История унтера Иванова

Глинка Владислав Михайлович

— Ты от него, знать, и бежала? — спросил унтер.

Девочка кивнула и опять опасливо глянула за калитку, мимо которой кто-то прошлепал по лужам.

«Спрошу, куда идет, и доведу, — решил Иванов. — Бог с ними, со щетками. А то опять не пристал бы…»

Но не поспел сказать, чтобы не тревожилась, как снова кто-то мелькнул у калитки, заглянул в нее и переступил порожек.

Это был барин в черном плаще и высокой шляпе, с полей которой, когда он нагнулся, входя в калитку, ручьем хлынула вода. Иванов поспел рассмотреть только

большой нос и седые бакенбарды, — вошедший разом повернулся к нему спиной, всматриваясь в девочку, и через минуту, по-паучьи растопырив руки, двинулся к ней.

— Вот куда схоронилась! — заворковал он. — Зачем бежала от доброго старичка? Разве что плохое тебе делал?

Иванов скорей угадал, чем увидел, что барин взял девочку за подбородок, но та резко рванулась в сторону, и унтер рассмотрел помертвевшее от страха лицо.

«Надо выручать! — мелькнуло у Иванова. — Да как с барином тягаться? Разве родней назовусь?» И спросил, сделав шаг вперед:

— А что вашей милости от племянницы моей надобно?

Верно, занятый погоней барин не рассмотрел конногвардейца или вовсе не ожидал его вмешательства, привыкнув, что солдаты существа безгласные. Но теперь повернулся, как на пружине, и смерил его злыми и острыми, какими-то крысиными глазками.

— Вот еще родня выискалась! — насмешливо воскликнул он. — Видно, сам впервой ее увидел да пристать хочешь? Пойди проспись лучше, знаю я вас, солдат! — И вновь повернулся к девочке.

— Нет уж, про наше родство не сумлевайтесь да извольте дите в покое оставить, — решительно сказал Иванов, обходя противника и становясь рядом с девочкой.

— Никак мне грозить вздумал, кислая шерсть? — возвысил голос барин. — Да знаешь ли, кто я таков?! — Распахнув плащ, он показал толстый живот, над которым в петлице фрака болтался какой-то иностранный орденок.

— А мне что знать? Я вашему благородию худого не делаю, да только и племяшку свою в обиду не дам, — твердо возразил унтер. — Мигом народ вскричу. В сем дому меня все знают, я им дрова кажный год пилить нанимаюсь. Да пусть-ка Анюта сама расскажет, чего вы от ей хотели, пока от самой Невы следом шли. — Он повернулся ко двору, будто хотел окликнуть дремавшего дворника.

— Еще что, дуралей! — сердито закричал барин. Но в поспешности возгласа прозвучал испуг перед угрозой созвать народ. — Какая от меня обида! Эк чего выдумал!..

— А не было обиды, то и ладно, — примирительно согласился Иванов и протянул руку девочке. — Пойдем, Анюта, отец ждет…

Держась за руки, они вышли под ослабевший дождь и повернули по переулку к Садовой. Унтеру давно не приходилось чувствовать в ладони детские или девичьи пальцы, и доверчивое их прикосновение наполнило сердце умилением и радостью. Он взглянул в лицо своей спутницы — на нем сияло счастливое, торжествующее выражение. Но, дойдя до угла, оба обернулись. Переулок был пуст.

— Отстал, — сказал унтер успокаивающе. — Пропустим, племянница

богоданная, дом-другой, да опять в подворотню — дождь переждать до конца надо, не то вовсе замокнешь.

— А откуль вы узнали, как меня звать? — спросила девочка.

— Неужто угадал? — удивился Иванов. — Оттого, верно, первое имя на ум взошло, что матушку мою Анною Тихоновной кличут.

— А он еще потому отступился, что поверил, будто мы родня, — сказала Анюта. — Поначалу, пока по-хорошему со мной заговаривал, я, дурочка, имя свое сказала. И вы так же кличете, вот и поверил, будто дяденьку встретила, испужался…

Завернули под арку большого дома с железной решеткой ворот. Уже двое прохожих мрачно смотрели отсюда на мокрую улицу.

— Куда же шла-то? — спросил Иванов.

— Папенькину работу в Гостиный несла, — девочка осмотрела свой узел, — да вот с испугу под полу не спрятала. — Она сокрушенно покачала головой и указала унтеру влажное пятно на тряпице: — Должно, помяла да расклеила все.

— Попадет, поди? — предположил Иванов.

— Что вы! Еще пожалеет, как расскажу про страхи-то, — уверила Анюта и вдруг добавила, умиленно смотря на унтера: — Спасибо вам, дяденька, дай бог доброго здоровья… как звать, не знаю.

— Александром Иванычем зови. А отец твой что же работает?

— Игрушки разные, — отвечала Анюта. — Он не только что из дерева режет, а на проволоках, на ниточках подвижные штуки клеит. Такие есть забавные! — Она огляделась, увидела у стены скамейку, должно быть для ночного сторожа, и, присев на нее, стала развязывать узел, чтобы показать что-то своему спасителю.

— Не надобно, развалишь все, — говорил он.

— Да нет, сверху положены каких недавно придумал, — ответила девочка. Она не развязала до конца, а только расслабила узел и осторожно вынула фигурку на подставке вроде барабанчика.

Это был щеголь барин ростом с указательный палец Иванова, в синем фраке с золочеными пуговицами и в серых брюках. Над головой с желтым хохлом он держал высокую серую шляпу.

Унтер взял в руки игрушку. Одежда из коленкора, пуговицы из золоченой бумаги, на розовом лице наведены брови, глаза, бакенбарды. Из барабанчика торчала проволочка с колечком.

— Вы колечко поверните, — сказала девочка, улыбаясь тому вниманию, с которым высокий гвардеец рассматривает маленького франта.

Он осторожно повернул кольцо, и фигурка плавно согнулась в низком поклоне, а рука со шляпой, описав дугу, припала к груди.

— Важно! — сказал Иванов с восхищением.

— Словно живой, шапку ломает, — подал голос стоявший рядом бородач в чуйке.

— И ведь его папенька сам сделать придумал! — воскликнула с гордостью девочка. — А я ему одежду прикраивала, пуговицы блескучие выстригала, шляпу, глаза, волосы красила.

— Как же внутри устроено? — спросил Иванов, поворачивая назад кольцо и любуясь движением распрямившейся игрушки.