История всемирной литературы Т.5
Шрифт:
«Иероглифическая история», которую можно назвать сатирическим романом-памфлетом, считается первым произведением художественной литературы в Молдавии и Валахии. Кроме общей аллегорической формы, художественность «Иероглифической истории» придают многочисленные почерпнутые из фольклора и других источников и придуманные самим Кантемиром афоризмы, изречения, а также сочиненные им стихи. Это произведение нужно оценивать и как первую попытку поднять родной язык на высокий уровень художественного и философского мышления. Именно этим объясняется значительное число неологизмов (автор приложил даже небольшой словарь философских терминов).
Следующий этап творческой деятельности Кантемира начинается уже в России. Когда планы Д. Кантемира установить в Молдавии просвещенную монархию потерпели крах, он развертывает широкую
Сочинения Кантемира были яркими образцами просветительского мышления и по своему значению выходили за рамки местных интересов. Прибегая в ряде случаев к латыни и русскому языку, Кантемир обращался как бы ко всему ученому и цивилизованному миру, привлекая его внимание к проблеме Турции и Балкан. Столь различные на первый взгляд сочинения Д. Кантемира пронизаны одной сквозной идеей — исторической неизбежности падения власти Османской империи в Дунайских княжествах и — шире — на Балканах. Эта идея воплощалась и прямо, когда анализировался имперский строй и говорилось о повальной продажности на всех ступенях иерархической лестницы, и косвенно, когда Д. Кантемир обосновывал историческую закономерность заселения территории бывшей Дакии этнической общностью молдо-влахо-ардяльцев (трансильванцев). Сочинения Кантемира стали компетентными источниками, откуда и Россия, и Западная Европа черпали сведения о Турции и Дунайских княжествах, строя свою политику по отношению к Порте. Из «Истории Оттоманской империи» заимствовали сведения о Востоке для своих произведений Байрон и Гюго. «Описание Молдавии», частично переведенное на русский язык в 1769 г. и изданное полностью в 1789 г., изучал также Пушкин.
Вся деятельность Д. Кантемира была как бы взлетом национального самосознания. Непосредственное воздействие ее в родной среде было не столь велико, поскольку главные его сочинения были переведены и изданы на родине спустя десятилетия. Однако это не умаляет заслуг Кантемира, который сфокусировал в своем творчестве основные просветительские идеи в их «придунайском» преломлении. Впоследствии они разрабатывались в Дунайских княжествах и Трансильвании на протяжении всего XVIII в.
Непосредственным продолжателем Кантемира как поборника независимости выступает Ион Некулче (1672—1745). Некулче был гетманом молдавского войска во время Прутского похода Петра I и вместе со своим господарем поселился в России после проигранного сражения под Стэнилешть. Прожив в России два года, Некулче решает вернуться на родину. Переехав в Польшу, он спустя семь лет добивается амнистии, возвращается в Молдавию и с 1733 по 1744 г. работает над «Летописью страны Молдавии от Дабижи-Водэ до второго пребывания господарем Константина Маврокордата». Летописи предшествуют исторические предания, имевшие устное хождение в народе, о наиболее значительных эпизодах из жизни молдавских государей, которые автор сгруппировал под общим названием «Избранные слова».
Как и Кантемир, которому, кстати сказать, отведено в летописи значительное место, Некулче далек от бесстрастного изложения событий. В «Летописи» с гневом и болью он пишет о турецкой тирании, о произволе фанариотов в стране. Этические требования к господарям он предъявляет не в абстрактных рассуждениях, а создавая краткие психологические портреты исторических лиц, давая им характеристики, положительные или отрицательные. Некулче за Кантемиром выдвинул вопрос об этическом облике правителя, что, в свою очередь, придало его историческому сочинению определенную художественную выразительность.
