История всемирной литературы Т.5
Шрифт:
РУССКИЙ КЛАССИЦИЗМ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ВЕКА.
ИРОИКОМИЧЕСКАЯ И ГЕРОИЧЕСКАЯ ПОЭМА(МАЙКОВ. БОГДАНОВИЧ. ХЕРАСКОВ).
ТРАГЕДИЯ (КНЯЖНИН)
Классицизм на русской почве с момента зарождения был отмечен чертами своеобразия: это особенно ярко проявилось в творчестве Ломоносова с его тягой к барочному гиперболизму, насыщенностью силой и напряженностью мысли и чувства, выходящими за пределы рационализма XVII—XVIII вв. В позднейший период классицизм у Сумарокова приобретает большее родство с другими европейскими национальными его вариантами. Но для Сумарокова не прошло бесследно то, что он творил в XVIII в., в условиях
Уже русский читатель XVII в. любил грубоватое, вольное слово, не чуждался веселой, озорной, сатирической перелицовки церковных текстов.
В XVII столетии вольное площадное поэтическое слово обрело новую жизнь в творчестве И. С. Баркова (ок. 1732—1768). Издатель сочинений Кантемира, переводчик сатир Горация и басен Федра, Барков получил, по оценке современника, широкую известность как автор «стихотворений в честь Вакха и Афродиты, к чему веселый его нрав и беспечность много способствовали». Сборник написанных в духе бурлеска, нарочито низким слогом «срамных» стихотворений Баркова «Девичья игрушка» дошел до нас в многочисленных позднейших рукописных списках XVIII и XIX вв., где произведения его дополнялись и расцвечивались новыми непристойно-комическими подробностями многочисленными его молодыми поклонниками и продолжателями.
Особую популярность в России XVIII в. получил жанр ироикомической поэмы, «выворачивающей» привычные образы и мотивы героической эпопеи наизнанку. Выдающимся представителем этого жанра выступил Василий Иванович Майков (1728—1778), автор поэм «Игрок ломбера» (1763) и «Елисей, или Раздраженный Вакх» (1771). Во второй поэме Майков проявил подлинное новаторство. Сохраняя внешние структурные особенности то героической эпопеи классицизма (торжественный зачин, обращение к лире и к своему вдохновителю, элемент волшебного), то поэмы скарроновского образца («стихи, владеющи высокими делами... пишутся пренизкими словами»), Майков идет дальше и о «низких делах» ямщика Елисея рассказывает «низкими» же словами. В пределах одного и того же произведения Майков свободно и непринужденно сочетает черты бурлеска и шутливой перелицовки героической поэмы. Многие эпизоды «Елисея» представляют собой остроумную пародию на «Энеиду» Вергилия, первая песня которой как раз в начале 1770 г. вышла в свет в переводе В. П. Петрова, официального придворного поэта-одописца, пользовавшегося покровительством Екатерины II. Но главное в поэме Майкова — горячее восхищение автора его «низким» героем — кулачным бойцом, своеобразным русским богатырем, ямщиком Елисеем, его широкой и разгульной натурой. Грубоватая, не гнушающаяся натуралистических подробностей, но запечатлевшая колоритные картинки быта городских «низов», чуждая какой бы то ни было жеманности и чопорности, полная непринужденного комизма, поэма заслужила благодарное воспоминание Пушкина.
Другой, значительно более утонченный вариант шутливой поэмы создал Ипполит Федорович Богданович (1743—1803). Его поэма «Душенька» (1778) сюжетно восходит к роману Ж. Лафонтена «Любовь Психеи и Купидона» — обработке сказочной истории, почерпнутой из «Золотого осла» Апулея. Написана она разностопным ямбом со свободной рифмовкой, что предрасполагает к легкому, непринужденному и живому разговорному тону, и с сочетанием условных античных и фольклорных сказочных мотивов. Богданович воздерживается от снижения персонажей, но модернизирует их психологию и ведет разговор в изысканной манере, предвещающей «легкую поэзию» рококо. В таком же духе выдержаны пасторали, идиллии, мадригалы Богдановича.
