История советской фантастики
Шрифт:
Из всех причастных к созданию альманаха арестован был только один Щербаков: он предусмотрительно организовал все дело так, что привлечь к уголовной ответственности можно было лишь его одного. С остальными "разобрались" привычными методами. Виктор Ерофеев и Евгений Попов были тотчас же исключены из Союза писателей, Сергей Потапов уволен с работы; все рукописи Евгения Велтистова и Мориса Симашко, принятые в различных издательствах и журналах, были сразу же возвращены авторам. Ничего не могли сделать с Филипом Диком, зато переводчице И.Гуровой мелко отомстили: сделанный ею по договору с издательством "Мир" перевод "Опрокинутого мира" Кристофера Приста, уже одобренный редакцией, был без объяснения причин отвергнут. По слухам, госбезопасность была особенно зла на обманувшего ее автора "Омона Ра", и, памятуя предупреждение Юрия Андропова, Виктор Пелевин на несколько лет исчез из Москвы.
Особой экзекуции был подвергнут Донат Быков, член кургузовской Секции и, стало быть, настоящий изменник. Чтобы неповадно было другим, поведение Быкова решено было обсудить на расширенном заседании Президиума Секции. Друзья уговаривали Д.Быкова не ходить на судилище, но у того были крепкие нервы -
Как видно, "Лунариум" взбаламутил основательно застоявшееся болото советской фантастики. Горячо осуждая на словах "это возмутительное безобразие", многие члены Секции вынуждены были сами так или иначе корректировать свое видение привычной темы. После "Лунариума" писать так же, как прежде, не изменившись ни на йоту, было просто невозможно. "Вражеская выходка", по крайней мере, давала направление к выходу из застойного тупика. Поэтому в начале 80-х в повестях и романах законопослушных членов Секции ("Алмазы Преисподней" К.Рублева, "Вернись! Вернись!" А.Осипова, "Лунная морозная ночь" С.Некрасова и других) можно уже встретить некоторые, достаточно робкие, мотивы, впервые возникшие в "Лунариуме". Даже сам Степан Кургузов в своих мемуарах позже вынужден был признать: "Мы их (т.е., создателей альманаха - Р.К.) задавили числом, но не победили. Та литература, которой мы посвятили всю свою жизнь, начала разрушаться изнутри..."
Пожалуй, Кургузов преувеличивал - в начале 80-х Секция еще была достаточно сильна и сплочена. Необратимые изменения начали происходить несколько позже, со второй половины 80-х, и вот тогда остановить их уже не смог бы никто.
X. ЭПИЛОГ (1985-1993)
Официально Степан Кургузов подал в отставку с поста руководителя Секции фантастики СП СССР 26 июня 1988 года, на следующий день после известного доклада Михаила Горбачева на XIX партийной конференции. "Странно, что он не сделал этого раньше", - так лаконично прокомментировала эту отставку обозреватель "Московских новостей" Надежда Жукова. Однако на самом деле уход С.Кургузова в тень еще в минувшем году многим казался маловероятным.
Как ни парадоксально, глава Секции воспринял первые шаги перестройки и гласности почти с энтузиазмом: его деятельной - несмотря на солидный уже возраст - натуре был не по душе вязкий кисель застойного бессобытья (даже в сфере "идеологической борьбы", после энергичной расправы с "Лунариумом" в 1979 году, крупных дел больше не было). Еще в 1986 году Степан Кургузов одним из первых в прессе выступил против "сталинского самовластья, тормозившего развитие нашей литературы и науки". Отвечая на вопрос корреспондента "Огонька", Кургузов тогда же говорил: "Сегодня некоторые толкуют о том, будто именно благодаря Сталину и наша научная фантастика, и наша космическая наука шагнули далеко вперед. Это вранье! Как руководитель Секции ответственно заявляю, что фантастика в нашей стране развивалась не благодаря, но вопреки Сталину. Самые талантливые писатели-фантасты стали жертвами политических репрессий: сгинули в лагерях Леонид Полярный, Николай Олейников, Андрей Чернышев, Даниил Крептюков, вернулся с Колымы инвалидом Григорий Рапопорт. Еще раньше трагически погиб мой большой друг Алексей Лежнев, закрыт был единственный в стране альманах фантастики "Селена". То же в полной мере касается и ракетостроения. Если бы не сталинский авторитарный стиль руководства, помноженный на сталинскую подозрительность, наши исследования в этой области шли бы полным ходом еще в 40-е годы. К большому сожалению, все мои попытки высказать свое мнение и в годы культа, и в последующие годы немедленно пресекались. Не секрет, что один из моих собственных романов - "Конец "Острова Негодяев" (довольно удачный, если верить некоторым видным американским критикам) - был запрещен именно по политическим причинам..."