Идея романского происхождения румынского народа и его языка, а в связи с этим их права на собственное национальное развитие получают в конце XVIII в. дальнейшее развитие в работах представителей так называемой Трансильванской (Ардяльской), или Латинской, школы. Это Самуил Мику-Кляйн (1745—1808), Георге Шинкай (1754—1816), Петру Майор (ок. 1761—1821), авторы многочисленных и разнообразных трудов — в частности, «Краткого исторического описания происхождения и развития дако-романской нации» (1778, С. Мику), «Элементы дако-романского языка, называемого валашским» (1780, С. Мику и Г. Шинкай), «Хроника румын и других народов», над которой Шинкай работал более тридцати лет (опубликована после его смерти). Сюда же относятся «История о начале румын в Дакии» (1812) П. Майора и его «Разговор о начале румынского языка между племянником и дядей» (1819), а также «Словарь, изданный в Буде» (1825), многолетний труд ученого.
Но задача развития литературного языка требовала и теоретического осмысления. В связи с этим появляются различные грамматики. Одной из первых была грамматика Димитрия Евстатьевича, взявшего за образец грамматику Мелетия Смотрицкого. Эта же грамматика была и первым трактатом о стихосложении. Попытки версификаторства, встречающиеся в «Иероглифической истории» Д. Кантемира, получили свое развитие в рифмованных хрониках, но поэзия как жанр начала складываться только во второй половине XVIII в. под воздействием, в частности, новогреческой анакреонтической поэзии.
Анонимные авторы рифмованных хроник не пытались создавать летописей, дающих обзор событий за длительное время. Стихотворные хроники были посвящены, как правило, лишь одному событию. Мечта об освобождении от турецкого ига отражалась в стихотворных произведениях о русско-турецких войнах и русских полководцах. Такова частично сохранившаяся хроника с условным названием «Румянцев в сражении между русскими и турками» и другая — «Слово в стихах о крепости Хотине». В иных хрониках за основу бралась судьба, вернее сказать, трагический конец какого-либо исторического лица. Таковы «Песня Штефану и Константину воеводе, когда император им отрубил голову»; «История Иордаке Ставераке...»; «Стихи на смерть господаря Григоре Гики...»; «Стихи на гибель убиенного Манолаки Богдана, великого ворника, и Иоана Кузы, бывшего великого спэтара, которых порешил царский гнев и господарский меч в правление его величества Константина Димитрия Морузи воеводы в лето 1778, августа восемнадцатого дня». И наконец, «Песнь после успокоения пресветлейшего князя Григория Александровича Потемкина Таврического, великого гетмана и всеобщего архистратига, различных орденов кавалера, свершившегося в октябре месяце пятого дня в полдень лета 1791».
В этих хрониках главенствует двуединая патриотически-гуманистическая тема, воспевается выдающаяся личность. Это воспевание сохраняет еще вид обрядового плача по усопшему. Переходя от религиозного мышления к светскому, литература не могла сразу порвать с традицией религиозных легенд и житий, a потому выбирала не канонический вариант жития, а апокрифический, ведущий начало от языческого, не истребленного в народном сознании плача-причитания по покойнику или от героической гайдуцкой баллады. Если характеристики исторических деятелей в «Летописи»
Иона Некулче являются лишь сопутствующим событиям элементом, то в стихотворной хронике героизация личности становится главной целью.
Стихотворная хроника утверждала и субъективное отношение к личности. Тем самым стихотворная хроника подводила к лирической поэзии, зачинатели которой — Енэкицэ Вэкэреску (1740—1797) и его сын, Алеку Вэкэреску (1767—1799). Из немногочисленных стихотворений Енэкицэ Вэкэреску выделяются два, которые говорят, что поэт точно и ответственно понимал свои задачи и задачи последующих поколений. Первое гласит: «Муза, прошу: дай сил на мои реченья. /Скажи, как начать? как раскрыть мне мое мышленье?». И второе: «Потомки мои, на века//Наследие вам завещаю://Рост румынского языка//И честь родного края!»