История всемирной литературы Т.5
Шрифт:
В литературной традиции на пушту в XVIII в. в условиях независимой империи Дурани произошли существенные перемены. В отличие от светской поэзии XVII в., не носившей сословного характера, в XVIII в. письменная литература на пушту становится достоянием лишь феодально-аристократических кругов.
Особенно благоприятные условия для развития афганской литературы сложились в начале XVIII в. в Кандагаре. Основатель княжества Мир Вайс и его наследники оказывали покровительство поэтам и литераторам. Редай-хан Моманд создал эпическое произведение «Поэму о Махмуде», где детально воспроизведена история правления Мир Вайса и его сына Махмуда, изображена дворцовая жизнь, показаны реалии феодального быта. Подробно изложены здесь и завоевательные походы афганцев в Иран, участником которых был сам автор (в частности, захват в 1722 г. столицы сефевидского государства Исфахана). Это сочинение, написанное
Заметному подъему придворной литературы в империи Дурани способствовала в немалой степени стабилизация внутреннего положения в стране. Ахмад-шах Дурани не только приближал ко двору тех, кто был наделен литературным дарованием, но и в некоторых случаях даже жаловал им земли, подражая тем самым правителям-меценатам прошлого, он и сам был неплохим поэтом, достойным продолжателем афганской поэзии XVII в. В его любовных стихах, в пейзажной лирике выражены глубокие чувства любви к родине. Он обращался к соотечественникам с призывом покончить с племенными распрями и раздорами, приложить усилия к сплочению всех афганцев. Поэт-полководец часто находился вдали от родных мест. Его завоевания несли грабежи, насилие и разорение соседним народам, но суровая реальность военного похода странным образом сочеталась с проникновенным лиризмом поэта-воина. Неизменно в его поэтическом творчестве возникал образ «вечно юной и прекрасной родины», и «при воспоминании о горных вершинах Пуштунхва» (страны афганцев) он «забывал о делийском троне».
Афганские поэты, находившиеся при дворе Ахмад-шаха, считали себя друзьями и сподвижниками главы государства; их восхищали талант, воинские качества полководца и государственного деятеля. При этом, как правило, это не носило характера унизительного преклонения перед всесильным правителем, а было выражением искреннего восхищения своим героем. Поэты круга Ахмад-шаха стремятся с документальной точностью воспроизвести подлинные события и факты из жизни основателя афганского государства. Афганские поэты Бурхан (вторая половина XVIII в.) и Масуд Гуль Пасани (вторая половина XVIII в.) подробно описали победу Ахмад-шаха над маратхами в знаменитой Панипатской битве 1761 г. Особенно отчетливо эта тенденция проявилась в поэме «Шах-наме» (1762), самом крупном эпическом полотне афганской литературы на пушту того времени. Автором поэмы был выходец из афганского племени юсуфзаев Хафиз Маргузай (род. 1712), современник и соратник Ахмад-шаха, сопровождавший его в походах в Индию. Написанная двустрочной строфой (маснави) по заказу Ахмад-шаха и получившая затем его одобрение, поэма излагает первые годы правления Ахмад-шаха, его походы в Пенджаб и Декан. Завершает поэму описание битвы при Панипате. В ткань основного повествования вставлены различные авторские отступления. Так, Хафиз Маргузай обращается к своему сыну с советом учиться, чтобы занять достойное место среди образованных людей. Поэт без лишней скромности сравнивает свой труд с классическим творением Фирдоуси «Шах-наме», считая, что разница между его поэмой и этим шедевром лишь в языке произведений. Автор упоминает далее «Искандар-наме» Низами, чтение которой побудило его создать поэму.
События, развернувшиеся в стране в самом конце XVIII в., губительно отразились на судьбах литературы. Междоусобная борьба подорвала единство афганского государства. В результате внутренних распрей и усиления крупного феодального землевладения империя Дурани распалась на ряд самостоятельных уделов. Заметный спад в литературе Афганистана был возмещен значительным оживлением фольклорных жанров (особенно на языке пушту), всесторонне развивавшихся на протяжении XIX в.
*Глава пятая*
КУРДСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Сведения о курдской литературе XVIII в., так же как и обо всей курдской литературе в целом, крайне скудны. Тот материал, которым мы располагаем, показывает, что XVIII в. можно считать веком относительного застоя курдской литературы, в особенности по сравнению с ярким ее расцветом в предыдущем столетии.
