История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы
Шрифт:
Равным образом выросла пропасть и между регионами — теми, что выиграли от перестройки, и теми, которые от нее только пострадали. К первым относится, в первую очередь, Будапешт (или скорее его окрестности, ибо, в целом, столица, как полагают, порождает все большее неравенство на национальном уровне), а также городские центры Западной Венгрии с прилегающими к ним областями. Среди них имеются примеры действительно крупных успехов. Одним из наиболее поучительных является бывшая главная королевская резиденция Венгрии — Секешфехервар, который еще до 1989 г. был центром телекоммуникационной индустрии и производства аудиовизуального оборудования. Крах крупных социалистических предприятий поначалу вызвал в городе скачок безработицы, но вскоре капитал соединился с высококвалифицированной рабочей силой, которая обслуживала эти предприятия, и во второй половине 1990-х гг. конгломерат Секешфехервара стал одной из десяти наиболее динамично развивающихся бизнес-зон мира. В поисках примера другого рода можно обратиться, в первую очередь, к Северо-Востоку, например, к району таких промышленных гигантов индустрии, как Мишкольц, построенных еще в годы социализма, а также традиционно бедным сельскохозяйственным районам. Фактически на протяжении всего рассматриваемого периода экономика сельскохозяйственных районов в целом, страдающих от засух и наводнений, а также от плохого руководства, находится в состоянии глубокого кризиса. Рост преступности, сопровождаемый появлением совершенно новых ее видов, таких, как организованная преступность или незаконный оборот наркотиков, — а Венгрия превращается из транзитной страны на тайных путях наркоторговли в ее объект — также стали приметами перестройки.
На другом крайнем полюсе находится новая элита, состоящая из высших и средних менеджеров, преуспевающих частных предпринимателей, технократов, а также представителей
Фактически это были единственные за все десятилетие серьезные примеры участия народа в решении политических проблем. Третий довольно бурный и к тому же продолжительный конфликт — борьба за контроль государственных электронных средств массовой информации («медийная война») в первой половине 1990-х гг. — был в основном внутренним делом политической и интеллектуальной элиты, но именно по этой причине он получил широкую огласку. (Спор, в ходе которого правые радикалы в основном выступали с обвинениями, что национальное телевидение и радио находятся под «либерально- большевистским» контролем, а левые либералы ратовали за свободу слова и высказывались против вмешательства правительства в теле- и радиовещание, закончился, как полагали, с принятием закона от 1996 г. Согласно ему эти средства массовой информации становились независимыми компаниями с президентами, назначаемыми правлением, члены которого отражали относительную силу партий в парламенте, — решение, видимо, далекое от идеального.) Однако отчасти в силу национальной традиции, отчасти в связи с вышеупомянутыми событиями и явлениями сама политика стала все больше рассматриваться как «джентльменское озорство», и в обществе временами стали проявляться признаки безволия и безразличия, словно «договорная революция» превратилась в «дистрофию затянувшегося периода». Хотя этот сплин, или хандра, пока еще очень далеки от того, чтобы откровенно ставить под сомнение переход к политическому плюрализму и рыночной экономике, это явно и постоянно прослеживалось в опросах общественного мнения. Удовлетворение деятельностью политических институтов и доверие к ним, которое и в самом начале не было высоким, стали постоянно снижаться в Венгрии на протяжении 1990-х гг. наряду с ослаблением веры в целесообразность политического участия. Падает не только уровень участия в демонстрациях, публичных собраниях и забастовках по сравнению с картиной, которую мы наблюдаем в большинстве западноевропейских стран, а также в новых демократиях, например, Польше и Чехии. Участие масс в трех парламентских выборах в Венгрии после 1989 г. также было не очень впечатляющим (от 56 до 68 %), хотя оно, по крайней мере, свидетельствует о том, что народ достаточно понимает свой гражданский долг. Несмотря на взлеты и падения общественных настроений, Венгрия по-прежнему сохраняет репутацию «гостеприимной страны», хотя на публичной авансцене временами отчетливо проявляется нетерпимость ко всему чужеродному (к евреям, гомосексуалистам, беженцам и т. п.). Приклеиваемые с целью осуждения ярлыки, как, например, «либерально-большевистский», «плутократический», «чуждый» и др., которые часто используются в выступлениях националистически настроенных крайне правых, имеют в венгерском просторечии дополнительное значение — «еврейский». За один лишь 2000 г. можно составить целый том документов по материалам печати и электронной прессы об «антисемитских настроениях в Венгрии». Но все это не ставит под угрозу политическую стабильность общества (по крайней мере, частично из-за отсутствия высокой «культуры участия»). За полгода до выборов в 2002 г. нет никаких сомнений в том, что нынешняя администрация последует примеру своих предшественников и останется у власти, пока не истечет ее мандат.
