История Византии

Норвич Джон Джулиус

Предводительствуемое Петром войско, состоявшее преимущественно из всяческого сброда, не являлось, однако, типичным для армий Первого крестового похода. Через девять месяцев Алексею пришлось принимать новый отряд крестоносцев, в рядах которого было около 70 000 мужчин и изрядное число женщин; во главе армии стояли самые могущественные феодальные сеньоры Запада. Экономический, логистический, военный и дипломатический вызовы, которые эта орда бросала империи, не имели себе равных в византийской истории; базовая проблема заключалась в доверии к пришельцам. Алексей весьма скептически относился к декларированным крестоносцами высоким христианским мотивам. Он хорошо понимал, что рыцари явились за тем, что можно заполучить в собственность — если не саму империю, то независимые княжества на Востоке. Эта последняя их цель Алексея не беспокоила: несколько буферных христианских государств между Византией и сарацинами явились бы для империи

некоторым подспорьем. Но, как был убежден Алексей, такие княжества нельзя основывать на имперской территории, а встающие во главе их князья должны признавать василевса своим сюзереном. Император понимал, что феодализм в Западной Европе основывался на торжественной клятве верности вассала феодалу. Ну что ж, Алексей потребует именно такую клятву от всех новоявленных вождей.

Первый из них, Гуго Вермандуа, младший брат короля Франции Филиппа I, с готовностью принес требуемую клятву. Другие два — Готфрид Бульонский, герцог Нижней Лотарингии, и его брат Балдуин Булонский — оказались менее сговорчивыми. Сначала они выразили категорический отказ, и лишь когда Алексей направил в их лагерь отборные гвардейские отряды, братья капитулировали. В Пасхальное воскресенье они вместе с сопровождавшими их рыцарями принесли клятву. Сразу же были восстановлены дружественные отношения. Алексей осыпал визитеров подарками и устроил для них пиршество. На следующий день он переправил большую часть крестоносцев через Босфор.

Из числа предводителей Первого крестового похода был один, которому Алексей Комнин особенно не доверял. Боэмунд, ныне князь Тарентский, являлся самым старшим сыном Робера Гвискара — который, не стань он жертвой эпидемии, исключительно удачно случившейся двенадцать лет назад, теперь вполне мог бы вместо Алексея занимать византийский трон. Тот факт, что Робер развелся с матерью Боэмунда, дабы жениться на грозной Сикелгаите, и впоследствии оставил свои итальянские владения сыну от второй жены — Роже Борее, делали фигуру Боэмунда особенно опасной: не имея никаких надежд заполучить что-либо в Италии, он мог положить глаз на любые территории Востока. Ко всему прочему, его военная репутация не имела себе равных в Европе.

Когда император принял князя на следующий день после его прибытия, то Боэмунд признал, что раньше был настроен к Алексею враждебно, но теперь прибыл как друг. Боэмунд сразу же согласился дать клятву верности. Князь знал и понимал греков, владел их языком и, в отличие от многих крестоносцев, хорошо осознавал, что успех похода зависит от того, будет ли василевс на его стороне. Держа эту мысль в сознании, Боэмунд под страхом смертной казни запретил своим солдатам грабежи и насилия на пути к Константинополю. Две недели спустя Боэмунда с его армией переправили через Босфор, Алексей же занялся следующим гостем.

Раймунд IV де Сен-Жиль, граф Тулузы и маркиз Прованса, был самым старым, самым богатым и самым знаменитым из крестоносцев. И самая крупная из регулярных армий крестоносцев принадлежала ему — она насчитывала около 10 000 человек. Хотя Раймунду было уже под шестьдесят, он стал первым аристократом, взявшим крест в Клермоне — то есть нашившим на свою одежду символический крест, означавший принятие на себя соответствующих обязательств. Раймунд публично поклялся никогда не возвращаться на Запад. За ним последовали жена, сын Альфонсо и его друг епископ Пюисский Адемар, которого папа Урбан благословил осуществлять духовное водительство во время Крестового похода. Не приходится особо сомневаться в том, что, подобно Боэмунду, Раймунд жаждал побед и трофеев, однако, в отличие от князя Тарентского, не пытался контролировать своих людей, чья склонность к повальным грабежам и изнасилованиям не раз приводила их к конфронтации с имперским эскортом. С самого начала Раймунд ясно дал понять, что не имеет намерения давать Алексею клятву; вот если бы василевс принял командование крестоносной армией на себя, то он был бы счастлив служить под его началом. Алексей ответил, что при всем своем желании возглавить Крестовый поход, в нынешней неспокойной ситуации не может покинуть империю. Наконец граф согласился дать несколько иную клятву — хранить уважение к жизни и чести императора. И Алексей благоразумно принял ее — осознавая, что это самое большее, на что он мог надеяться.

