История Тевтонского ордена
Шрифт:
Только зря покойный тов. профессор Яковлев воображал, что ненавистник «псов-рыцарей» Карл Маркс был большим другом русского народа. Дело в действительности обстояло совсем наоборот, и любил он его не больше, чем его друг, «великий поэт-демократ» Генрих Гейне, в свою очередь «высказавшийся» в своей «Романтической школе» о русском народе и, в частности, русском солдате (между прочим, обильно оросившем своей кровушкой немецкую землю, освобождая в 1813 г. Германию от наполеоновской тирании!) в том смысле, что вот, мол, он, Генрих Гейне считает своим долгом вступиться за честь и доброе имя русских солдат, проявивших действительно отменную храбрость. И «неправда, что только водка и палка принудили их к этому» (понимай — к проявлению «отменной храбрости». — В.А.).Просто «их офицеры сказали им, что тот из них (русских солдат, проявивших «отменную храбрость»! — В.А.),кто в этом году будет убит здесь (в
Впрочем, Гейне и о немцах отзывался вообще-то не лучше.
В действительности же языческие Пруссия, Ливония и Курляндия, населенные дикими племенами, действительно (в отличие от кошмарных инсинуаций авторов сериала Би-би-си в отношении крестоносцев!), постоянно приносившими человеческие жертвы (излюбленным способом человеческих жертвоприношений было сожжение не только пленников, но и своих собственных соплеменников в жертву бесам живьем на костре — правда, история умалчивает о том, поедалось ли потом «идоложертвенное мясо» участниками церемонии «поклонения родным богам»!) и совершавшим (как, например, конные орды пруссов или пиратские флотилии куршей) опустошительные набеги на своих польских, немецких и датских соседей, были незаживающей, все более нарывавшей год от года гнойной язвой на теле Северо-Восточной Европы, грозившей прорваться и залить потоками кровавого гноя все окрестные христианские земли! При этом сравнительная малочисленность язычников с лихвой компенсировалась их повышенной агрессивностью (или, по Л. Гумилеву, пассионарностью). История знала немало примеров завоевания столь же малочисленными пассионариями (арабами, монголами, сельджуками, османами и др.) гигантских, густонаселенных территорий, стоявших на несравненно более высокой ступени культурного развития. Не зря в датских, норвежских и шведских церквях даже читалась специальная охранительная молитва, подобная читавшейся чуть ранее в Европе молитве о «спасении от ярости» других воинственных язычников — норманнов: «От куршей сохрани нас милостивый Господи Боже» (Fra kurema bevare oss milde herre Gud).
Вот для чего, вот для защиты от кого крестоносцы строили замки в землях, просвещенных ими светом Святого Крещения!
Крупнейшие из этих замков, возведенные во владениях Тевтонского ордена, — построенные согласно последнему слову тогдашней военной архитектуры фортификационные сооружения и твердыни этого форпоста христианства в языческих землях — по сей день достойны восхищения, как подлинные шедевры военно-инженерного искусства общеевропейского уровня. Между прочим, в своей структуре они служат великолепным отражением процесса возникновения и распространения огнестрельного оружия, являясь наглядным свидетельством быстрой, почти мгновенной реакции мастеров крепостного строительства на изменения, происходившие в военно-технической сфере. Так, например, план заложенного в ранний период деятельности ордена Пресвятой Девы Марии в Пруссии замка Торн (Торон, Торунь) и построенная около 1255 г. каменная замковая стена (сторожевая башня, или, по-немецки, «бергфрид»), была построена позже, в первой половине XIV в.) наглядно демонстрируют, что строители замка находились еще всецело в плену традиций строительства средневековых оборонительных сооружений эпохи до появления огнестрельного оружия. Вся система оборонительных сооружений замка Торн была ориентирована на фронтальный бой. Башня-донжон служила в первую очередь наблюдательным постом и последним укрытием на случай взятия замка, но в то же время имела лишь вспомогательное значение для поддержки главной линии обороны.
При строительстве орденского замка Нейденбург (Ниджица) во второй половине XIV в. военные инженеры ордена, однако, уже полностью учитывали принцип и важность фланкирующего огня для обороны замка. Достигнутая к тому времени огневая мощь метательного оружия (как ранних видов пушек и ручных бомбард, так и упорно не желавших уступать «железным змеям» пальму первенства дальнобойных арбалетов) уже позволяла простреливать из бойниц двух выступающих перед фронтом крепостной стены угловых башен все подступы к замку.
Что же касается орденских замков, построенных в последующий период, они-то предназначены прежде всего и по преимуществу для применения огнестрельного оружия. Это в полной мере относится, например, к возведенному в конце XIV — начале XV в. замку Бютов (Бытов). Четыре громадные угловые башни этого прямоугольного в периметре замка были изначально предназначены специально для обороны замка при помощи крепостной артиллерии. Нижние этажи башен снабжены бойницами для стрельбы из ручного, еще достаточно примитивного в описываемый период огнестрельного оружия (гандбюксов или гакенбюксов, то есть аркебуз-гаковниц). Эти «крепостные ружья» (аналог древнерусских «затинных пищалей») имели спереди на стволе мощный крюк (нем.«гакен», или «гак», отсюда «гакенбюксэ» (искаж.
