История всемирной литературы Т.3
Шрифт:
В течение последнего, чернолесского десятилетия своей жизни (1575—1584) Кохановский оставался поэтом двуязычным, хотя польской музе уделял больше внимания, чем латинской. По-латыни он вынужден был писать и потому, что новый король, Стефан Баторий, польского языка не знал, а латинский для него, бывшего падуанского студента, был как бы родным. Латинская поэзия Кохановского — торжественные панегирики — декламировалась или пелась с музыкальным аккомпанементом известным исполнителем Христофором Клабоном.
В январе 1758 г. на свадьбе Яна Замойского с Кристиной Радзивилл в присутствии короля была представлена польская трагедия Кохановского «Отказ греческим послам». Кохановский получил звание придворного поэта-лауреата
Крайняя простота архитектоники трагедии и архаичность ее образов напоминают Эсхила. Возможно, что Кохановский имел сведения об утерянной трагедии Софокла «Вытребованная Елена», а «Ореста» Еврипида, без сомнения, знал. Для развития сюжета поэт использовал также «Троянскую историю» в польской версии (1563, Краков). Монолог Кассандры, одержимой духом пророчества, Кохановский написал в духе монолога в «Агамемноне» Сенеки. Но то, что Сенека выразил с трагическим пафосом, Кохановский передал лирически: тональности у римского трагика и польского поэта различны.
В трагедии чувствуется дух независимости, осуждение современной ему политики и нравов. Троянский совет «старост» чрезвычайно напоминает польский сейм. Поэт сознательно допускает анахронизмы, называя начальника стражи «ротмистром» и говоря о пограничных укреплениях, троянцам неизвестных. Приам, совсем как польский король, ничего не может решить без «сейма». Нелестное мнение Улисса о троянском государстве и его правящем сословии содержит почти нескрываемую критику польской действительности:
О царство смуты, близкое к паденью,
Где праву нет цены, где справедливость
Без места, но за золото все купишь.
(Перевод Д. Шестакова)
Заключительные слова Антенора были включены перед представлением трагедии в присутствии воинственного Стефана Батория. Они, впрочем, не изменили общей миролюбивой тенденции трагедии, в которой вооруженное столкновение рассматривается как бедствие и как положительный герой выдвигается Антенор, советующий не обострять конфликта.
В 1580 г. появляется лучшее лирическое произведение Кохановского — «Трены». Это цикл из 19 плачей-элегий, написанных на смерть маленькой дочери поэта, Уршулы. Не только в польской, но и во всей мировой литературе трудно найти столь точные и взволнованные строки, передающие горе отца. Пленительный и нежный образ Уршулы, созданный поэтом, прочно вошел в польскую литературу и живет в ней до сих пор.
Особо следует отметить воздействие на Кохановского народной поэзии. Ее знали, конечно, и до Кохановского, но он первый по-настоящему к ней прислушался, отбирая художественно ценное. Несмотря на некоторую стилизацию, его «Песнь на Ивана Купалу», написанная легкими хореическими стихами, свидетельствует о любви к польской деревне, которую Ян из Чернолесья так близко знал. Из
В «Песнях...» Кохановского проявилась тенденция польского Возрождения преобразовать древность в родную действительность. Хотя местами Кохановский очень близок к одам Горация, он вводит в свои парафразы Горация современные слова, например прилагательные: янычарские, гданьские, подольские (мёды), венгерские (вина), — заменившие «пьяную горечь Фалерна». То раздвигая, то сужая тематику Горация, Кохановский стремится заменить отжившее новым, понятным и близким его среде. Так, в оде о бессмертии поэта (ср. Гораций, II, 20) Кохановский обещает, что его голос услышит Москва, о нем узнают татары и англичане, испанцы, итальянцы, немцы. Почти не отступая от Горация, создал он в одном из ранних своих опытов шедевр польской поэзии, песню о Нетте-недотроге (ср. у Горация: «Ты бежишь от меня, Хлоя, как юная лань...»). Даже традиционный весенний запев Кохановский превращает в польский пейзаж, в польскую, из глубины души льющуюся песнь.
Польские фрашки (эпиграммы) Яна из Чернолесья своей стилистической отточенностью и лапидарностью могут сравниться лишь с мастерством авторов латинских эпиграмм. С польскими стихотворцами до Рея поэта роднит ритмика, уходящая в глубь народной поэзии, но связанная также с общеевропейским ритмическим строем. Поэты XVI в. не в силах были за ним последовать на вершину Парнаса, кроме Миколая Семпа Шажиньского, Себастиана Клёновича и Шимона Шимоновича.
В бурные для Польши 1570—1575 гг. Кохановский перевел с латыни на польский Псалтирь. Его парафраз — один из наиболее удачных в эпоху Возрождения. Перевод Кохановсквго оказал значительное влияние на украинскую и русскую литературы, а также на венгерскую (Балашши). Музыкальность стиха и разнообразие ритмики и строфики в «Псалтири» Кохановского, яркость и убедительность метафор свидетельствуют, что польская ренессансная поэзия достигла художественной зрелости и самостоятельности. В посвящении переводов Петру Мышковскому поэт говорил, что он взошел на «вершину древних муз», которая еще «не была под польскою стопою».
Последние годы жизни Кохановский редко покидал Чернолесье. Умер он в Люблине 22 августа 1584 г. Перед смертью он успел подготовить к печати для издателя Яна Янушовского, его падуанского товарища, Собрание сочинений в трех книгах. Дополнительно Янушовский в 1590 г. издал «Fragmenta» (из неопубликованных рукописей).
ПОЗДНЕЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ
Поэзия последней четверти XVI в. — особый период в истории польского Возрождения. Общекризисные явления этого времени коснулись и Польши. Надежды на мир и общественную гармонию уходили в небытие. В условиях Реформации и Контрреформации перед человеком возникла необходимость самому делать выбор, проверять истинность основных понятий и ценностей, а жизнь не давала материала для однозначного и удовлетворительного решения возникавших вопросов. Колебания же грозили отлучением, а то и мучительной казнью. Мир оказался более сложным, чем он представлялся Яну Кохановскому в годы подъема его творчества.
Кризис Ренессанса сказался и в польской поэзии рассматриваемого времени, хотя, естественно, по-разному. С необыкновенной эмоциональной силой стремления эпохи выразил в своей философски окрашенной лирике М. Семп Шажиньский, показав вместе с тем неодолимые преграды на пути их осуществления. Другой видный поэт, Ш. Шимонович, сочетал изысканную ренессансную форму с интересом к жизни простого народа. В самую высокую поэзию проникают у С. Ф. Клёновича попытки решить сложные вопросы времени в духе народных низов, отдаленно предвещая литературу совизжальскую и рыбалтовскую.