История советской фантастики
Шрифт:
Таким образом, первый претендент был явлен. Им стал тридцапятилетний прозаик Аристарх Обольяни-нов [1] ,
Роман "Красная Луна", столь увлекший В.И.Ленина, довольно прост по сюжету и несколько напоминает романы Берроуза из "венерианского" цикла. Поскольку содержание книги хорошо известно, напомним его только очень конспективно. Главные герои романа - академик Воронцов и его дочь Анна отправляются в научную экспедицию на Луну; их цель - проверить наблюдение Пулковской обсерватории, зафиксировавшей непонятные изменения видимой части лунного ландшафта и какие-то красноватые блики на поверхности. Сам процесс путешествия "в стальном цилиндре высотой около двух десятков метров" автор представил мельком и достаточно наивно, с научной точки зрения (даже по тогдашним меркам). Впрочем, главные события разворачиваются не по пути, но по окончании путешествия. На Луне действительно неспокойно: идет затяжная война между двумя государствами, Иллом и Воту, война с применением "радиевых бомб" и "умерщвляющих газовых смесей". Причем, все старания Хельга, единственного сына престарелого правителя Илла, прекратить бойню, оканчиваются лишь тем, что сам Хельг схвачен, обвинен в "предательстве нации" и вот-вот должен быть казнен. Подобная же участь ждет Рами, бывшего соратника главного жреца государства Воту, который, со своей стороны, пытался договориться с Хельгом, а потому тоже обвинен в измене. "Стальной цилиндр" с землянами появляется на Луне за два "оборота светила" (тамошняя мера времени) до казней, уже в ту пору, когда Хельг в медной клетке ожидает своей участи на главной площади Линна, столицы Илла. По всем законам жанра, Анна влюбляется в приговоренного Лунного Принца и убеждает отца помочь "селенитам, которые не хотят остаться без будущего...". Несколько динамичных эпизодов "превращения империалистической войны в гражданскую" (говоря словами В.И.Ленина) прописаны довольно шаблонно, в строгом соответствии с большевистскими доктринами, но именно они как бы искупали в глазах придирчивого
1
Аристарх Кириллович Обольянинов родился 8 августа 1886 года в Санкт-Петербурге, в семье товарища министра путей сообщения графа Обольянинова, получил хорошее домашнее образование, экстерном закончил Лицей, а затем Историко-филологический факультет Санкт-Петербургского Университета (восточное отделение). Обольянинов много путешествовал, дважды бывал в Китае, второй раз - в качестве чиновника для особых поручений Департамента здравоохранения. Первая публикация - повесть "Утро в усадьбе" (1912) в журнале "Русское богатство". Популярность молодому писателю принесли так называемые "помещичьи рассказы", в духе тургеневских "Записок охотника", но только с большей мерой юмора и самоиронии ("За оврагом", "Мешок", "Холостой выстрел" и т.д.), напечатанные сначала в горьковской "Летописи" (1913) и затем вышедшие большим тиражом в "дешевой библиотеке Сытиных" (1914). Скандальную известность принесла автору повесть "Танцовщица из Шанхая" (1915) - произведение авантюрно-приключенческого жанра, с элементами фантастики и эротики. Виктор Буренин в суворинском "Новом времени" желчно обозвал повесть "китайскими каникулами наглого бонвивана" и предрек автору "скучную смерть от ножа в каком-нибудь тяньцзинском притоне". Произведение между тем имело успех, сравнимый разве что с успехом "Санина" М.Арцыбашева. (Достаточно сказать, что ночной ресторан на Литейном в Петрограде, названный "Смуглая Чи", - прозвище главной героини повести Обольянинова, - просуществовал два с половиной года. Причем автор и все его друзья имели право посещать ресторан бесплатно: хозяин больше выигрывал на рекламе и автографах.) После Октябрьского переворота А.Обольянинов несколько месяцев проработал во "Всемирной литературе" и даже написал по заказу Горького пьесу о Спартаке, однако летом 1918 года все-таки эмигрировал во Францию. Парижский период А.Обольянинова - наименее изученный историками литературы. Известно лишь, что писатель вошел вместе с Н.Чайковским, М.Алдановым-Ландау и А.Толстым в редколлегию журнала "Грядущая Россия" (вышло только три номера, в третьем рассказ А.Обольянинова "Соломенный букет"). Частично опубликована любопытная переписка Обольянинова с издателем Гржебиным, где писатель жалуется на скудость гонораров, а Гржебин - на стесненные обстоятельства. В эмиграции А.Обольянинов так ни с кем и не сблизился, от салона Мережковских держался на отдалении, настроен был умеренно-просоветски. Первая крупная зарубежная публикация - фантастический роман "Красная Луна" в берлинском "Накануне" (1920) - стала основанием для триумфального возвращения на родину. В 1921 году роман был напечатан в Москве, в Государственном издательстве, и с тех пор переиздавался не менее шестидесяти раз. Дальнейшие попытки закрепиться в "лунной" тематике (роман "Профессор Гелий" (1922), повесть "Тени кратера" (1926) и некоторые другие) были довольно благосклонно приняты читателями, однако автору самому быстро надоело сочинять вариации на тему одного и того же романа, и на несколько лет он прекращает занятия литературным трудом. В 30-е годы А.Обольянинов пишет очерки для "Огонька", рецензии для "Литературного критика" - авторитет "советского Жюль-Верна" был еще довольно высок. В 1939- 1940 писатель читает в ИФЛИ блестящий курс "История фантастики в СССР" (сохранились только фрагменты и отдельные воспоминания студентов). В 1941 году А.Обольянинов добровольцем уходит в ополчение и гибнет от осколка авиабомбы в октябре 1941-го. Похоронен в Ленинграде, на Волковом кладбище, в фамильном склепе графов Обольяниновых.
