История всемирной литературы Т.1

Бердников Георгий Петрович

Наши сведения о первых «наставниках мудрости» отрывочны и неполны. Большая часть того, что они писали, сохранилась в виде кратких фрагментов. Самыми знаменитыми софистами V в. были Протагор из фракийских Абдер, Продик с острова Кеоса, Гиппий из Элиды и Горгий из сицилийских Леонтин. Они не составляли корпорации, учили независимо друг от друга и часто расходились во мнениях. Их объединяла, однако, общая профессиональная задача — по-новому воспитать человека, сделать его способным к участию в политической жизни. Если греческая наука VI в. разрушила эпическую картину космоса, то педагогика софистов нанесла не меньший урон эпическому представлению о человеке, отказавшись от аристократического понимания человеческого достоинства и доблести (arete) как природного и божественного дара, заменив его новым пониманием «доблести», достигаемой воспитанием, обучением, шлифовкой человеческой природы. Софисты напоминали

рапсодов тем, что так же, как рапсоды, разъезжали по городам, очаровывали публику своими чтениями и учеников своих заставляли заучивать наизусть целые речи. Но то отношение к миру, человеку и словесному творчеству, которое софисты несли слушателям, опиралось не на эпос, а на знакомый уже Гераклиту релятивистский принцип: «О каждой вещи можно высказать два противоположных мнения». Отталкиваясь от него, софисты отказывались как от искания неизменной научной истины, так и от слепой веры религиозным авторитетам и направляли все свои усилия на то, чтобы научить человека пользоваться этим свойством амбивалентности суждения. Областью своих исследований они делали не объективную истину факта, а субъективную правильность мнений и для этого предлагали новые критерии ценности. Близкий к ионийским материалистам Протагор таким критерием считал чувственный опыт человека. Его знаменитое изречение гласило: «Человек есть мера всех вещей, существующих — в том, что они существуют, несуществующих — в том, что они не существуют». В отличие от него сицилиец Горгий настаивал, что не существует никаких внешних мерок в оценке человеческого поведения, кроме выгоды данного момента. Софистика опрокидывала привычное для грека представление о законе и традиции как о чем-то священном и неизменном и вводила новую концепцию человека, рассматривая в нем природу (physis) как постоянное, неизменное начало, а обычаи, привычки (nomos) — как изменчивую условность.

Деятельность софистов не была единственной формой возникшего в V в. нового обучения. Наряду с ней, а в известном смысле и в противовес ей в Афинах пользовался славой кружок Сократа (470—399 гг. до н. э.), претендовавший, как и софисты, на воспитание в людях гражданской доблести. В отличие от софистов Сократ не был странствующим учителем, а безвыездно жил в Афинах. Эта связь с родным полисом определяла и характер его бесед. Сократу был чужд прагматизм и релятивизм софистов, он не брал платы за уроки, и главной его целью была не дискредитация общественных представлений о морали, а попытка сохранить их с помощью новой аргументации. Как и у софистов, педагогика Сократа чуждалась религиозной традиции полиса, равно как и космологических занятий греческой науки. Подобно софистам, Сократ учил тому, как надо человеку жить, но внимание его направилось не на умение ловко пользоваться выгодами момента, а на поиски устойчивой основы человеческого поведения, поэтому его интерес сосредоточился на новом, рационалистическом обосновании норм полисной этики. Если для софистов сами эти нормы теряли свою ценность, то Сократ стремился найти мерило нравственности не во внешнем авторитете, а внутри человека, в его разуме, в его знании, в правильном понимании того, в чем состоит человеческое достоинство (arete — добродетель, доблесть) — то свойство, которое в глазах грека его времени объединяло в себе такие качества, как мужество, выдержка, благоразумие, верность дружбе, благочестие.

Соответственно несхожи были и методы обучения софистов и Сократа. Сократ не стремился подчинить себе эмоции слушателей, а прививал навык к диалектическим рассуждениям. На улицах, городской площади, в частных домах или гимнастическом зале он постоянно заводил беседы с согражданами, задавая им вопросы, опровергая их ответы, и снова ставил вопросы, раскрывая перед собеседниками противоречивость общепринятых мнений и толкая их на путь поисков истинного знания о предмете, о нравственных понятиях прежде всего.

Претензии Сократа на автономную нравственность, послушную не устоявшимся обычаям, а внутреннему голосу индивида, были восприняты полисом как угроза афинской государственности: по приговору суда присяжных Сократ в 399 г. до н. э. выпил смертельную чашу цикуты за то, что, по словам официального обвинения, не чтил богов и развращал юношей.

Софисты и Сократ создали философскую антропологию. Диалоги Сократа, искавшего истину в правильности рассуждений, открыли путь формальной логике. Лекции софистов учили мастерскому владению богатством языка и умению пользоваться им в нужный момент. Сократ ничего не писал, и его влияние на литературу сказалось лишь в IV в., софистика, напротив, уже в V в. определяла развитие аттической прозы.

