История воздухоплавания и авиации в России (июль 1914 г. - октябрь 1917 г.)
Шрифт:
В 1916 г. в авиационных отрядах имелось 132 офицера-артиллериста [230] . Это далеко не покрывало потребностей действующей армии, но начало было сделано. Опираясь на обученные кадры специалистов, к концу этого года удалось сформировать несколько новых артиллерийских авиаотрядов. В частности, в Гатчинской военной авиационной школе был сформирован 2-й артиллерийский авиаотряд под командованием штабс-капитана Чернышева. Отряд отбыл на Юго-Западный фронт в распоряжение 11-го авиадивизиона, входившего в состав 11-й армии, и сыграл большую роль в 1917 г. во время прорыва фронта противника иод Конюхами, в районе Тарнополя. На этом участке фронта были сосредоточены части тяжелой артиллерии особого назначения. Летчики 2-го артиллерийского авиаотряда участвовали в корректировании их огня. Как утверждает Н. М. Брагин, за один 3–3,5 часовой полет самолета "Вуазен"
230
ЦГВИА, ф, 2008, оп. 3, д. 48, л. S9.
Иногда по требованию Лапчинского я совершал на подходящей местности вблизи корректируемой батареи посадку самолета, особенно при корректировке тяжелой батареи, которая располагалась на значительном расстоянии от передовых окопов. На батарее Лапчинский договаривался с командиром о деталях дальнейшей стрельбы, после чего мы вновь поднимались в воздух и продолжали корректирование огня".
На артиллерийские авиационные отряды возлагалось выполнение и других боевых заданий. В частности, командование 11-й армии поручало 11-му авиадивизиону и находившемуся в его составе 2-му артиллерийскому авиаотряду ближнюю и дальнюю разведку, бомбометание по тыловым объектам, маршрутное фотографирование окопов, ходов сообщений, пулеметных гнезд и ближнего тыла противника, перспективную фотосъемку. Участок фронта, обслуживаемый артиллерийским авиаотрядом, достигал в длину 100 км. На нем же вели боевую работу корпусные, армейские и истребительные авиаотряды русской авиации.
Важным средством корректирования огня артиллерии оставались привязные аэростаты. В ходе войны задачи авиации и привязного воздухоплавания разделялись. Там, где удавалось увязать действия авиаторов и воздухоплавателей, эффективность стрельбы артиллерии резко возрастала. Н. Д. Анощенко на Северном фронте применял такой метод: открытую с аэростата батарею противника связанный с нашим воздухоотрядом летчик фотографировал; командир той тяжелой батареи, которой предстояло уничтожить открытую батарею немцев (а иногда и будущий корректировщик стрельбы), поднимался для ознакомления с обстановкой на привязном аэростате, а затем иногда для уточнения летал на самолете над будущей целью, это позволяло ему руководить огнем своей батареи более четко и тратить на пристрелку минимальное количество снарядов.
До конца войны слабым местом артиллерийских авиаотрядов оставалась устаревшая материальная часть. На вооружении в основном находились самолеты типа "Фарман", "Вуазен", "Спад". В конце 1916 г. 2-й артиллерийский авиаотряд был укомплектован самолетами типа "Вуазен" с двигателями воздушного охлаждения мощностью 150 л. с. Только в 1917 г. отряду удалось получить новые самолеты типа "Фарман" с двигателями "Сальмсон" мощностью 160 л. с., "Сопвич" с двигателями "Клерже" мощностью 130 л. с., "Спад" с двигателями "Рон" мощностью 120 л. с. и др. Летом 1917 г. в авиаотряды стали поступать самолеты отечественного производства типа "Декан", а также "Фарман-30" с двигателем "Сальмсон" мощностью 160 л. с. ("Фарсаль"). Самолеты "Декан" строились на Одесском заводе "Анатра", главные конструкторы инженеры Декан и Хиони. Эти бипланы типа "Альбатрос" с тянушим винтом и двигателем "Рон" показывали скорость 130 км/ч и использовались как корректировщики и разведчики. На заднем сиденье располагался стрелок, который вел огонь из турельной пулеметной установки. Второй пулемет системы Виккерс стрелял через винт. Эта машина была в некоторых отношениях лучше "Вуазена" и "Спада", но в полете имела тенденцию сваливаться на нос. В течение нескольких месяцев такие самолеты выходили из строя, главным образом в результате аварий.