Образ Анны не совсем обычен как для самого Обольянинова (конечно, это не Смуглая Чи и не буколические поселянки из "помещичьих рассказов"), так и для всей последующей советской "лунной эпопеи" (20-х - середины 80-х). В фантастической литературе женские образы - большая редкость, а полнокровные и убедительные женские образы - вообще редкость небывалая (исключение составляет разве что героиня "Луны с правой стороны" С.Малашкина). В Анне Аристарха Обольянинова читателя привлекает и поражает странное сочетание видимой хрупкости, незащищенности и какой-то поистине нездешней, "спартанской" воли, целеустремленности, почти визионерского осознания собственной правоты, в жертву которому героиня готова принести неизмеримо много. Восхищаясь "революционной убежденностью" Анны, критики 20-х не заметили - или сделали вид, что не заметили, - важного момента: гражданская война на Луне могла бы быть куда более короткой и менее кровопролитной, если бы для Анны Воронцовой на первом месте и впрямь стояла задача "дать свободу угнетенным жителям вечного спутника Земли" (Н.Гроссман-Рощин), а не завоевать расположение довольно анемичного Лунного Принца. В "лунно-земном" тандеме Анна-Хельг сам Принц оказывается ведомым, в то время как дочь академика становится главным "нервом" локальной битвы за любовь Хельга (для селенита любовь к кому-либо, помимо членов вима - разновидности государственно-родового клана - есть табу еще более страшное, чем прямой бунт против отца). Читая заключительные страницы "Красной Луны", не одна рабфаковка в 20-е обливалась слезами: восстание победило, но гибнет Хельг, гибнет академик Воронцов, тяжело ранена сама Анна. Красный цвет Луны, обозначенный в заголовке романа, - одновременно и цвет треугольных вымпелов победивших "революционных селенитов", и цвет крови всех главных героев произведения. По следний, "оптимистический" абзац (радиограмма предсовнаркома, поздравляющая восставших с победой), выглядит безусловно фальшивой нотой, вымученной индульгенцией, необходимой для возвращения в Советскую Россию. Кстати, позднее Обольянинов неоднократно предпринимал попытки заново отредактировать роман, снять несколько явно пропагандистских эпизодов, убрать ходульный финал. Однако все его просьбы разбивались о непоколебимую уверенность чиновников Агитпропа в том, что "трудящиеся привыкли именно к такому виду книги, и было бы политически ошибочным обманывать их ожидания..." (эту фразу, как пример ответов подобного рода, не без горечи приводил сам. Обольянинов в письме к Михаилу Пришвину). И все же ценность "Красной Луны" несомненна: первый советский научно-фантастический роман был написан увлекательно и талантливо, а потому так или иначе остался читаемым и во времена более поздние.