При всей непоследовательности и противоречивости процессов, происходивших на внутриполитической сцене, в целом, в стране была создана законодательная база парламентской республики. Для осуществления перемен в государственном устройстве не созывалась конституционная ассамблея: основные принципы парламентской республики, приоритет закона, разделение властей и т. п. были провозглашены в ряде поправок к конституции. Государственная система Венгрии рассматривается как ограниченная форма парламентской системы правления, при которой — несомненно, ввиду стремления законодателей в 1989–90 гг. после многих лет государственного социализма избежать создания всемогущей исполнительной власти — сфера деятельности правительства ограничивается несколькими факторами. К ним относятся: Конституционный суд с необычайно широкими полномочиями; сравнительно частое использование квалифицированного большинства в 2/3 голосов (не только для выборов высоких должностных лиц, но и в осуществлении законодательной деятельности); сильная и всеобъемлющая система парламентских комитетов; система местных органов самоуправления, достаточно действенная, если учесть, что, согласно Конституции, Венгрия — не федеральное, а унитарное государство; значительная независимость Национального банка Венгрии и т. д. Сменяющие друг друга премьер-министры пытаются пробиться сквозь эти ограничения или избежать их воздействия, выбирая при этом различные стратегии. Причем больше всего преуспел в этом нынешний премьер Виктор Орбан, расширив полномочия Секретариата премьер-министра, сократив число созываемых сессий парламента и используя другие приемы. Хотя институт референдума, который, согласно существующим нормам, может быть инициирован после сбора 200 тыс. подписей, и сохраняет видимость прямого демократического участия, в венгерской демократии господствует представительный принцип. Однопалатный парламент избирается раз в четыре года на основе избирательной системы, сочетающей мажоритарный и пропорциональный принципы; глава же государства избирается парламентом каждые пять лет (перевыборы на новый срок разрешаются только один раз). Муниципальные выборы также проходят раз в четыре года.
После более, чем десятилетних интенсивных перемен в политико-идеологическом спектре партийной системы победил западноевропейский тип центростремительного движения, сблизивший правый и левый «центры» и оставивший в подавляющем меньшинстве лишь истово убежденных экстремистов. Подспудное, с великим трудом изживаемое противостояние «народников» и «урбанистов» время от времени всплывает на поверхность общественной жизни в виде борьбы между «патриотами» и «космополитами». Из 65 партий, сформировавшихся в 1988–89 гг. только 12 попали в общенациональный список на выборах 25 марта 1990 г., причем 4 %-ный барьер (поднятый до 5 % к выборам 1998 г.) оставил в парламенте лишь половину из них. МДФ, одна из шести партий, преодолевших этот минимум и имевшая самую крупную фракцию, пригласила мелких сельских хозяев и христианских демократов создать совместную правоцентристскую коалицию, утверждая, что она, помимо демократических идей и рыночной экономики, также отстаивает национальные и христианские ценности. Эта коалиция имела в парламенте 60 % депутатских мест. В оппозиции к ней находились фракции двух либеральных партий: СДС (вторая по числу полученных на выборах голосов) и ФИДЕС, а также социалисты, упорно вырывавшиеся из той политической изоляции, в которой они оказались из-за коммунистического прошлого своей партии. В соответствии с «договором» между Йожефом Анталом (историком по образованию, работавшим прежде директором музея), который в 1989 г. стал председателем МДФ и первым премьер-министром новой демократической эры, и лидерами СДС писатель и переводчик Арпад Гёнц, видный деятель СДС, был