Исходная релятивистская посылка, отрывавшая речь от непосредственного предмета высказывания, позволила софистам построить первую в эллинском мире формальную

теорию словесного творчества, которая включила в себя две области — учение о правильном слововыражении (орфоэпию), будущую грамматику, и учение о составлении ораторских речей (риторику). Орфоэпией занимались преимущественно Протагор и Продик: Протагор упорядочил родовые окончания аттического диалекта и ввел классификацию предложений по четырем типам, Продик составил свод синонимов. В риторику же основной вклад внесли Горгий и Фрасимах.

Начало обучения ораторскому искусству и составления соответствующих пособий (руководств) античная традиция связывала с теми судебными процессами, которые сопутствовали падению тирании в Сицилии (467 г. до н. э.). В это же время два сицилийских ритора — Корак и Тисий — выпустили сборник «общих мест» — хрестоматию готовых примеров для заучивания, чтобы вставлять их в произносимую речь, и теоретическое руководство (techne), которое не содержало примеров, но давало рекомендацию относительно самой структуры ораторских выступлений. По всей видимости, образцы речей были подготовлены Кораком, а теоретическое пособие — Тисием.

Это первое обобщение ораторского опыта подчинило ораторскую речь обязательным для всякого художественного произведения требованиям цельности и законченности. Она должна была иметь начало и конец (вступление и заключение), и главная ее часть расчленялась на два четких раздела: повествование, в котором излагались события, и спор, где предлагалось доказательство своего мнения и опровержения противного. Для спора разработан был такой вид аргументации, как доказательство правдоподобия (eikos) поступка, с вероятностью вытекающего из обычных стимулов человеческого поведения — выгоды и природных склонностей.

Построенная таким способом речь могла трогать, убеждать, увлекать слушателей, вполне соответствуя обстановке суда, где не было ни прокурора, ни адвокатов, а исход тяжбы зависел от того, сколь умело говорили перед судьями истец и ответчик. Судей было несколько сот, и этот массовый характер аудитории определял основную линию развития красноречия как словесного искусства: оратор все время искал новые средства эмоциональной экспрессии и черпал их прежде всего в эпической поэзии, которую хорошо знал любой грек.

Поэтическими по своему происхождению были, например, такие ораторские приемы, как повторение общих мест (топосов), кочующих из речи в речь, или этопея (воспроизведение характера) — обрисовка типа, выделяющая лишь общие, характерные для целой категории людей штрихи и опускающая все частное, индивидуальное, — прием, знакомый, по-видимому, уже сицилийской риторике.

Софистическая педагогика превратила эти естественно сложившуюся тенденцию в нормативные правила и тем в огромной мере повысила выразительные возможности ораторской прозы. Горгий и Фрасимах не только продолжили дело Корака и Тисия, составив новый свод образцовых речей и новое руководство, но и существенным образом изменили само звучание ораторской речи, внеся в нее упорядоченную плавность и ритмичность. Существует рассказ, что в 427 г. до н. э. Горгий, выступая в афинском народном собрании как посол сицилийского города Леонтин, поверг своих слушателей в изумление неожиданным благозвучием своей речи, полной аллитераций, ассонансов, повторов, поэтических слов и фигур, антитез и аналогий. Нововведение Горгия заключалось не в придумывании этих приемов — они были хорошо известны задолго до него, — а в той организации словесной ткани, которой он достигал с их помощью. Противопоставление понятий и связанная с этим игра словами превращались у него в членение речи на симметричные отрезки с сознательно подобранной созвучной концовкой. Равновесие частей придавало речи в целом предельную ясность.

Если Горгий ввел фигуры речи (антитезу, равночленность — «исоколон» и созвучие окончаний — «гомойотелевтон»), то Фрасимах «изобрел» период, сложную синтаксическую конструкцию, известную в греческой прозе и до Фрасимаха, но превращенную им в художественное средство, придающее речи ясность, ритмичность и законченность. В софистической прозе период получил членение на отрезки (колоны), в которых естественное дробление речи на такты использовалось для смысловой дифференциации. Колонам придавалось ритмическое строение, они приобретали плавность стихотворной речи, не образуя, однако, в своей совокупности строгой метрической системы стиха. Таким путем вырабатывался особый стиль литературной аттической прозы, средний между выспренным языком поэзии и небрежностью обиходного разговора. Софисты, как никто другой, чувствовали эмоциональную силу искусно оформленной речи. Главным направлением их работы был стилистический эксперимент, проба разных словесных возможностей в обработке одной и той же темы, опыт игры со словом безотносительно к предмету речи. Их лозунгом стало «делать слабый довод сильным и сильный слабым».