Отдадим должное Кургузову: в том, что, наконец-то, А.Лежнев был реабилитирован, есть и заслуга главы Секции. Именно Кургузов настоял на репринтном издании первых двух, самых редких, выпусков альманаха "Селена", а также именно он стал инициатором подготовки мемориального сборника воспоминаний "Мы знали Алексея Лежнева", приуроченного к 100-летию со дня рождения руководителя "Красных Селенитов" (1987 год). В эти же годы выходят в свет переиздания романов Аристарха Обольянинова, Вячеслава Курицына, Леонида Полярного (все - с предисловиями С.Кургузова). Глава Секции добивается не только того, что нормальным тиражом выпущен известный уже всему миру некогда опальный роман Владимира Дудинцева "Не хлебом единым", но и ходатайствует перед Идеологическим
Доклад М.С.Горбачева на XIX партконференции оказался для С.Кургузова роковым. Беда была не в том, что Михаил Сергеевич признал уже очевидный для многих факт приоритета США в области освоения Луны (начиная с 1986 года, цветные портреты Армстронга, Олдрина и Коллинза можно было уже купить не на "черном рынке" из-под полы, а в киосках "Союзпечати"): Горбачев сделал шаг к полному отказу от "лунной идеи", произнеся загадочные слова о каком-то "асимметричном варианте". И, хотя тут же были сказаны успокоительные фразы о "непреходящих заслугах советских писателей-фантастов", Кургузов мгновенно понял: это конец. Эпоха государственного патронажа одному литературному жанру в связи с отмиранием прежней "руководящей идеи" закончилась. Отныне научной фантастике в СССР предстояло существовать без "официального статуса", наравне с обычной прозой и даже поэзией. ("Пахана" перевели в лагерные "шестерки", - в свойственной ему афористической манере обозначил эти перемены в иерархии литературных жанров Владимир Буковский.) Понятно, что быть распорядителем на собственных похоронах Степану Кургузову не хотелось. Он предпочел сам уйти до того, как все окончательно разрушится...
1988-1991 годы стали временем лихорадочно быстрой смены читательских предпочтений. "Семейный роман", эротический роман, авантюрный роман уверенно потеснили роман фантастический; скоро даже игры "в космонавтов" стали считаться среди детей дурным тоном, признаком глубочайшей провинциальности. Фантастика еще не покинула окончательно стеллажи книжных киосков - но только такая, где речь шла о призраках или вампирах и где ничего не говорилось о советских звездных экспедициях и тем более о Луне. (Последнее слово все более приобретало характер бранного, и в 1990 году словарь "Малый Ларусс" уже зафиксировал новые ругательства - "лунарь" и "лунак", - пришедшие из России.) На этом фоне запоздавшие дебаты в прессе, имеем ли мы право отказываться от "главной мечты советского народа - полета на Луну" или нет, выглядели не более, чем малоприличной перебранкой, от которой следовало оберегать юношество. Сторонники небезызвестной преподавательницы астрономии Нины Андреевой утверждали, что "якобы высадка американцев на Луну еще не факт", но даже если "такая нелепая случайность и имела когда-то место, она не может изменить героических завоеваний советского народа" (цитирую по газете "Советская Россия"). "Даже приливы и отливы на Земле находятся в прямой зависимости от Луны, - подчеркивал Н.Кожемяко, публицист "Правды".
– Что уж говорить о нашей повседневной жизни, которая без Луны просто немыслима?!" Оппоненты тех, кто "не поступился принципами", доказывали, в свою очередь, на страницах "Огонька", "Московских новостей" и "Московского комсомольца", что Луна - всего лишь огромный камень в небе и что, мягко говоря, довольно наивно связывать с камнем "наши исторические завоевания" и "тем более - наши планы на будущее". Появившиеся в эти же годы многочисленные прорицатели, астрологи и некроманты также разделились в соответствии со своими политическими пристрастиями: наблюдая за фазами Луны, одни предрекали скорую экономическую катастрофу, другие - медленный экономический подъем, и все вместе - близкий военный переворот.
В августе 1991 года обещанный переворот действительно состоялся, однако путчисты, поверившие пылу газетных дискуссий, были обречены с первых же часов. Как только из опубликованных указов и обращений ГКЧП граждане узнали, что "еще вчера советский человек чувствовал себя представителем великой космической державы" и хочет снова чувствовать; как только выяснилось, что теперь "нашей первоочередной задачей станет незамедлительная подготовка к запуску первого советского космического корабля на Луну" - участь организаторов путча была решена. Нового возвращения к "светлой мечте" никто уже не хотел. Не случайно самым распространенным плакатом в августовские дни возле российского Белого дом был "Коммунистов - на Луну!" (Позднее известный философ и публицист Григорий Померанц посвятил культурологическому анализу этого лозунга целую полосу в "Литгазете" под названием "Что изменится, если все коммунисты улетят на Луну?") Любопытно, что после ареста заговорщиков никто, кроме вице-президента, так и не смог внятно объяснить, для чего же гэкачепистам понадобилась Луна и что они, собственно, собирались с ней делать. Врио президента, напротив, на вопрос следователя автоматически, не задумываясь, ответил: "Кто контролирует Луну - тот контролирует весь мир..." Если бы Степан Кургузов узнал, что фраза из его романа "Катапульта", так понравившаяся Сталину, стала одной из причин бесславного провала путча, он был бы очень удивлен. Однако, как известно, именно 21 августа бывшего главу Секции фантастики доканал сердечный приступ.
Секция ненадолго пережила своего создателя. В принципе, структура эта, сцементированная за десятилетия, могла бы просуществовать еще долго - если бы ее руководство после Кургузова смогло бы понять, что время изменилось и что "фантаст в России не больше, чем фантаст". Как вспоминал позднее Валерий Маркелов, в своем прощальном слове уходящий на покой Кургузов попросил всех членов Президиума Секции: "Только больше не вмешивайтесь в политику, занимайтесь литературой. И, ради Бога, не избирайте Якубовского! Он молод, честолюбив и все погубит!.."