Группа "Красный Селенит", вне всяких сомнений, вышла из романа Аристарха Обольянинова - точно так же, как "натуральная школа" русской классики "вышла из гоголевской шинели". Любопытно, однако, что формальная принадлежность Обольянинова к новой группировке (принадлежность, которая многими историками литературы считается само собой разумеющейся даже до сих пор), на самом деле не имела места. И, если вдуматься, просто не могла иметь место. Для идеолога "селенитов" имя Обольянинова, окруженное положенным пиететом, должно было стоять чуть в стороне - точь-в-точь, как в придуманной гораздо позднее конструкции типа "и-примкнувший-к-ним-Шепилов". И Лежнев, и сам автор "Красной Луны", прекрасно понимали, что вызывающе "непролетарское" происхождения графа Обольянинова может сделать (поначалу и делало) уязвимым для критики многие дальнейшие шаги группировки, препятствовать усилению ее влияния. Вероятно, некое джентльменское соглашение было заключено между Обольяниновым и Лежневым еще в 1921 году и, как показывают дальнейшие события, исправно выполнялось и тем, и другим. (Даже в конце 30-х, когда уже Обольянинову предлагали "осудить и заклеймить" некоторых своих бывших единомышленников по "КС", ставших "троцкистско-бухаринскими выродками, наймитами иностранных разведок", писатель каким-то образом сумел отмолчаться.) В 20-е годы, таким образом, Аристарх Обольянинов, фактически солидаризуясь с "селенитами", не подписал ни одной их декларации, а во всех печатных выступлениях группировки принимал участие на правах "попутчика, осознающего правоту идеологии победившего пролетарского государства". Такое двусмысленное положение "советского Жюль-Верна" вызывало злую издевку критиков, могущих похвастать разве что безупречной анкетой. Николай Чужак, например, писал в 1922 году про "бархатный шнурок, прибитый ржавым гвоздем к крупу фанерной лошадки". Мих.Левидов уверял своих читателей, на примере автора "Красной Луны", что "мелкобуржуазная и выродившаяся дворянская интеллигенция потеряла надежду достичь своих идеалов на Земле и земными средствами", а поэт Александр Жаров однажды посвятил Обольянинову такие вот строки:
"Лунатик, скинь свою мантилью! Посмотрим: чем-то полон ты?. Все той же гумилевской гнилью И той же жаждой темноты?.."Отдельные нападки на автора романа "Красная Луна" продолжались уже в пору, когда с самими "селенитами" предпочитали не связываться; напротив, как бы сопутствующий группировке "дворянчик", "граф", да еще бывший эмигрант, был легко уязвимой мишенью. Лишь со второй половины 1925 года, после июньского постановления ЦК РКП (б) "О политике партии в области художественной литературы", где специально подчеркивалось: "Считать недопустимым отталкивать таких талантливых попутчиков, как тов. Обольянинов, доказавший своими книгами, что он на стороне Республики Советов...", - вал упреков стих. (Существует мнение, что фраза была вписана в постановление Ф.Раскольниковым после мягких, но настойчивых советов Лежнева). Последний раз над Обольяниновым подшутили в 1928-м году Илья Ильф и Евгений Петров в романе "Двенадцать стульев", изобразив его в виде охотника за своими сокровищами Ипполита Воробьянинова. Впрочем, это-то был вполне беззлобный шарж, где сатирики обыграли только особенности
Однако за разговором об Аристархе Кирилловиче Обольянинове мы несколько забежали вперед. Вернемся в март 1921 года, который официально считается месяцем рождения "Красного Селенита". Именно 20 марта Лежнев выступил в клубе московского Механического завода им. тов.Зиновьева с программой нового писательского объединения. Вступительная часть содержала положенную революционно-романтическую риторику ("Да, Вселенной и всей природой мы овладеем лишь разумом, наукой - точными познаниями, а суеверия, мистика и прочая штука, делавшая людей рабами этой природы, должна быть забыта..." и т.п.), зато тезисы были удивительно конкретными. "Красный Селенит" провозглашался добровольным объединением писателей-фантастов, без права ассоциированного членства; писателям "из крестьянской и буржуазной среды" в приеме как бы не отказывалось (хотя и устанавливался целый ряд препон, вроде годичного испытательного срока); "лунная" тема объявлялась приоритетной ("Луна - зримый символ Вселенной, достижение Луны и овладение ее богатствами - вековая мечта человечества, научный метод и прогноз сделают пролетариат хозяином как Земли, так и его ближайшего спутника", и проч.). ,
Вместе с тем Лежнев как бы между делом упомянул об издании регулярного альманаха "Селена", "пока четыре раза в год, а в перспективе - раз в два месяца".
