История Византийских императоров. От Константина Великого до Анастасия I. Том1
Шрифт:
Затем в дело вступил третий легат, пресвитер Бонифаций, попытавшийся доказать, что вследствие принятия 28-го канона умаляется честь и достоинство Римского епископа. Он зачитал данное им перед началом Собора поручение понтифика — ни в коем случае не допускать уничижения Римской кафедры: «Если некоторые, по убеждению в значении своих городов, покусились поколебать оное, таких опровергнуть, как требует право». Наверное, едва ли обосновано предположение, будто апостолик заранее знал о готовящемся 28-м правиле, скорее, как можно предположить, он опасался рецидива «Разбойного собора» со стороны того же Диоскора. Это был сильнейший противник, и вряд ли кто-нибудь мог с абсолютной уверенностью сказать заранее, удастся ли свергнуть его с престола, и чем закончится Халкидон. Поэтому-то папа и дал поручение, страхующее его от всяких неожиданностей, —
Началось обсуждение. Вначале, во избежание канонических ошибок, прочитали правила Первого и Второго Вселенских Соборов, но к общему знаменателю не пришли, поскольку римские легаты сделали вид, что «не знают» о существовании Вселенского Собора 381 г. Или, вернее сказать, они просто проигнорировали ссылку на его акты. Наступило общее смятение, и тогда сановники императора вновь приступили к опросу подписантов, насколько свободно те приняли спорное правило. К неудовольствию легатов, все опрошенные высказались категорично. Более того, выяснилось, что епископов Мирских, Амасийских, Гангрских, Синнадских и других Константинопольский архиерей уже не раз рукополагал своей властью ещё до Халкидона. А епископ Лаодикийский Нунехий прямо заявил: «Слава Константинопольского престола есть наша слава: в его чести участвуем и мы, потому что он принимает на себя и заботы наши; и нам приятно, что в каждую область митрополит рукополагается от этого престола».
Пергамий, епископ Антиохийский, высказался ещё категоричнее: «Во всем нам следует оказывать честь и послушание святейшему архиепископу царствующего нового Рима, как главному отцу. Об одном только прошу, чтобы, если окажутся какие-либо дела, совершающиеся или по неведению его святости, или по подлогу, то, ради его чести, для мира святейших церквей и ради благоугодности Богу пред всеми, эти дела исследовались бы и охранялись так, как пред отцом» [810] .
810
ДВС. Т. 3. С. 157.
Усугубил положение Евсевий Дорилейский, заявивший, что сам читал это правило ещё раньшеХалкидона папе св. Льву Великому, когда апеллировал на решения «Разбойного собора», в присутствии Константинопольских клириков, и, по его словам, тот принял его. И в этой истории ничего удивительно нет — говорили как бы об одном и том же, но в разное время и ином контексте, преследуя различные цели. Когда Евсевий жаловался папе на самочинства Диоскора, опровергнуть определения «Разбойного собора» можно было ссылкой на их неканоничность. Здесь-то и припомнили, что Константинопольского архиерея унизили, предоставив ему пятое место вместо второго, а также вспомнили о его прерогативах в отношении самого Евсевия, суд над которым не имел никаких правовых оснований. Поэтому папа так благосклонно и выслушал в тот момент жалобу епископа, что его ссылка на канонические прерогативы Константинополя и практику окормления окружающих церковных областей была ему объективно выгодна. Другое дело — нынешняя ситуация, когда, устранив конкурента в лице Александрийского архиепископа, Рим и Константинополь столкнулись друг с другом.
Выслушав всех, сановники постановили: «Из всего дела и из заявления каждого мы усматриваем, что, хотя преимущества пред всеми и особая честь по канонам остаётся за боголюбезнейшим архиепископом древнего Рима, однако и святейшему архиепископу царствующего Константинополя, нового Рима, должно пользоваться теми же преимуществами чести; и что он имеет самостоятельную власть хиротонисать митрополитов в округах Азийском, Понтийском и Фракийском. Это усмотрено нами. А святой и Вселенский Собор благоволит сообщить, что представляется ему». Тогда все греческие епископы воскликнули, что это — справедливый и правильный суд.