Устаревшая материальная часть тормозила работу артиллерийских авиационных отрядов, и если они все же оказали огромную услугу артиллерии, то прежде всего за счет личной храбрости,
Ночные полеты. Еще до начала войны летчик Т. Н. Ефимов проводил на московском аэродроме опыты ночных полетов. В 1915 г. русские летчики уже совершали ночные полеты на фронте. Они стали зачинателями этого нового вида боевой работы авиации.
Ночные полеты русских самолетов были весьма эффективными из-за отсутствия у противника ночных истребителей.
Командир 41-го авиационного отряда подполковник Глубоковеков, одним из первых организовавший ночные полеты своего подразделения, утверждал: "значение для русской авиации ночных полетов огромно по причине:
а) недостатка технических средств,
б) сравнительного их несовершенства,
в) технической отсталости и необходимости продуктивно использовать весь имеющийся запас устарелых, но надежных самолетов… Ночные полеты, — писал он, — происходя в необычной обстановке, требуют проявления и необычных свойств со стороны летчиков. Но этот вопрос, принимая во внимание испытайную доблесть наших летчиков, легко разрешим, необходима только планомерная работа для приобретения навыка" [231] .
231
ЦГВИА, ф. 2008, oп. 1, д. 317, л. 61.
Практика показала, что благодаря малой высоте полета точность прицельного бомбометания ночью получалась высокой. Авиадивизионы организовали усиленную тренировку летчиков к наблюдателей в ночных условиях. Ночное освещение аэродромов осуществлялось с помощью прожекторов и костров. Прожектор освещал линию посадки, а будучи направлен вертикально, являлся ориентиром для выхода самолета на аэродром. Костры на земле, расположенные в определенном порядке, служили для определения высоты и выравнивания машины при посадке. На концах верхней плоскости самолета устанавливались опознавательные световые знаки: красная лампочка — на левом крыле, белая — на правом. При подходе самолета к аэродрому прожектор освещал место и направление посадки, ракетой с земли подавался сигнал о разрешения посадки. Связь самолета с землей в первое время осуществлялась с помощью световых сигналов, а затем — бортовой рацией.
Из практики ночных полетов было установлено, что при высоте полета 500 м нормальная видимость, необходимая для артиллерийского наблюдателя, достигала 3 км. В целях борьбы с ослепляющим действием лучей прожектора противника русские летчики применяли различные средства — очки, козырьки, щитки и пр. В связи с этим предъявлялись определенные требования к специальному оборудованию самолетов для ночных полетов.
Военный инженер полковник К. А. Антонов писал в Главное военно-техническое управление: "Доношу, что на принятых мною аэропланах "Вуазен" № 385, 487, 672, 689 и 690 поставлено для пробы электрическое освещение, позволяющее совершать ночные полеты" [232] . Освещение осуществлялось с помощью трех прожекторов, питаемых от установленного на крыле генератора, на роторе которого имелся четырехлопастный винт, приводимый в движение встречным потоком воздуха.
232
ЦГВИА, ф. 205, оп. 11, д. 854, л. 18.
Ночные полеты стали в русской авиации довольно частым явлением, хотя были сопряжены с серьезной опасностью для летчика, так как выполнялись на несовершенных самолетах, все приборное оборудование сводилось к счетчику оборотов и высотомеру, привязываемому во избежание тряски к ноге летчика. Правда, на самолетах типа "Илья Муромец", на которых ночные полеты осуществлялись с начала войны, устанавливались креномер и компас. Но войсковая авиация не располагала такими приборами. Только в 1917 г. на "Сопвичах" появились креномер и компас. Однако самолеты этого типа составляли незначительную часть машин, находившихся на вооружении. Поэтому ночные полеты требовали мастерства и высоких личных качеств летного персонала. Обстановку ночного полета можно представить из следующего описания, сделанного военным летчиком Н. М. Брагиным (Юго-Западный фронт):
"Зачастую, возвращаясь с разведки, мне приходилось делать посадку на своем аэродроме почти при полной темноте. Ожидавший моего возвращения технический персонал авиаотряда обставлял такую встречу следующим образом. В центре аэродрома разжигались три больших костра в виде треугольника, причем два костра, изображавшие входные ворота, горели ярко и были разнесены широко, третий, малый костер, зажигался в вершине треугольника. Он горел слабее, и на посадку надо было идти на него между двумя ярко горевшими кострами.