История унтера Иванова
Шрифт:
— Зайди, Иваныч, — высунулся из своей двери Жученков.
С плошкой каши унтер вошел в его каморку. Вахмистр разлил водку из штофа, подвинул другу стаканчик:
— Погрейся-ка! — И совсем тихо: — Корнета нашего видел?
— Как же. Вот беда-то! — отозвался Иванов.
Выпили, закусили хлебом с луком. Иванов подсел к Жученкову на топчан.
— Да, хвалилась синица море спалить, — громко крякнул Жученков. — Тут и князей не помилуют… — И снова шепотом: — Говорят, и Ринкевич наш тоже. Не было б барону за то от начальства. А ты, гляди, ни гугу про свои чувствия… Стань-кось к печке, погрей спину.
Когда
— А чего ж они, господин унтер-офицер, ждали? — сунулся к Иванову молодой кирасир Федорец, спавший с ним рядом.
— Нишкни, голова садовая! — цыкнул на него сосед с другой стороны, старослужащий Ивков.
— Верно, что садовая, — согласился Иванов, ложась на свой войлочек и подмащивая поудобней подушку.
«Хоть бы скорей заснуть! — думал он, поджимая под себя все еще не согретые ноги и зажмуриваясь. — Но куда! Сутки глаз не смыкал, а сна нисколько… И верно, чего они ждали? Как у мальчишек все: солдат, народу сколько загубили, и самих, как рыбу в садке, голыми руками возьмут… А Панюта, поди, помирает… Генерал-то губернатор, сказывают, ночью помер… Первого дивизиона командиру и одному кирасиру лекаря руки, поленьями разбитые, до плеча отхватили… Ох, завтра надобно на Исаакиевскую сходить… Верно Жученков сказал: тут и князей не помилуют…»
16
Пятнадцатого декабря было приказано никому не отлучаться из казарм. В 1-м дивизионе лошади стояли оседланные, люди не снимали колетов и палашей. Чего боялись, бог весть, — в городе было тихо. Полкам развезли щедрую дачу: всем нижним чинам, что были 14-го в строю, по две чарки водки и по два фунта рыбы — шел рождественский пост. Водке обрадовались после вчерашнего стояния на морозе. Рыба оказалась солона не в меру — еще надо вымачивать.
Когда стемнело, Иванов решил добежать до Исаакиевской площади. Боялся, что Никита будет упрекать, зачем отговорил донести начальству. Но старик только и сказал горестно:
— Прозевали мы с тобой князя своего.
Иванов молчал. Ждал, что скажет дальше, и Никита спросил:
— Ну, рубил ты своих?..
— Слава богу, не довелось, Никита Петрович.
— А князя видел средь их?
— Будто что издали. Как вы его дома-то не сдержали?
Никита ничего не ответил, только махнул рукой и ушел в свою комнатку. Курицын, вышедший на их разговор с пыльной тряпкой в руке, поманил Иванова в княжеский кабинет.
— Заходили домой с площади? — спросил унтер.
— Не заходили и не знаем, жив ли, — зашептал Курицын. — Вчерась только стрельба кончилась, мы с Никитой Петровичем сряду на площадь побегли их искать. Всех покойников переглядели. Ох, Иваныч, век не забуду! И девица и старичок. Кормилица с младенцем — оба убитые. И флейтщиков, мальчишек с экипажу, бедных двое…
— А Вильгельм Карлыч где? — осведомился Иванов.
— Тот забегал, все барское скинул, переоделся в Семенову одёжу, да оба и навострились. Только ты никому…
Прошлую ночь Иванов, сморенный усталостью, все-таки скоро заснул, а в эту больше часу не мог глаз сомкнуть. Два раза вставал и выходил на лестницу подышать морозом. Надеялся, что прозябнет и потом, согревшись, заснет, — средство испытанное. Но нет, сон бежал
Перед обедом 16 декабря, когда бежали из канцелярии, его остановил штаб-ротмистр Бреверн, спросивший негромко:
— Был ли на Исаакиевской?
— Так точно, ваше высокоблагородие.
— Что там про князя сказали?
— Ничего не знают, как ушел на площадь, то боле не бывал.
— А в городе толкуют, что его дядя родной во дворец привез. Князь к нему будто зашел, спрятать на сутки просил, а тот испугался и выдал, подлец. Не знаешь, есть у него тут дядя?
— Будто что тетка есть и муж у ей сановитый, ваше высокоблагородие, — ответил Иванов.
Когда в три часа вернулся со взводом с учения, Жученков кликнул к себе.
— Был нонче в лазарете. Плох наш Панюта, — сказал вахмистр насупясь. — Меня не признал, и гостинцы, что ему купил, обратно принес. Случись же, что под кирасу пуля угодила!.. Надо нам все кирасы проверить, вмятины у кого есть, в кузницу дать выправить.
— А много ль, Петр Гаврилыч, там раненых лежит?
— С нашего полка девять да в отдельном покое гренадеров еще пятеро. У двери часовой, будто убечь могут.
— Жалко Панюту, — сказал Иванов.
— Как не жалко. В отставку сбирался. Год служить оставалось…
Вечером того же дня один из кирасир сказал Иванову:
— Господин унтер, тебя у лестницы старик какой-то дожидает.
— Чего ж сюда не идет? — спросил Иванов.
— На ступеньках посклизнуться боится.
Внизу на дворе стоял старый лакей Жандра.
— Барыня тебе, кавалер, зайтить велела, — сказал он.
— Какая барыня? — удивился Иванов.
— У нас одна барыня в дому, Варвара Семеновна, — наставительно ответил старик.
— А барин где же? — забеспокоился унтер.
— Вот явишься к Варваре Семеновне, то и узнаешь.
Через полчаса Иванов вошел в знакомую прихожую и был проведен в комнату, в которой раньше не бывал. В кресле перед овальным столом сидела пожилая дама в теплом домашнем капоте.