В результате первых после падения государственного социализма свободных выборов произошло почти полное изменение в высших эшелонах политической элиты: 95 % законодателей оказались новыми лицами. Почти столь же драматичными были перемены, затрагивавшие социальное происхождение и политические убеждения новой элиты. Естественно, что в трудных условиях, связанных с изменением государственного устройства и экономическими переменами, правительственные партии больше, чем оппозиция, пострадали от общего разочарования деятельностью всего политического бомонда, к тому же свою роль сыграли и весьма нестабильные партийные предпочтения. Со смертью в конце 1993 г. после продолжительной болезни Антала (его место занял министр внутренних дел Петер Борош) МДФ лишилась политика, статус которого был непревзойденным в ее рядах. Но первые неудачи ожидали МДФ уже осенью 1990 г. на муниципальных выборах. Большинство мест по сельским округам оказалось у «независимых» кандидатов, но на местном уровне лидеры, находившиеся у власти до 1989 г., были не столь сурово «наказаны», как на национальном уровне. В более крупных центрах картина была иной, но и здесь обе либеральные партии выступили значительно лучше, чем сторонники правительства. Пост мэра Будапешта, имеющий огромное значение с точки зрения рисков, вызовов, а также влияния и возможностей, перешел к Габору Демски, получившему известность в СДС в качестве главного деятеля самиздата прежней «демократической оппозиции». Демски повторил свою победу на выборах в 1994 и 1998 гг., и, во всяком случае, в этом отношении его можно считать самым успешным политиком в Венгрии после 1989 г.
Но дело не только в сдвиге политических симпатий значительной части избирателей, который начался задолго до парламентских выборов 1994 г. Исход этих выборов удивил многих и вызвал массу вопросов. Примерно на полпути первого тура парламентских выборов среди партий произошла переоценка их роли и идеологических обязательств, а также изменились их партнерские предпочтения. Еще ранее МДФ, возникшая как массовое движение за демократию и выступающая за «третий путь» между капитализмом и коммунизмом (открытая также «демократическому социализму»), приспособилась к характеру Антала, преимущественно консервативного либерала, которому тогда пришлось затратить много сил, чтобы очистить партию от радикально-националистического правого крыла, выделившегося из МДФ в качестве Партии венгерской правды и жизни (МИЕП). После победы на выборах сама МДФ развернула воинствующую антикоммунистическую пропаганду, которая, с учетом прежней деятельности партии, застала врасплох многих ее сторонников. Это контрастировало с курсом СДС. Будучи партией, которая пыталась подорвать доверие к МДФ, обвиняя ее в сотрудничестве с коммунистами во время избирательной кампании 1990 г., СДС во время «медийной войны» почувствовала, что, хотя открытость по отношению к правым опасна для ее основополагающих ценностей (права человека, гражданские свободы, мультикультурализм), ее политика в отношении левых должна быть подвергнута переоценке. Такой сдвиг позволил МСП выбраться из того политического гетто, в котором она временно оказалась после 1989 г. Тем самым был, наконец, открыт путь к сближению между обеими партиями на основе Демократической хартии, провозглашенной интеллектуалами из обеих партий, для борьбы с потоком национального радикализма (в то время еще вынашиваемого в рамках МДФ). В таких условиях стало разваливаться тесное в прошлом сотрудничество между СДС и ФИДЕС, и принципиальные различия между ними становились все более очевидными. Из трех первоначальных отличительных черт партии — антикоммунизм, активность, укоренившаяся в субкультуре молодежи, и политический либерализм — полностью сохранилась лишь первая, от второй же поспешно отказались, а третья постепенно отошла на второй план в результате усиления акцента на христианских ценностях и традициях, а также на вере в сильное правительство. К 1994 г. ФИДЕС трансформировалась в правоцентристскую партию с огромными (и, видимо, в конечном счете, обоснованными) претензиями на интеграционную роль этой части политического сектора; символом этого процесса должно было стать изменение в 1994 г. официального названия партии (к «ФИДЕС» было теперь добавлено «МПП», что означает «Венгерская гражданская партия») и ее выход в 1999 г. из Либерального Интернационала ради Европейской народной партии.