Четвертую — и последнюю — экспедицию Крестового похода возглавил Роберт, герцог Нормандский, старший сын Вильгельма Завоевателя: он выступил в сентябре 1096 г. С ним вместе выехал его зять Стефан, граф де Блуа, и его двоюродный брат Роберт II, граф Фландрский; под знамена этих трех деятелей встало множество известных аристократов и рыцарей из Нормандии, Бретани и Англии. Для них не составило проблемы принять присягу верности; вообще крестоносцев впечатлила щедрость императора — высокопородность лошадей, качество еды и изысканность шелковых одежд, которыми их одаривали. Рядовой состав был облагодетельствован не столь

щедро, однако все, кто хотел, могли проходить в город группами по шесть человек, чтобы осмотреть достопримечательности и помолиться в главных святынях. Через две недели этот отряд, как и предыдущие армии, переправился через Босфор и далее проследовал к Никее, где соединился с прибывшими ранее войсками.

Легко можно представить облегчение Алексея Комнина, наблюдавшего за отплытием последних крестоносцев. Впрочем, во время постоя произошло лишь несколько неприятных инцидентов — благодаря принятым мерам предосторожности крупных конфликтов удалось избежать. К тому же все представители крестоносцев за исключением Раймунда, с которым император пришел к частному соглашению, дали клятву верности; и даже если бы впоследствии они нарушили ее, это только усилило бы моральные позиции Алексея.

А вообще отношения византийцев и крестоносцев не сложились. На Балканах и во Фракии пришельцев принимали с подозрительностью и недоверием. В Константинополе их держали под строгим присмотром. Европейцы же были глубоко потрясены тем, что увидели в византийской столице. На французского крестьянина или бюргера из маленького немецкого городка самый богатый и самый роскошный мегаполис в мире, с его экстравагантно одетыми аристократами в сопровождении многочисленных рабов и евнухов и несомыми на золоченых паланкинах гранд-дамами, лица которых блестели эмалевыми красками, производил впечатление чего-то совершенно невероятного; это зрелище их, несомненно, глубоко шокировало. Да и религиозные службы, которые посещали крестоносцы, должны были казаться им очень красочными, но непривычными, непонятными и к тому же еретическими.

Византийцы тоже относились далеко не дружелюбно к пришельцам с Запада. Иностранные армии никогда не являются желанными гостями, а эти варвары с дурными манерами, несомненно, были хуже многих предыдущих. Крестоносцы опустошали земли византийцев, насиловали женщин, грабили города и селения. Изрядное число императорских подданных, хотя они и считали крестоносцев братьями-христианами, истово надеялось на успех сарацинских армий в ходе грядущих столкновений.

Вопреки ожиданиям многих Первый крестовый поход имел громкий, пусть и не вполне заслуженный, успех. Никея была осаждена и затем взята — с последующим восстановлением византийской власти в западной Малой Азии. Турок-сельджуков разбили при Дорилее в Анатолии. Затем в руках крестоносцев оказалась Антиохия. И, наконец, 15 июля 1099 г., после продолжительной и страшной бойни, воины Христа ворвались в Иерусалим, где вырезали всех мусульман, находившихся в городе, евреев сожгли живьем в главной синагоге. Из прежних лидеров крестоносцев двоих уже не было с ними: Балдуин Булонский сделался графом Эдессы, города, стоящего на Евфрате, в среднем его течении, а Боэмунд стал князем Антиохии.

Алексея Комнина известие об отвоевании Иерусалима могло только порадовать, но вот ситуация в Антиохии вызывала серьезную тревогу. Этот древний город с находившимся в нем патриархатом после столетий мусульманской оккупации был отвоеван империей в 969 г., после чего входил в нее до 1078 г. Антиохийцы в подавляющем большинстве говорили на греческом и исповедовали православную веру; в глазах Алексея они являлись византийцами. Теперь же Антиохия была захвачена норманнским авантюристом, который, несмотря на принесенную им клятву, явно не имел намерений уступать город. Он дошел до того, что изгнал греческого патриарха и заменил его на латинского. Так что легко представить, какое удовлетворение испытал Алексей, когда летом 1100 г. Боэмунд был схвачен местными турками и уведен в цепях в далекий замок в Понте. Там он оставался три года, пока наконец его не выкупил Балдуин, к тому времени ставший королем Иерусалимским — этот титул и должность он унаследовал от своего брата Готфрида.

Уже в первые годы после триумфа крестоносцев стало очевидно, что Боэмунд был не одинок в притязаниях на византийскую собственность. После занятия Иерусалима подлинные паломники начали постепенно возвращаться домой. Оставшиеся же в Отремере (как стали называться земли крестоносцев на Ближнем Востоке) франки по сути своей являлись военными авантюристами — теперь они открыто занялись поисками добычи. Из всех предводителей Первого крестового похода один только Раймунд Тулузский — единственный, кто отказался приносить Алексею клятву вассальной верности, — действовал честно и вернул императору завоеванные территории, которые ранее входили в состав империи. Когда Боэмунд был в 1103 г. освобожден, крестоносцы уже вовсю сражались с арабами, турками и византийцами — почти без всякого разбора; время от времени устраивались короткие перемирия. В начале лета 1104 г. воины Христа потерпели сокрушительное поражение от турок под Харраном, вблизи Эдессы. Армии Боэмунда удалось спастись, но расквартированный в Эдессе отряд был перерезан едва ли не до последнего человека. И Балдуин, и его двоюродный брат Жоселин де Куртене оказались в плену.