История веры и религиозных идей. Том 1. От каменного века до элевсинских мистерий
Шрифт:
§ 17. Человек и его боги
Известно, по меньшей мере, четыре шумерских текста, объясняющих происхождение человека. Они настолько различны, что приходится предположить множественность традиций. Один миф рассказывает, что первые человеческие существа выросли из земли, как растения. По другой версии, человека сделали из глины некие божественные мастера, затем богиня Намму слепила ему сердце, а Энки дал жизнь. Есть тексты, которые называют в качестве творца человеческих существ богиню Аруру. И, наконец, по четвертой версии человек был сделан из крови двух богов Лахму, принесенных с этой целью в жертву. Последняя тема была позже заимствована вавилонянами и получила новое толкование в их знаменитой космогонической поэме "Энума элиш" (§ 21).
Упомянутые мотивы во множестве вариаций встречаются в культурных памятниках по всему миру. Согласно двум из шумерских версий, древний человек каким-то образом заимствовал у богов их субстанцию — жизненное дыхание у Энки или кровь у богов Лахму, из чего следует, что не было непроходимой границы между человеческой и божественной формами существования. Правда, человек был создан, чтобы служить богам, нуждавшимся прежде всего в пище и одежде. [123] Культ понимался как служение богу. Но в то же время, будучи слугами богов, люди не являются их рабами. Жертва представляет собой, в сущности, добровольное приношение и знак верности. Что же касается больших городских празднеств — в честь, например, Нового Года или возведения храма, то все они имеют структуру
123
Относительно культа ср.: Kramer. The Sumerians, p. 140 sq.; A.L Oppenheim. Ancient Mesopotamia, p. 183 sq.21
Раймон Жестэн подчеркивает, что понятия греха, искупления и мотив "козла отпущения" не документированы текстами. [124] Это предполагает, что люди являются не просто слугами богов, но и их подражателями и, следовательно, «соработниками». Раз боги отвечают за космический порядок, люди должны следовать их требованиям, поскольку те отвечают нормам — «указаниям» (ме), — обеспечивающим порядок как в мире, так и в человеческом обществе. [125] Указания устанавливают, т. е. определяют, судьбу всего сущего, всех форм жизни, любого людского, равно как и божественного, предприятия. Актом намтар указания формулируется и объявляются. На каждый Новый Год боги фиксируют судьбу предстоящих двенадцати месяцев. Речь идет, конечно, о проявлении на Ближнем Востоке более древней идеи, однако первое ее четко артикулированное выражение принадлежит шумерам, и ее углубление и систематизация — работа шумерских теологов.
124
Jestin. Ор. cit, p. 184. "Позднее в литературе появляются "покаянные псалмы", но возросшее семитическое влияние не позволяет считать их аутентичным выражением шумерской мысли" (ibid.).
125
Относительно ме различных промыслов, занятий и институций см.: Kramer. From the Tablets, p. 117 sq.; The Sumerians, p. 117 sq. Слово ме переводилось как «бытие» (Якобсен) или "божественная сила" (Ландсбергер и Фалькенштейн) и интерпретировалось как "божественная имманентность в мертвой и живой материи, неизменная, врожденная, но безличная и доступная лишь богам" (Дж. Ван-Дэйк).
Космический порядок постоянно нарушается: сначала "Большим Змеем", грозящим превратить мир в хаос, потом преступлениями, заблуждениями и ошибками людей, которые требуют искупления и «очищения» с помощью различных ритуалов. Однако мир периодически возрождается, или "творится заново", с помощью новогоднего праздника. "Шумерское название этого праздника — акитиль — означает "сила, возрождающая мир" (til значит «жить» и «возрождаться», так больной «о-живает», т. е. выздоравливает); возникает весь цикл закона вечного возвращения". [126] Документированные свидетельства мифо-ритуальных сценариев Нового Года, более или менее схожих между собой, обнаружены в бесчисленном множестве культур. У нас будет возможность оценить их значение, когда мы перейдем к анализу вавилонского праздника акиту (§ 22). Сценарий включает иерогамию двух божеств — покровителей города, которые представлены либо их статуями, либо правителем, носящим титул мужа богини Инанны и воплощающим Думузи, [127] и храмовой иеродулой. В их священном браке воплощалось единение богов и людей, единение, разумеется, преходящее, однако чреватое существенными последствиями. Дело в том, что божественная энергия изливалась таким образом прямо на город — или, иначе говоря, на «Землю», — освящала ее и обеспечивала ей благоденствие и счастье в начинающемся году.
