданного авторитета. Для сдерживания смуты после победоносного окончания конфликта следовало отобрать у реформатских кантонов регионы, которые позволили бы католикам образовать внутри Конфедерации сплошную территорию.
38
Председатель кантонального совета Люцерна.
Радикалы, напротив, хотели войны, чтобы после усмирения консервативных сил претворить в реальность национальное государство современного типа. Наконец, осенью 1847 г. заговорило оружие. 24 октября 1847 г. женевец Гийом-Анри Дюфур, избранный большинством тагзатцунга в генералы, повел свои войска, обладавшие численным превосходством, с намерением насколько возможно избежать кровопролития. Вопреки всем ожиданиям, это удалось. Уже 14-го и, соответственно, 24 ноября капитулировали католические города Фрибур и Люцерн. Война потребовала относительно малую кровавую дань — обойдясь в 104 убитых. Но она не могла принести политического, мировоззренческого или даже конфессионального умиротворения. Побежденной и униженной католической Швейцарии пришлось искать свое место в государстве, которое до поры до времени не было ее государством. Соответственно, она отмежевалась от общества и культуры либерально-радикальных победителей. Подобно последним теперь и она за десятилетия после 1815 г. организовалась в объединения с четко выраженными чертами сепаратного общества и культуры. Так образовывался в значительной степени закрытый католический жизненный мир с соответствующими органами печати. Но уже вскоре обнаружилось, что институты нового государства могли быть применены также в католическо-консервативном смысле и против их создателей. Начался медленный процесс интеграции.
12. Отважиться на большую демократию (1848–1919)
Победители немедленно воспользовались своим успехом для переустройства союза. Во время обсуждений новой конституции сохранились, однако, старые линии размежевания между мировоззренческими и политическими группировками. Консерваторы надеялись спасти как возможно больше федерализма и тем самым в сущности сохранить суверенитет кантонов; радикалы делали ставку на принцип непосредственного суверенитета народа в едином государстве с однопалатным парламентом. Так сформировался либеральный центр. Разработка новой конституции началась 17 февраля 1848 г. — за пять дней до того, как события в Париже возвестили о начале года европейских революций. Компромисс, найденный в результате обсуждений, обнаруживал самостоятельные решения, несмотря на все наличные образцы в США и Европе. Орган законодательной власти состоял из двух палат. Национальный совет формировался на основе всеобщего избирательного права для мужчин; при этом один депутат приходился на 20 тысяч граждан. Напротив, в Совете кантонов история оставалась живой. Здесь каждый кантон (или, соответственно, полукантон) был представлен двумя депутатами, независимо от своей величины и численности населения. Федеральное собрание, состоявшее из депутатов обеих палат, избирало Федеральный совет в количестве семи человек, действовавший как коллегиальный орган, но de facto разделенный на отдельные ведомства, между которыми осуществлялась ротация. Члены Федерального совета должны были по истечении срока своих полномочий в три (позже четыре) года идти на переизбрание, в котором им редко отказывали. Кроме того, Федеральное собрание назначало на один год федерального президента, который как Primus inter pares [39] председательствовал в коллегии и представлял Швейцарию в мире. До 1920 г. федеральный президент был преимущественно главой политического департамента, то есть министром иностранных дел.
39
Первый среди равных (лат.).