Легаты попытались вновь вернуться к старой теме, будто 28-е правило принято тайно, в их отсутствие, совершенно неканонично и оскорбляет Апостольский престол, но сановники ответили: «Всё, что мы высказали, Собор утвердил» [811] . Собственно говоря,
Собор, конечно, закончился, но что из того? Император требовал от епископов точного и единодушного исповедания веры, и вот, когда этот счастливый момент наступил, возникла опасность того, что папа не подпишет соборные определения из-за 28-е правила. Очевидно, в этом случае орос Халкидона не имел бы вселенской силы, да и богословский авторитет соборных определений упал бы, откажись понтифик скрепить их своей подписью.
811
ДВС. Т. 3. С. 158, 159.
Нередко высказывают мысль о том, что принятие 28-е канона обуславливалось желанием императоров и Святых Отцов окончательно завершить расстановку кафедр по иерархии. Они желали раз и навсегда прекратить попытки Александрийского патриарха главенствовать на Востоке, установив в качестве преграды особые преимущества Константинополя [812] . Безусловно, такой мотив нельзя сбрасывать со счетов, но всё же желание урезонить Александрию едва ли являлось определяющим и, в любом случае, было далеко не единственным. Конечно, папе были неприятны славословия в адрес Константинопольского епископа и признание Константинополя «новым Римом», но с юридическойточки зрения это едва ли имело какие-то серьёзные последствия. Само понятие «преимущество чести», упомянутое в каноне, едва ли имеет чёткое и строгое правовое содержание.
812
Дворник Ф.Идея апостольства в Византии и легенда об апостоле Андрее. С. 101.
Гораздо хуже для папы было то, что 28-й канон передал Константинопольскому патриарху право утверждать митрополитов, то есть фактически передал церковную властьв Ассийском, Фракийском и Понтийском округах. Надо сказать, что Малая Азия (Ассийский округ) имел в ту пору громадное историческое, государственное и церковное значение. Она была посредницей между народами Средней Азии и Европой, отличалась густой заселённостью, прекрасным климатом, богатыми залежами мрамора и металла, высоким уровнем сельского хозяйства. Соответственно населению, было очень велико число епархий, которых насчитывают до 450 [813] .
813
Терновский С.Очерки из церковно-исторической географии. С. 247, 248.
Никакого отношения к Александрии эти территории не имели, но серьёзно затрагивали интересы Римской кафедры. Ведь вследствие этого Константинопольский архиерей резко расширял число подчинённых ему митрополичьих и епископских кафедр, а второе место в иерархии предопределяло невозможность осуждения его патриарха даже Римским папой, а только собором или императором. А апостолик едва ли желал отказаться от практики по существу единоличногосуда над другими патриархами, что иногда уже имело место, например, Несторий, осужденный папой на Римском соборе ещё до открытия Третьего Вселенского Собора.
Кроме того, при уравнивании преимуществ обеих кафедр, как очевидное следствие, мог встать и более серьёзный вопрос. До Халкидона понтифики ссылались на апостольское происхождение своей кафедры, как безусловную предпосылку закрепления за ними первенства чести во Вселенской Церкви. Но, если это обстоятельство на самом деле так важно, почему Константинополь, не имеющий столь славной страницы в биографии своего престола, получил аналогичные права? Отсюда был уже только шаг до того, чтобы принципиально поставить — пусть даже только теоретически — вопрос о том, насколько и чем обоснованопервенство Рима? Безусловно, с практическойточки зрения эта затея была бы обречена на провал: для обоснования своих преимуществ Рим мог без труда напомнить о многих других заслугах перед христианством. Но всё же представлялось очень обидным, что непогрешимая (как считали сами папы) кафедра Апостола Петра уравнена с «новобранцем», который то и дело впадал в ересь или прибегал к помощи того же Рима для защиты прав своих архиереев.