126
Jestin. Ор. cit., р. 181.
127
Ср.: S.R. Kramer. Le Rite de Mariage sacr'e Dumuzi-lnanna, p. 129; idem. The Sacred Marriage Rite, p. 49 sq.
Еще важнее новогоднего праздника было строительство храмов. Так воспроизводилась космогония, поскольку храм — «дворец» бога — представлял прежде всего imago mundi. Идея эта древняя и очень широко распространенная (мы снова встретимся с ней в мифе о Баале, § 50.) Согласно шумерской традиции, после сотворения человека один из богов основал все пять городов. Он построил их "на голом месте, дал им имена и определил как культовые центры". [128] Затем боги передали прямо правителям план городов и святилищ. Царь Гудеа видит во сне богиню Нибаду, которая показывает ему картину с отмеченными на ней благоприятствующими звездами, и бога, который открывает ему план святилища. [129] Модели города и храма имеют, можно утверждать, трансцендентную природу, поскольку они уже существуют на Небе. Архетипы вавилонских городов были заданы в созвездиях: Сиппар — в созвездии Рака, Ниневия — в Большой Медведице, Ассур — в Арктуре и т. д. [130] Это идея, общая для всего Древнего Востока. Институт царской власти также был "спущен с неба", одновременно с его символами — тиарой и троном. [131] Второй раз они были переданы на землю после потопа. Вера в небесное предсуществование «деяний» и установлений имела большое значение для архаической онтологии. Самое ее знаменитое выражение — платоновская доктрина предсущих идей. Первое документированное выражение доктрины — шумерское, но ее корни уходят, по всей вероятности, во времена доисторические. Теория небесных моделей продолжает и развивает повсеместно распространенную архаическую идею, согласно которой человеческие деяния — не что иное, как повторение (имитация) действий, показанных божественными существами.
128
Ср. текст, переведенный Крамером, From the Tablets, p. 177.
129
Е. Burrows. Some Cosmological Patterns in Babilonian Religion, p. 65 sq.
130
Ср.: Burrows. Ор. cit., p. 60 sq.
131
См. "Список шумерских царей", переведенный Крамером, The Sumerians, p. 328 sq.
§ 18. Первый миф о потопе
Институт царской власти был повторно принесен на землю после потопа, поскольку эта катастрофа была равнозначна "концу света". Спасся единственный человек — Зиусудра, по шумерской традиции, или Утнапишти, по аккадской. Однако ему, в отличие от Ноя, не было разрешено жить
132
Ср.: Kramer. From the Tablets, p. 177 sq.; idem. Sumerian Mythology, p. 97 sq.; G.R. Castellino. Mitologia, pp. 140–143.
Вновь появляется тема потопа в "Эпосе о Гильгамеше". Этот знаменитый документ, достаточно хорошо сохранившийся, еще лучше проясняет аналогии с библейскими сюжетами. По всей видимости, мы имеем здесь дело с общим источником, и довольно древним. Как известно со времени появления в печати сборников материалов, составленных Р. Андре, Г. Узенером и Дж. Фрэзером, миф о потопе почти универсален, документальные свидетельства о нем обнаружены на всех континентах (хотя в Африке довольно редки) и в разных культурных слоях. Некоторое число вариантов кажется продуктом диффузии, сначала из Месопотамии, потом из Индии. Возможно также, что поводом для этих сказочных историй послужили одно или несколько катастрофических наводнений. Было бы, однако, рискованно объяснять столь распространенный миф феноменами, геологические следы которых не найдены. Большая часть мифов о потопе выглядят как составляющая некоего космического ритма: старый мир, населенный «падшим» человечеством, затапливается водами, и через какое-то время из водного «хаоса» рождается мир новый. [133]
133
О символизме, связанном с некоторыми мифами о потопе, см.: Eliade. Trait'e, p. 182 sq.