Однако, невзирая на форменную «гонку вооружений», проводившуюся в орденском государстве на протяжении всего XV в. и на введение все новых усовершенствований в военно-технической сфере, рыцарям ордена Девы Марии не удалось предотвратить неизбежное. Социальный кризис, поразивший всю позднефеодальную Европу, не обошел стороной и прусское орденское государство. Прошло совсем немного времени — и орден, обессиленный внутренними неурядицами и спорами о вере, вынужден был склониться перед объединенной экономической мощью выросших под защитой ордена, но давно уже тяготившихся своей зависимостью от него богатых прусских городов и военно-политической мощью польско-литовской державы. Когда разразилась Тринадцатилетняя война (1454—1466), то ни пушки, ни превосходно вооруженные, неприступные замки не смогли спасти от поражения орденское государство тевтонских рыцарей в Пруссии, еще совсем недавно бывшее предметом восхищения, зависти и подражания для всей Европы.
Все это так. Но все-таки свою задачу воины Христовы выполнили — в Европе, в Африке, в Азии, на севере и юге, на западе и на востоке. Не зря и по сей день там высятся твердыни рыцарей Христовых! Они долгое время служили щитом Европы и всего христианства от натиска лютых нехристей-басурман. И забывать об этом никогда не следует.
ЯВЛЯЛИСЬ ЛИ ОРДЕНСКИЕ РЫЦАРИ КРЕСТОНОСЦАМИ?
Как это ни покажется странным, члены военно-монашеских орденов не могли считаться крестоносцами по определению. Дело в том что, в соответствии с папскими постановлениями можно было «принять (взять) крест», то есть стать крестоносцем, только по благословению священнослужителя (в противном случае участие в крестовом походе не считалось богоугодным делом — как, например, крестовый поход императора Фридриха II Гогенштауфена, не заручившегося благословением папы и потому — «в награду» за свое «крестоносное рвение»! — отлученного римским первосвященником от церкви!) и только на определенный промежуток времени (для осуществления конкретного крестового похода). А в военно-монашеские ордены вступали не на время (по крайней мере, теоретически; хотя устав тамплиеров предусматривал возможность временного служения ордену, причем не только для сержантов, но и для рыцарей, это являлось скорее исключением, чем правилом!), а навсегда и окончательно согласовывали этот важнейший в жизни кандидата шаг не со священником, а с руководством ордена.
Мало того! Орденским братьям прямо запрещалось «принимать крест», так как участие в каком-либо «постороннем» или «чужом» крестовом походе означало бы их нерегулируемые «отлучки» (а в случае гибели в ходе «паломничества» — и безвозвратное «выбытие»!) из «своего собственного» ордена, что неизбежно приводило бы к ослаблению военной мощи последнего. Именно вследствие вышеизложенных обстоятельств орденские рыцари «по сути» не могли быть крестоносцами (как парадоксально это ни звучит!), хотя в борьбе с неверными и язычниками они, естественно, сражались с добровольцами крестоносцами бок о бок, составляя костяк христианских ополчений в «священной войне». Но именно костяк, а не основу — даже в решившей судьбу Тевтонского ордена битве при Танненберге в 1410 г. полноправных членов ордена Девы Марии — братьев-рыцарей, по праву носивших белые плащи с черным крестом, на все многотысячное орденское войско приходилось всего 250 человек (из них 203, а согласно другим источникам — 205 — пали на поле брани).
А если говорить о христианизации тевтонами Прибалтийского края, то именно разноплеменное войско крестоносцев, съехавшихся со всей Европы, под предводительством чешского короля Оттокара II Пшемысла, помогло Тевтонскому ордену завоевать в 1255 г. территорию, на которой орденскими братьями был — опять-таки при щедрой финансовой поддержке этого чешского короля-крестоносца! — основана будущая столица прусского орденского государства Кенигсберг (названный в честь этого храброго и щедрого монарха-славянина).
Именно участию в очередном Крестовом походе большого военного отряда крестоносцев был обязан орден меченосцев своей победой над зависимым от русского Полоцка княжеством Герцике (Ерсика) в 1209 г. Вместе с тем даже большие силы крестоносцев, съехавшиеся на помощь ордену гладиферов в Ливонию в 1236 г., не спасли братьев-меченосцев от сокрушительного разгрома литовцами и перешедшими на сторону литовцев неверными союзниками меченосцев — семигалами (земгалами) — разгрома, после которого орден Меча, как мы знаем, фактически перестал существовать. Что касается внешнего оформления одеяний, то все участники Крестовых походов носили кресты.