Ко времени парламентских выборов 1994 г. позиции социалистов окрепли. Это соответствовало общей тенденции «полевения» парламентов во всех странах региона, что дало немалую пищу для размышлений историкам и политологам. Приверженность МСП социал-демократическим ценностям выглядело достаточно правдоподобно, чтобы добиться международного признания и вступления в Социалистический Интернационал; свободный от идеологических наслоений прагматизм партии и акцент на модернизации и технократической экспертизе позволил ей одержать внушительную победу на выборах в стране, большинство населения которой устало от идеологической борьбы, столь упорной в начале 1990-х гг., и разочаровалось в экономических переменах. Хотя социалисты получили более 50 % мест в парламенте, СДС приняла предложение о создании коалиции от председателя МСП Дьюлы Хорна, этой коалиции противостояла оппозиция, состоявшая из четырех партий прежнего состава парламента. Как подчеркивали обе новые правящие партии, несмотря на серьезные различия в их изначальных позициях и разделяемых ценностях, существуют широкие возможности сотрудничества между ними благодаря сходству их мнений по целому ряду острых практических проблем, как, например, интеграция Венгрии в Европу и Североатлантический договор и валютная реформа. В этих приоритетных областях они могут с полным основанием похвастаться достижениями, однако ни одно из этих достижений не повлияло серьезным образом на смягчение недовольства, которое многие избиратели испытывали при прошлой администрации. К тому же в СДС многие были озадачены примирением партии с социалистами, а позднее пришли к выводу, что ее роль в коалиции во многом изменила характер партии.
В свете этого неудивительно, что на выборах 1998 г. СДС вслед за другой крупной партией, действовавшей в период изменения режима в 1990 г., МДФ, в значительной степени потеряла свой политический вес. Постоянно растущая поддержка избирателями ФИДЕС на последней фазе второго парламентского тура объяснялась не только ошибками социалистов и собственных правильных шагов, но и оттоком голосов от этих двух партий (СДС и МДФ). Если социалистам удалось сохранить большую часть своего влияния, то ФИДЕС — МПП одержала победу сравнительно небольшим числом голосов (фактически получив меньше голосов по партийному списку, чем МСП) и в конце избирательной кампании выступала «не столько за изменение режима, сколько за изменение правительства»: ее целью была «гражданская Венгрия», в которой посткоммунистическое наследие будет окончательно похоронено, а государство возьмет на себя больше ответственности, чем раньше, и поддержит рост среднего класса, исходя из национальных и христианских традиций. Ради достижения прочного правительственного большинства тогдашний председатель ФИДЕС и новый премьер-министр Виктор Орбан провозгласил эту программу в коалиции не только с МДФ, но и с партией мелких сельских хозяев (Независимая партия мелких собственников) — ФКГП. Хотя исторически ФКГП занимала почетное место в традиционно демократических устремлениях Венгрии XX в., ее собственная наследница представляет собой антиэлитистскую силу с популистским подходом к демократии. Она приобрела печальную известность на протяжении 1990-х гг. (а теперь уже можно говорить и о более позднем периоде) своими внутренними неурядицами и своеобразным политическим стилем ее лидеров. В настоящее время, помимо левой оппозиции социалистов и СДС, в парламенте находится не входящая в правительство правая партия, которая, однако, зачастую оказывает правительству поддержку: радикальная националистическая МИЕП выступает за «реальное» изменение режима — за антикоммунизм, антикапитализм, антилиберализм и антиглобализм, которые, используя ее терминологию, не отличаются от антисемитизма. На другом конце политического спектра находится леворадикальная Рабочая партия, которая открыто провозглашает себя наследницей эры Кадара. Эта партия осталась внепарламентской оппозицией после всех трех выборов.
Наш краткий обзор событий, происходивших на венгерской политической сцене, по-видимому, достаточно полно иллюстрирует те пируэты, которые исполнялись почти всеми ее участниками, пока они наконец не нашли соответствующие им места. Впрочем, и сейчас нет уверенности, что это — окончательный расклад сил. Тенденция, тем не менее, относительно ясна. Определенная и при этом значительная часть электората постоянно поддерживает консервативно-либеральную линию с христианско-национальным оттенком (какая бы партия ни брала подобную программу на вооружение в текущий момент); своего избирателя — после первоначального периода изоляции — получили также социалисты, причем их представления и ценности разделяет примерно такое же число избирателей, как и у правого центра. «Чистые» либералы растеряли свой электорат и по числу поддерживающих их избирателей сравнялись с правыми радикалами. Получается картина, мало чем отличающаяся от того, как развивались события в странах Западной Европы.