Во многих вариантах мифа потоп является следствием человеческих «грехов» (или ритуальных промахов); иногда его вызывает просто желание божественного существа покончить с человечеством. В месопотамской традиции причину потопа установить затруднительно. Некоторые намеки дают основание считать, что боги приняли это решение из-за «грешников». По другой традиции, гнев Энлиля был вызван невыносимым шумом, производимым людьми. [134] Между тем, изучая мифы других культур, где речь идет о грядущем потопе, можно заметить, что главные его причины кроются одновременно в человеческих грехах и в одряхлении мира. Само существование Космоса — тот факт, что он живет и производит — приводит к тому, что он постепенно деградирует и окончательно разрушается. По этой причине он должен быть сотворен вновь. Иначе говоря, потоп реализует в макрокосмическом масштабе то, что символически осуществляется в ходе новогоднего праздника: "конец света" и греховного человечества, делающий возможным новое творение. [135]
134
Мы увидим (§ 21), что все тот же «шум», на этот раз галдеж молодых богов, мешавших ему спать, был причиной того, что Апсу их уничтожил (ср.: Enuma elish, tab. I, p. 21 sq.).
135
Ср.: Aspects du mythe, p. 71 sq. По версии, отраженной в "'Epop'ee d'Atrahasis", Эа решил после потопа сотворить семь мужчин и семь женщин22; ср.: Heidel. The Gilgamesh Epic, pp. 259–260.
§ 19. Сошествие в ад: Инанна и Думузи
Триада планетарных богов состояла из Нанны-Син (Луна), Уту (Солнце) и Инанны, богини звезды Венеры и любви. Божества Луны и Солнца окажутся в зените своего могущества в вавилонскую эпоху. Что же касается Инанны, соответствующей аккадской Иштар, а позднее Астарте, то ей предстояло обладать культовой и мифологической «актуальностью», недостижимой ни для какой другой богини Ближнего Востока. В своем апогее она была одновременно богиней и любви, и войны, простирая свою власть и на жизнь, и на смерть. Подчеркивая полноту ее могущества, ее представляли гермафродитом (Ishtar barbat"a). Личность ее была полностью очерчена уже в шумерскую эпоху, и главный миф о ней был одним из наиболее значительных творений древнего мира. Он открывается любовной историей: Инанна, богиня-хранительница Эреха, вступает в брак с пастухом Думузи, [136] который становится таким образом властителем города. Инанна во весь голос выражает свою страсть и свое счастье: "Я живу в радости!.. Мой Господин достоин священного жезла!". И в то же время она торопит свершение трагической судьбы, предназначенной ее мужу: "О мой любимый, муж сердца моего… я вовлекла тебя в гибельное желание… ты коснулся своими губами моих, ты прижал лицо к моим губам, и потому тебе суждена роковая доля" (Kramer, стр. 141).
136
По другой версии, она было сначала предпочла крестьянина Энкимду, но ее брат, бог-солнце Уту, уговорил ее передумать; ср.: S. N. Kramer. The Sacred Marriage Rite, p. 69 sq.; idem. Le Rite de Marriage Sacr'e Dumuzi-Inanna, p. 124 sq. Если нет иных указаний, переводы из Крамера цитируются по этой статье.
Эта "роковая доля" была решена в день, когда честолюбивая Инанна решила спуститься в ад, чтобы забрать власть у своей старшей сестры Эрешкигаль. Будучи госпожой "Великого Верхнего Царства", она претендует на то, чтобы править и "Нижним Миром". Ей удается проникнуть во дворец Эрешкигаль, но по мере того, как она миновала Семь Дверей, привратник снимал с нее платья и украшения. Инанна является перед сестрой совершенно нагой — т. е. лишенная всей своей «силы». Эрешкигаль устремляет на нее "взгляд смерти", и тело ее застывает. По истечение трех дней ее преданный друг Ниншубура, следуя наставлениям, которые Инанна ему дала перед уходом, сообщает о случившемся богам Энлилю и Нанне-Син, но они отказываются вмешиваться, ведь проникнув в Страну Мертвых — страну, которой правят нерушимые законы, — Инанна "вздумала заняться запретными делами". Тем не менее Энлиль находит решение: он сотворяет двух посыльных и отправляет их в ад, снабжая "пищей жизни" и "живой водой". Прибегнув к хитрости, они оживляют "труп, который висел на гвозде", и Инанна уже готова выйти, как вдруг Семь Судей Ада (Ануннаки) останавливают ее, говоря: "Где это слыхано, чтобы сошедший в ад поднялся обратно без ущерба? Если Инанна хочет подняться из ада, пусть предоставит замену!". [137]
137
Перевод Jean Bott'ero. Annuaire… 1971–1972, p. 85.