Наиболее сложной была в эпоху классицизма в России, как и в большинстве других стран, судьба жанра героической поэмы. К созданию героической эпопеи на национально-историческую тему приступали уже Кантемир («Петрида»),
В предваряющем третье издание «Взгляде на эпические поэмы» Херасков заявил, что, создавая ее, он имел в виду читателей, умеющих «любить свою отчизну и дивиться знаменитым подвигам своих предков, безопасность и спокойствие своему потомству доставивших». И не случайно в основу своей поэмы Херасков положил историю покорения Казанского царства Иваном IV. Покорение Казани рассматривается поэтом в перспективе как многовековой борьбы русского государства с монголо-татарским игом, так и войн России против Турции в XVIII в. При этом Херасков, по собственным словам, ставил задачу прославить победу гуманности и просвещения над невежеством и фанатизмом и при этом показать «знаменитые подвиги не только одного государя, но и всего российского войска».
Пользуясь не только летописными, но и народно-поэтическими источниками при воссоздании исторических эпизодов, Херасков в то же время в общем построении поэмы следовал традициям эпического жанра, каким он сложился в эпоху европейского классицизма (зачин, излагающий тему, замедленное повествование со множеством отклонений, высокий слог, элемент чудесного и фантастического, олицетворения отвлеченных понятий, мотив пророческого предвидения славного будущего, венчающего трудные и кровавые пути отечественной истории).
Куратор Московского университета Херасков долгое время рассматривался как глава русского классицизма, наследник и продолжатель сумароковских традиций. В журналах «Полезное увеселение» (1760—1762), «Свободные часы» (1763) и «Доброе намерение» (1764) он объединил группу своих учеников. Любимыми жанрами Хераскова-поэта и его кружка была анакреонтическая и горацианская ода, стансы, дружеское послание, а центральными идеями — идеи душевной добродетели, нравственного совершенствования личности. В политико-дидактическом романе «Нума, или Процветающий Рим» (1768) Херасков нарисовал в назидание Екатерине II утопическую картину идеальной монархии, где законы и учреждения полезны «общему установлению». Из других произведений его в эпическом жанре, кроме «Россиады», интересна героическая поэма «Чесменский бой» (1771), воспевающая победу русского флота над турецким в 1770 г., имевшую большой международный резонанс. Поэма была переведена на французский (1772) и немецкий (1773) языки. В предисловии к французскому переводу Херасков кратко знакомил западного читателя с современной русской поэзией. Херасков был также автором ряда трагедий, посвященных героико-патриотической теме («Пламена», 1765; «Борислав», 1774; «Освобожденная Москва», 1798, и др.).
Углубление тираноборческой темы на последнем этапе развития русской трагедии эпохи классицизма, сказавшееся в поздних трагедиях Сумарокова, пьесах А. А. Ржевского, В. И. Майкова и др., особенно заметно в творчестве Якова Борисовича Княжнина (1742—1791).
Его трагедия «Росслав» (1783) полемична по отношению к насаждавшемуся Екатериной представлению об «образцовом послушании» и «преданности» монаршей воле как высшем долге русского человека, основе его национального характера. В трагедии выведен образ героя-патриота, ненавидящего тиранию, разграничивающего любовь к отечеству и слепое повиновение. В трагедии Н. П. Николева (1758—1815) «Сорена и Замир» (1784) насильственное ниспровержение тирана не только оправдывается, оно объявляется долгом подданных:
Тирана истребить есть долг, не злодеянье,
И если б оному внимали завсегда,
Тиранов не было б на свете никогда,
Имел бы на земле закон единый царство...
Эта трагедия Николева, как и «Димитрий Самозванец» Сумарокова, заканчивается сценой возмущения подданных против власти тирана. Но пафос пьесы Николева значительно радикальнее. Автор призывает к прямому ограничению самодержавия: