История Византии. Том I

Сказкин Сергей Данилович

управление всеми делами должно принадлежать императору³. Иначе говоря, идеологи византийского государства провозглашали номинальное равенство всех граждан империи только для того, чтобы превратить его в равенство подданных, в бесправное равенство перед лицом всевластного господина — императора. Эта политическая теория опять-таки коренным образом отличалась от правосознания, господствовавшего на Западе, где государь выступал лишь как «первый среди пэров» и где, следовательно, разграничение проводилось не между сувереном и подданными, а между феодалом и податным сословием.

По официальным византийским представлениям, власть василевса была божественной⁴.

Каким бы способом император ни достиг престола — убийством, подкупом или интригами,— считалось, что господь возвел его на царский трон и коронация механически очищала от всех ранее совершенных грехов⁵. Божественность императорской власти закреплялась всем ритуалом константинопольского двора: по словам Константина Багрянородного, ритм придворной жизни отражал гармонию и порядок, созданные творцом для вселенной⁶.

Император носил особую одежду: багряные сапожки, многоцветные шелковые расшитые золотом и жемчугом облачения, корону; даже конь василевса был убран золотом, жемчугом, драгоценными сирийскими тканями. Императорский дворец считался святыней, и всякое появление государя перед вельможами и народом разыгрывалось как театральное представление: ему отвешивали земные поклоны,, целовали стопы и колени, перед ним возжигали свечи и курили фимиам. В определенные дни император должен был совершать выходы из Большого дворца: пешком или верхом на лошади, облаченный в парадные одежды, он направлялся в церковь св. Софии или в иной константинопольский храм, чтобы присутствовать на богослужении; на это зрелище собирался весь город, и граждане приветствовали василевса в соответствии со строгими формулами аккламаций (славословий)⁷.

Божественный император считался владыкой вселенной, ойкумены, а земли, где властвовали «варвары», лишь временно им утраченными. Он был единственным истинным государем, тогда как все остальные правители лишь архонтами, «начальствующими» — византийская политическая теория долгое время не соглашалась признать титул «василевса» за преемниками Карла Великого.

Культ императорской власти был предназначен для того, чтобы, эмоционально воздействуя на подданных, поднять императора до уровня божества, подчеркнуть его всевластие.

Прерогативы василевса были чрезвычайно широки. Хотя византийское право сохраняло частнособственнические принципы римского права, политическое учение предоставляло василевсу — как, впрочем, и римскому августу — верховное распоряжение всей земельной собственностью подданных. Объявляя всякую недвижимость подчиненной государству , византийское государство присваивало право конфисковать — без суда и следствия — любой земельный надел. Василеве свободно распоряжался государственной землей и налогами, он мог пожаловать монастырю или частному лицу как землю, так и право на взимание налогов. Император считался верховным судьей и мог без суда сослать в монастырь, заключить в тюрьму или ослепить неугодного ему человека.

Он назначал и смещал чиновников, принималпосольства, издавал законы, командовал войсками.

И все же власть василевса была ограниченной. Эта ограниченность проявлялась прежде всего в отсутствии престолонаследия: сын василевса не рассматривался византийским обычаем как непременный наследник отца, императором делало не рождение, а определенная церемония; церемониал был сильнее, чем родство, и императором мог стать любой, самый далекий от своего предшественника человек. Эта система коренным образом отличалась от порядка престолонаследия в большинстве феодальных государств того времени: недаром хазары смеялись над византийцами, не знающими наследственности императорской власти⁸.

Формально провозглашение императором предполагало участие

народа: церемония совершалась на ипподроме, где жители Константинополя символизировали население всей империи. Провозглашение войском или синклитом также имело конституционное значение: войско и синклит выступали в данном случае как представители народа. Однако с IX в. даже формальное волеизъявление народа постепенно сводится на нет — император сам объявляет об избрании преемника.

Византийцы широко практиковали институт соправителей, который в какой-то мере должен был обеспечивать упрочение принципов легитимности: еще при жизни государя его сыновья или иные близкие родственники становились соправителями⁹. Но если в VII в. соправителей (формально) избирал народ, то в IX—X вв. их, как правило, назначал сам василевс. Институт соправителей не обеспечивал династического принципа престолонаследия, сам являясь порождением слабости легитимных представлений. К тому же институт соправителей (число которых было подчас довольно значительным) не мог не ограничивать полновластие «великого василевса». Тот самый церемониал, который возносил императора до уровня божества, ставил, как это ни парадоксально, определенные пределы полновластию василевса. Ритуал облачений, выходов, приемов погружал государя в рутину обычаев и правил, изменить которые было невозможно. Константин Багрянородный сообщает весьма примечательное предание: в храме св. Софии хранились императорские венцы и иные украшения, предназначенные для больших праздников: если василевс наденет их в будний день, его ждет болезнь и тяжкая смерть. Но не только церемониал Большого дворца нерушим — император бессилен лишить вельможу титула; титул, однажды пожалованный, остается пожизненным.

Традиционализм, с такой яркостьювыразившийся в рутине придворного ритуала, накладывал свою печать и на политическую жизнь страны. Император рассматривался как хранитель традиций, будь то римское право или постановления соборов; если расправа с отдельным лицом не доставляла василевсу особенных сложностей, то попытка сколько-нибудь серьезных реформ расценивалась как нарушение божественных установлений. Этот традиционализм, превращая василевса в «раба церемониала», подчеркивал (как и отсутствие твердого порядка престолонаследия), что «божественным» и полновластным является не каждый данный император, но василевс «вообще», самый принцип императорской власти. Иначе говоря, обожествляется не личность императора и не данный род, имеющий исключительные права на престол, но самый императорский престол, средоточие государственного аппарата. Усиление государства в византийских условиях IX—X вв. — это не усиление личной власти государя, а возрастание роли центрального аппарата, возрастание централизации.

Вместе с тем в византийской конструкции императорской власти начинают проявляться новые тенденции, порожденные воздействием феодальных отношений. Это прежде всего упрочение принципа легитимности (см. ниже, стр. 175) и возникновение элементов частноправовых отношений между государем и подданными. В X в. византийский «самодержец» , по собственному произволу распоряжающийся жизнью и имуществом подданных, заключает частный договор с тем или иным из подданных, подтверждая свои обещания клятвой¹⁰.

Как и на Западе, господствующий класс в Византии IX—X вв. имел иерархическую структуру, но в отличие от Запада византийская иерархия основывалась не на вассально-ленных связях, а на раздаваемых императором титулах. Согласно «Клиторологию» Филофея¹¹ (обряднику, составленному в самом конце IX в), византийская сановная знать и все чиновничество разделялось по 18 рангам: в IX—X вв. каждый чиновник — от самой мелкой пешки в государственном аппарате до руководителей центральных ведомств — должен был иметь титул.