Рождение "КС" было встречено довольно настороженно. Только Семен Родов в журнале "Грядущее" приветствовал коллег малопонятным стихотворением "Селенитам" ("Протянули миллионный кабель // На каждый межзвездный стык. // На миллионах черных Кааблей // Межпланетно-лунный язык!"), да еще "Печать и революция" в третьей книжке за 1921 год поместила вежливо-равнодушную заметку по поводу "организации фантастических писателей" и дала выдержку из выступления Лежнева, по ошибке назвав его Ледневым. Прочие же печатные органы, писательские объединения и инстанции предпочли за лучшее "не заметить" неофитов: "перевальцев" не устроил уверенный тон декларации "КС", Товарищество крестьянский писателей оскорбилось, что крестьяне поставлены Лежневым в один ряд с "буржуазными интеллигентами"; "пролеткульты" с неодобрением восприняли, наоборот, потворство "классу мелких хозяйчиков". Даже Лито Наркомпроса затаило обиду - за то, что идея "организовать в своеобразную артель литераторов фантастического направления" родилась не в голове Гандурина. А все вместе усмотрели весьма неблагоприятное для себя обстоятельство в том, что "Селену" взялось субсидировать Государственное издательство и оно же определило гораздо более высокий, чем это было принято по отношению к другим, гонорарный фонд.
Лежнев сделал вид, что не заметил холодности приема. Да и некогда ему было обижаться; главным было - выдержать темп. Через полтора месяца после выступления идеолога "селенитов" со своими тезисами вышел первый номер альманаха "Селена", тиражом в сто тысяч экземпляров, объемом в сорок (!) печатных листов. На кроваво-красной обложке номера 1 - как и всех последующих - была помещена эмблема 'КС": голубая полоска лунного серпа, пересеченная черной рукояткой молота. Вид эмблемы, чрезвычайно напоминающей официальный герб Советской Республики, заставил некоторых руково дителей группировок сразу же скорректировать свои позиции. Состав уже первого номера "Селены" оказался достаточно впечатляющим. Открывала книжку небольшая внятная статья Лежнева "О текущем моменте в области литературно-художественной фантастики", а завершала альманах статья профессора-астронома Владимира Поплавского "Что обязан знать пролетарий о Луне". Между этими двумя статьями помещалась поэма С.Обрадовича "Вверх дном!", повесть "Лунный календарь" Сергея Самобытника, подборка "космических" рассказов В.Есипова, С.Перова, А.Беляева, Всемира Ковалича и других, две новые новеллы Герберта Уэллса с большим послесловием Евгения Замятина. (Через несколько месяцев отдельная брошюра Замятина об Уэллсе выйдет в петроградском издательстве "Эпоха", однако симптоматично, что опытный и разборчивый Замятин, не раздумывая, отдал первый вариант своей работы в никому не известный тогда альманах: Лежнев умел убеждать...)
К моменту выхода в свет второго выпуска "Селены" новое литературное объединение оказалось буквалвно завалено предложениями о сотрудничестве как со стороны признанных писателей, так и от новичков. Опубликовать в "Селене" действительно талантливую рукопись было совсем не сложно, зато отбор поступавших в "КС" Лежнев сделал предельно жестким. В интервью "Кузнице" (1922 год) руководитель "селенитов" объяснял свою позицию так: "Правда, из 23 заявок поэтов и писателей о желании вступить в объединение фантастов было удовлетворено в этом полугодии 3 или 4, зато члены нашей группы могут подчеркнуть, что они не подвергались и не подвергаются, благодаря такому "сектантству", разлагающему влиянию народнически-интеллигентской идеологии..." Лежнев, разумеется, мистифицировал доверчивых читателей "органа пролетарских писателей, издания литературного отдела Наркомпроса": рост рядов "селенитов" был ограничен отнюдь не поэтому. Действительными членами становились, как правило, либо литераторы безоговорочно талантливые (на взгляд Лежнева), либо "полезные" фантасты - то есть, те авторы, которые совмещали свои писания со службой в госучреждениях, в солидных редакциях и издательствах. Позиция эта выглядела довольно циничной, но позволяла "Красным Селенитам" приобрести определенную поддержку в различных кругах - что, на первом этапе, было весьма существенно. Именно по этой причине в "КС" были приняты Влад.Полетаев и Натан Авербах (брат Леопольда), Керженцев и Солин, но не были приняты Катаев и Добычин, Макаров и Буданцев, Осипов и Минич. Драматичной оказалась история с приемом Андрея Платонова. Казалось, после "Лунной бомбы" он будет не только принят в действительные члены, но и введен в правление. К сожалению, испортил все нелепый случай. Ветеран гражданской войны, харьковский поэт Петр Крестоголовченко, тоже претендент в "Красные Селениты" (не имевший, однако, никаких шансов), неожиданно заявил Лежневу, что в повести Платонова содержится явный пасквиль на самого Крестоголовченко и что имя и фамилия главного героя, изобретателя-убийцы Петера Крейцкопфа, только, мол, подтверждает это. Крестоголовченко так упорствовал, что Лежнев вынужден был перенести на неделю обсуждение кандидатуры автора "Лунной бомбы" - "до выяснения всех обстоятельств..." Само собой разумеется, Платонов воспринял этот шаг необычайно болезненно и демонстративно забрал свое заявление. В дальнейшем его отношения с Лежневым наладились, он даже напечатал в 8-м выпуске "Селены" вторую часть своего "Эфирного тракта", однако все предложения руководителя "КС" о вступлении он с тех пор решительно отводил.
