История всемирной литературы Т.5
Шрифт:
Герои повестей Петровской эпохи полны горделивого сознания, что они живут в «Российской Европии». Позднее, в послепетровское время, когда пафос петровских преобразований на время предается забвению, социальный и национальный облик главного героя меняется. Вместо «российского матроса» и «российского кавалера» в центре рукописной повести оказываются «французский сын», «гишпанский дворянин», условный «Яропол-царевич», «королевич Архилабон», «португальская королевна», «английский милорд». Но и этот — более условный — герой импонирует читателю тем, что его похождения развертываются на пестрой и широкой географической и историко-культурной арене, а сама история их полна светского задора и лишена какой бы то ни было церковной окраски.
Силлабическая (иногда переходящая в силлаботонику) светская песня, также зародившаяся в XVII и продолжавшая
Наряду с книжной — печатной и рукописной — литературой, первая половина XVIII в. (а в особенности Петровская эпоха) оставила заметный след в устной поэзии. Все то, что в деятельности Петра имело общенациональное значение, выражалось в героизации, а нередко и в демократизации его образа. Но в произведениях устного народного творчества отразилась и оборотная сторона преобразовательной политики — «грозна служба государева», «неволюшка служба царская», «часты дальние походы». Правда, виновником тягот, ложившихся на народные плечи, обычно в фольклоре выступает не сам Петр: они приписываются «князьям со боярами», «графам-генералам». Но прорываются в народном творчестве и оппозиционные по отношению к Петру настроения. Отчетливее всего они проявились в старообрядческой среде. Здесь господствовало представление о Петре-Антихристе, жестоком разрушителе и губителе старины. Из кругов старообрядцев, вероятно, вышла сатирическая лубочная картинка «Мыши кота хоронят» — веселая, злая и озорная пародия на похороны Петра.
Устная народная драма в своих истоках была связана со школьным театром, но в тех случаях, когда она обращалась к его сюжетному материалу, он радикально переосмыслялся. Так произошло со школьной драмой «Венец Димитрию» (1705), инсценировкой жития мученика Димитрия Солунского, послужившей возможным источником народной драмы «Царь Максимилиан». Возникшая, по-видимому, в первой трети XVIII в., драма эта бытовала в народной среде в течение двух столетий — последняя ее запись сделана в 1947 г.
В антрактах пьес, шедших в школьном театре, для развлечения публики ставились интермедии комического и бытового характера. Значительно острее и злободневнее были интермедии в народном театре, выводившие на сцену сатирические образы заносчивого шляхтича (дворянина), пьяного монаха, сластолюбивого попа, прижимистого купца, взяточника-подьячего. Трактовка этих персонажей была выдержана в традициях демократической сатиры. Грубоватые, не чуждавшиеся натуралистических и фарсовых положений, они представляют собой как бы начальный этап в развитии русской комедии. Часто лица интермедий напоминают излюбленных персонажей жарт, небольших комических новелл или анекдотов, написанных рифмованной прозой. Начиная с 40-х годов XVIII в. рукописные сборники жарт, как и интермедии народного театра, приобрели большую популярность у русского демократического читателя.
ФЕОФАН ПРОКОПОВИЧ
Феофан Прокопович (1681—1736) начинал свою деятельность в Киеве. Петр I вызвал его в Петербург, где Феофан стал одним из высших иерархов русской православной церкви, правой рукой Петра в осуществлении его преобразовательной политики. Феофан Прокопович, разносторонне образованный человек, был поборником распространения «не токмо священного писания», но и «внешнего», светского учения. Он был блестящим церковным оратором, причем его искусно построенные проповеди (слова) были не столько богословскими поучениями, сколько выступлениями политика. Характерны заглавия наиболее прославленных из них — «Слово о власти и чести царской» (1718), «Слово похвальное о флоте российском» (1720). Классическим образцом риторической ораторской прозы было слово, произнесенное Прокоповичем на погребении Петра I (1725). Здесь он с большим
В трактате «Правда воли монаршей» (1722), написанном в связи с судом над царевичем Алексеем, Феофан коснулся проблемы, издавна волновавшей русских писателей и публицистов, а в XVIII в. поставленной заново историей и ставшей одной из центральных проблем эпохи: каковыми должны быть идеальный государь, отношения его к своим подданным и их обязанности к нему.
М. И. Чоглоков.
Сухарева башня в Москве. 1698—1701 гг.
Первейший долг такого государя, согласно Феофану, — «всенародная польза». В то же время — это государь-самодержец: «не может народ повелевать что-либо монарху своему». Такая трактовка абсолютизма в тогдашних условиях развития России была исторически оправданна: петровский абсолютизм выступал «как цивилизующий центр, как объединяющее начало общества» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 10, с. 431). В дальнейшем в зависимости от изменения общественных условий тип идеального монарха в представлении литературы, публицистики, театра подвергнется существенной эволюции. Расширится и содержание понятия «народ», в которое Феофан вкладывал ограничительный смысл, разумея дворянство, высшие круги духовенства, именитых представителей купечества.
Феофан Прокопович писал стихи на русском, латинском, польском языках. На трех этих языках сочинен им «Епиникион» в честь Полтавской победы (1709). В основу сюжета трагедокомедии Феофана «Владимир» (1705), написанной в бытность его в Киево-Могилянской академии, положены история введения христианства на Руси киевским князем Владимиром, борьба, которую в связи с этим князю-преобразователю пришлось вести с языческими жрецами. Современники узнавали во Владимире Петра I, а в сатирических образах жрецов — представителей ретроградной части современного духовенства.
Выступал Феофан и как теоретик литературы и ораторского искусства. Составленная им «Поэтика» (1705) была посмертно напечатана в 1786 г. «Риторика» (1706—1707) Феофана осталась неизданной до 1982 г. и была известна лишь в выдержках и изложении. Оба труда, написанные на латинском языке, сложились из лекций, читанных в 1705 и 1706—1707 гг. в Киево-Могилянской академии. Несмотря на то что лекции не были напечатаны при жизни автора, идеи их получили достаточно широкое распространение, так как в обеих существовавших в России в то время духовных академиях — киевской и московской Славяно-греко-латинской, а также в ряде других училищ теорию словесности преподавали ученики Феофана, опиравшиеся на его лекционные курсы. И в «Поэтике», и «Риторике» Феофан популяризирует теоретиков античности, Возрождения, барокко. Его «Поэтика», подобно всем школьным поэтикам XVII—XVIII вв., рационалистична и нормативна. Он признает искусство, утвержденное определенными правилами и наставлениями, искусство, приносящее «услаждение и пользу», но поддерживает и принцип правдоподобия. Порицает Феофан «буйство» слога, «темноту» стиля, неумеренное употребление тропов и фигур, различные виды «трудных пустяков» и «куриозных» стихов. В области драматургии он сторонник пятиактного построения пьесы, малого числа действующих лиц (стоит напомнить, что в школьной драме «Страшное изображение второго пришествия господня на землю...» 1702 г. число их доходило до 140), сведения фабульного времени к минимуму (от одного до трех дней), чтобы события, играющие роль предыстории, излагались в речах персонажей. Кроме трагедии и комедии, Феофан допускает, опираясь на авторитет Плавта с его «Амфитрионом», промежуточный драматический жанр — трагедокомедию. До Ломоносова он предлагает в «Риторике» различать три слога: высокий, средний и низкий. Все эти идеи Феофана предваряли будущий классицизм, утверждение которого на русской почве связано с именами Кантемира, Тредиаковского, Ломоносова и Сумарокова.