История всемирной литературы Т.2
Шрифт:
Основные композиционные формы арабской поэзии — небольшое стихотворение, не превышавшее двух-трех десятков стихов (кита, или мукаттата, букв. — отрывок), и небольшая поэма (касыда). Кита — стихотворение с единой темой и простой композицией — могла быть самостоятельным произведением или отрывком из касыды. Форма кита использовалась особенно широко в двух древнейших самостоятельных жанрах доисламской поэзии — хиджа (поношение, осмеяние) и риса (оплакивание умершего).
Хиджа развилась из выкриков-угроз врагу, имевших первоначально значение магических заклинаний и предшествовавших сражению. При помощи хиджа бедуинский поэт разжигал ненависть к врагу, не пренебрегая при этом самыми грубыми
Но главной поэтической формой была касыда с более или менее устойчивой композицией, Касыда состояла из нескольких следующих друг за другом в определенном порядке частей, посвященных различным событиям бедуинской жизни или картинам аравийской природы. Все описываемые ситуации и картины были хорошо знакомы бедуинскому слушателю, и поэтому в его сознании отдельные части касыды без труда увязывались в единое целое, а начиная с VIII в. плавность перехода от одной темы к другой достигалась поэтами и стилистическими средствами. Каждая такая часть, получившая в арабской поэтике определенное название, стала зародышем будущих самостоятельных поэтических жанров.
Древнеарабская касыда обычно начиналась с того, что едущий по пустыне на верблюде или коне поэт предлагал своим спутникам остановиться в некоем месте, где видны следы покинутого бедуинского становища. Это зрелище наводит поэта на грустные воспоминания об ушедших счастливых временах, о былых встречах с возлюбленной и о разлуке с ней. Вспоминая подругу, с которой он провел лучшие часы жизни, поэт рисует ее внешность, одежду, украшения. Это лирическое вступление к касыде (насиб), с ее часто откровенно чувственными описаниями возлюбленной и свиданий с нею, еще наивно-эротично и не звучит «непристойно», как это будет позднее у придворных поэтов, испытавших влияние придворной культуры Ирана и Византии. Далее внимание поэта переносится на его верного спутника — коня, верблюда, а еще чаще верблюдицу. Поэт подробно описывает животное, превознося его силу, быстрый бег, выносливость, а затем незаметно переходит к главной теме касыды — к фахру: воспевает свои подвиги или славные деяния своего племени, высмеивает врага, призывает соплеменников к битве.
В фахре племенной герой как бы отождествляется со всем племенем, становится носителем его доблестей и идеалов, интересов и судьбы.
В какой-то степени в фахре можно видеть зачатки героического эпоса, полного развития у арабов так и не получившего. С фахром тесно связана и генетически, и типологически другая самостоятельная часть касыды — мадх (панегирик), который позднее в поэзии зрелого арабо-мусульманского общества был широко распространен, он оттеснил на задний план, а иногда и вовсе вытеснил из касыды доисламские самовосхваления.
Значительную часть касыды составляет васф (описание аравийской природы, спутников бедуина — коня или верблюда, достопримечательных мест, покинутых кочевий или разрушенных поселений, а также сражений и единоборства, племенных собраний, традиционных игр и других событий племенной жизни). Васф, как и насиб, выполнял орнаментальную функцию и обычно служил своего рода поэтическим фоном, создающим у слушателей соответствующее настроение и подводящим к основной теме произведения. Именно васф придавал касыде эпичность, здесь чувства поэта перемежались с повествованием и описаниями и создавали гармонию между миром и жизнью, существующими «объективно», и их лирическим восприятием и осмыслением в других частях касыды.
Особое место в касыде занимают разнообразные
Идейно-тематическое содержание доисламской поэзии было тесно связано со спецификой бедуинской племенной жизни, ограничивавшей воображение поэта определенным кругом образов и ассоциаций. Бедуинские поэты в своих представлениях об идеале и в эстетической оценке жизни не выходили за пределы общеплеменных представлений. Это духовное единство, даже слитность с родом и племенем играли решающую роль в мироощущении бедуинских поэтов, для которых не существовало индивидуальных, не разделяемых соплеменниками переживаний.
Бедуинский поэт не пытался поразить слушателей новой, неожиданной темой или оригинальностью мысли. Он стремился к тому, чтобы, развивая традиционную тему, превзойти своих предшественников и соперников в правдивости изображения, выразительности и лапидарности поэтической речи. Близость кочевников к природе, привычка преодолевать трудности жизни в пустыне обострили их способность к внимательному и точному наблюдению окружающего. Художественное мышление бедуинского поэта всегда конкретно. Образы в доисламской поэзии, как правило, строились при помощи сравнений, взятых из окружающей жизни. Эти сравнения, основанные на внешнем сходстве, перерастали иногда в яркие описания, составляющие главную прелесть древнеарабской поэзии. Так, поэт Зухайр уподобляет войну мельнице, перемалывающей зерно, или сбору урожая, а глаза миротворца Харима — двум ведрам воды.
Концентрированное изображение — одна из главных особенностей доисламской поэзии. Небольшие, в несколько десятков строк поэмы вмещали ряд стремительно чередующихся картин бедуинской жизни. При этом в создании поэтического образа большую роль играли также приемы фонетические: аллитерации, звукоподражания и другие средства звуковой окраски стиха.
Уже в доисламский период наряду с племенным поэтом-бедуином появляется фигура панегириста, за вознаграждение воспевающего правителей аравийских княжеств. Постепенно понятия «поэт» и «панегирист» становятся почти синонимами, в особенности в феодальном Халифате.
Самым крупным доисламским поэтом арабская традиция справедливо считает Имруулькайса (ум. в середине VI в.). Он с детства проявлял большие поэтические способности. Отец, киндский князь, пытался заставить его отказаться от «сочинительства» (видимо, изменялось отношение к ремеслу поэта, которое начало представляться делом недостойным для княжича) и в конце концов изгнал из дома. С группой друзей Имруулькайс бродил по пустыне, охотился, сочинял стихи. Однако, узнав о гибели отца, поэт поклялся отомстить за него; после ряда военных неудач он пытался заручиться поддержкой Византии в борьбе с союзниками Ирана — хирскими князьями, но на обратном пути из Константинополя умер.