Еще примечательнее были отношения "Красных Селенитов" с наркомпросом Луначарским. Первоначально тот воспринял ряд заявлений Лежнева на встречах с читателями как выражение "линии" на конфронтацию с установками Лито Наркомпроса; так появилась статья Луначарского в "Творчестве"'под названием "Куда прилетел тов.Лежнев?" (1921), а также весьма жесткая рецензия в "Правде" на роман АН.Чернышева "Гансит (лунный газ)", опубликованный во втором выпуске "Селены".
Роман действительно был довольно необычным. Действие его происходило на Земле, однако в той ее части, где рельеф местности являл собой как бы "лунный" ландшафт. Именно здесь вступали в поединок сыщик Андрей Кравцов и американский предприниматель Джеймс Раулинсон за право обладания новым военным секретом, который сегодня можно было бы определить как биологическое оружие. По существу, "Гансит" был первой в России попыткой создания "экологической" антиутопии ("лунный" характер местности был как раз следствием испытания этого нового оружия), однако для 1921-го года тема выглядела столь неактуальной, что казалась насквозь искусственной. Тем более, что в финале романа вещество "гансит" не доставалось никому - ни Раулинсону, ни Кравцову. По мысли автора, применять это вещество нельзя было ни той, ни другой стороне. Основываясь на этом моменте, и выстраивал Луначарский свою "разоблачительную" концепцию рецензии, обвинив автора (и издателей) в "примиренчестве", несовместимом с государственным характером издания. "Вряд ли кто-нибудь мало-мальски разумный будет спорить, наставительно писал он, - что революцию в высшей степени укрепляет возможность, пользуясь всеми государственными ресурсами, уничтожать контрреволюционную пропаганду и агитацию. Но, судя по роману тов.Чернышева и текущей позиции Госиздата, в чьем ведении находится фантастический альманах "Селена", этого никак не скажешь..."
Надо признать, "селениты" в долгу не остались. К тому времени "КС" уже привлек на свою сторону нескольких видных "напостовцев", а потому сравнительно быстро был опубликован ответ в журнале "На посту", названный "В защиту Анатолия Чернышева" и скромно подписанный "редколлектив альманаха "Селена" (ответ, безусловно, сочинял сам Лежнев). "Редколлектив", соглашаясь с наркомпросом в оценке характера отличий "пролетарской свободы от свободы буржуазной", в то же время отстаивал свою позицию как публикаторов романа "Гансит (лунный газ)" и предлагал Луначарскому-критику скрестить шпаги с "селенитами" в публичном диспуте. Подобное предложение не было в ту пору неожиданным. Еще в феврале 1921-го, когда, по горячим следам, был устроен "литературный суд" над академиком Воронцовым, Анной и Хельгом (героями обольяниновской "Красной Луны"), сам Лежнев, которого тогда еще мало кто знал в лицо, выступил в роли "адвоката" Анны, вступив в полемику не с кем иным, как с самим Валентином Фриче, и блестяще выиграл "процесс". Событие это имело определенный резонанс, и Луначарский, конечно, не забыл о нем. Возможно, как раз поэтому он ответил "селенитам" отказом, причем не в письме, а через журнал "Печать и революция". Любопытное это заявление написано было так, словно его автор решил поиграть в Соколиного Глаза и перенял у индейцев манеру выражаться о себе в третьем лице (впрочем, и у Сталина позднее тоже выработалась такая точно привычка). Итак: "Критик Луначарский отвечает, что считает себя вправе высказывать какие угодно суждения о каких угодно книгах. (...) Ни в какой публичной дискуссии критик Луначарский участвовать не желает, так как знает, что такие публичные дискуссии г-да "селениты" обратят в еще одну неприличную рекламу для своей группы..." По существу, это был отказ от всякого диалога, но неожиданно для многих это же стало первым шагом к капитуляции. Поскольку всего через две недели после своего "ответа", капитуляция была признана наркомпросом и формально: Лито был расширен еще одним подотделом "Фантастика", куда был приглашен работать член редколлегии "Селены", друг Лежнева критик Григорий Рапопорт.