Курдские земли по-прежнему входили в состав Турции, Ирана, Ирака. В Османской империи, включавшей в себя большую часть курдских районов, это время разложения военно-ленной системы, застоя в экономике и резкого ухудшения положения народа. Тяжело приходилось и курдам, жившим на территории Ирана (северо-западные районы). Усиление в курдской литературе XVIII в. религиозно-мистических настроений, стремление уйти от действительности и найти успокоение в мире мистики было своеобразной реакцией на угнетения со стороны иранских
Наряду с литературными центрами, возникшими в Раннее Средневековье (северо-восточная Турция — княжества Хаккари, Бахдинан, Бохтан; северо-западный Иран — княжество Ардалан), в XVIII в. в Курдистане появляются литературные центры в северном Ираке (Бабан и Соран). Там возникла литература на южном диалекте курдского языка (сорани). В северовосточной Турции основным литературным языком был северный диалект курдского языка (курманджи), а в северо-западном Иране поэзия создавалась на диалекте гурани.
Наиболее значительное явление курдской литературы XVIII в. — творчество Хариса Битлиси, имя которого до последнего времени оставалось неизвестным. Его перу принадлежит курдская литературная версия «Лейли и Меджнун» — единственное, судя по дошедшим до нас данным, крупное произведение курдской поэзии этого периода.
Поэма написана в 1758—1759 гг. (дата зашифрована в хронограмме), она небольшая по объему (740 бейтов, или 1480 строк). В ней явственно звучит протест против традиционной морали, против деспотии родительской власти и родовой чести, которые стоят на пути влюбленных и приводят к трагической развязке.
Харис Битлиси в отличие от других поэтов, разрабатывавших этот сюжет, окружает героев множеством конкретных реалий курдского быта, удачно сочетает элементы классической арабо-персидской поэтической традиции со стилистикой, несомненно навеянной курдским фольклором. Об этом свидетельствует и ряд эпизодов, отсутствующих у Низами и других авторов. По форме поэма Хариса Битлиси — маснави, она написана одним из размеров аруза — хазаджем. Но этот размер, выдержанный в местах, наиболее насыщенных арабизмами (вступительные главы — славословие Аллаху и пророку), постоянно нарушается там, где превалирует курдская лексика. Объясняется это силлабо-тонической природой курдского стиха, который не укладывается в рамки аруза, основанного на чередовании долгих и кратких слогов.
Поэму Хариса Битлиси, разумеется, нельзя считать произведением оригинальным по сюжету, однако автор проявил известную самостоятельность в трактовке образов героев и в разработке отдельных ситуаций, отразив особенности курдской жизни и характер своего народа.
Другой поэт этого периода, Мурад-Хан Баязиди (1737—1777), известен как автор небольшого дивана касыд и газелей на диалекте курманджи. До нас дошли всего две газели Мурад-Хана. Это типичный образец суфийской лирики, которая, как всегда, может трактоваться двупланово: возлюбленная символизирует божество, ее локоны и родинки — атрибуты божественной красоты; страдания и муки влюбленного — страсти и искушения на пути познания божественной истины; желание свидания с возлюбленной — стремление к соединению с божеством, к растворению в нем своего «я». Характерное для курдской литературы XVIII в. увлечение религиозно-мистической тематикой, желание уйти от действительности, отречься от мирских благ и вступить на стезю суфийского пути совершенствования души, стремящейся к слиянию с божеством, отразились и в одной из поэтических версий курдского народного сказания «Продавец корзин», приписываемой Мурад-Хану Баязиди. Это сказание, очень популярное в курдском фольклоре, рассказывает о любви супруги могущественного курдского эмира к простому юноше — плетельщику корзин. В народных версиях и более ранних поэтических обработках сказания (XIV—XV вв.), которое является единственным образцом городской литературы, сюжет имеет социальную окраску: протест против деспотии властолюбивой хатун (жены эмира), которая хотела вопреки желанию юноши сделать его своим возлюбленным. Однако, презрев угрозы и посулы своенравной хатун, юноша остается верным своей любимой.
В обработке, приписываемой Мурад-Хану Баязиди, сюжет и образы трактуются совершенно иначе. У него главный герой, прежде чем стать плетельщиком корзин, был сыном падишаха и проводил время в увеселениях и пирах. Но однажды во сне ему было откровение, после которого он решил отречься от мирских благ, непрестанно творить молитву и совершать добрые дела, зарабатывая хлеб насущный трудом — плетением корзин. В конфликте между ним и женой эмира, которую он встречает, уже став плетельщиком корзин, принимает участие и божественная воля: юношу, который, желая уклониться от притязаний властной хатун, бросается вниз с высокой дворцовой башни, подхватывает посланец божий — ангел Джебраил и бережно опускает на землю. После долгих странствий и мытарств плетельщик корзин возвращается домой и, умудренный тяготами жизни, становится благочестивым и справедливым правителем. В поэме, таким образом, выражены суфийские идеи о бренности земного существования, о необходимости духовного совершенствования и мечта о справедливом монархе.