История всемирной литературы Т.6

Бердников Георгий Петрович

По сравнению с представителями грузинской классической лирики, Григол Орбелиани изображает окружающий вещественный мир непосредственнее, живее, рельефнее. Хотя природа в стихах поэта-романтика, как правило, облагорожена и возвышена (Г. Орбелиани принадлежит огромная заслуга в обогащении грузинской поэзии романтическим чувством природы), но все-таки она предстает в многокрасочных, богатых образах, сохраняя свой живой аромат и сочные тона. Острое чувство колорита, присущее ему поэтическое восприятие особенно наглядно проявилось в цикле стихов, посвященных старому Тбилиси. Своеобразный мир города со своими оригинальными обычаями и бытом, незатейливым, но искренним

артистизмом и удивительной жизнеспособностью стал для поэта как бы «островом спасения».

Тема древней Иверии, тема прошлого, наряду с темой бескорыстного служения Отчизне, в поэзии Г. Орбелиани, как и в творчестве грузинских романтиков вообще, занимает значительнейшее место (поэма «Заздравный тост», 1827—1870, стихотворение «К Ярали», 1832 и др.). Прошлое в его поэтических произведениях осмысливается как «вторая действительность», как неделимая часть настоящего.

Литературное наследие выдающегося грузинского романтика кроме поэтического творчества включает также прозаические дневники («Мое путешествие из Тифлиса в Петербург», 1831 и др.), эскизы, переписку, представлявшую огромный интерес для характеристики общественно-литературных процессов его времени. Григол Орбелиани был первым поэтом, который перевел на родной язык басни Крылова, его перу принадлежат также переводы и подражания из Жуковского, Пушкина, Лермонтова, Гердера и др.

Лирика Г. Орбелиани сыграла решающую роль в обновлении грузинской поэзии первой половины XIX в. Он сумел не только преодолеть «инерцию» классической грузинский лирики, освободить грузинский стих от многовековой гегемонии формальных законов, но и нащупать новые пути, новые поэтические средства и формы.

Николоз Бараташвили (1817—1845) родился в разорившейся княжеской семье. Окончил Тифлисскую гимназию, служил простым чиновником в Экспедиции суда и расправы. Полгода провел в Нахичевани. Скончался он в Гяндже, где прослужил несколько месяцев помощником начальника уезда. Согласно официальному сообщению, двадцативосьмилетний поэт умер от злокачественной лихорадки.

Духовная драма Бараташвили — это трагедия человека, рожденного для полнокровной, активной жизни и деятельности, но фактически приговоренного к бездействию. Поэзия Бараташвили построена на остром драматизме, нестихающей тревоге, глубокой внутренней мятежности. Идея и материя, мечта и действительность пребывают здесь в безвыходном трагическом противоречии. Субъективный мир художника — в полном несогласии с уродливой реальностью. Объективная действительность — тесная темница, вырваться из которой стремится самоотверженный всадник Мерани. Если в поэме Руставели нашло свое совершенное проявление классическое поэтическое мышление, то лирика Бараташвили — такое же совершенное выражение романтического миропонимания.

Бараташвили был истинным революционером грузинской поэтической формы. Поэт не только окончательно разорвал путы традиционной поэтики, но и сумел создать и утвердить новую, свою собственную совершенную форму. Как художник и мыслитель, Бараташвили дал направление литературному развитию Грузии на протяжении всего XIX в. С его поэтическим наследием тесно связано не только творчество грузинских поэтов-реалистов, но и все дальнейшее развитие грузинской поэзии новейшего времени.

Творческая биография Бараташвили занимает сравнительно небольшой отрезок времени (1833—1845), но на протяжении этого периода поэт проделал значительный путь художественного и идейного развития.

Первым ярким проявлением поэтического гения Бараташвили следует считать стихотворение «Сумерки на Мтацминде» (1833—1836).

В настроении «Сумерек» главное — романтическая возвышенность, освобождение от земных тягот, духовное приобщение к вечным тайным силам мира. Несмотря на скрытую неудовлетворенность, настроение всего стиха умиротворенное, проникнутое грустным мотивом неосуществленной, недосягаемой мечты. Здесь нет еще мотива схватки с судьбой, характерного для более позднего его творчества, в частности для «Мерани».

«Раздумья на берегу Куры» (1837) — первое стихотворение Бараташвили ярко выраженного философского характера. Взгляд поэта на человека как на «сына земли» (т. е. на гражданина), на обязанности его четко формулируется в последней строфе: «Но мы сыны земли и мы пришли // На ней трудиться честно до кончины. // И жалок тот, кто в памяти земли // Уже при жизни станет мертвечиной». (Пер. Б. Пастернака.) Но это окончательный вывод «Раздумий». Основной стимул деятельности, «трудов и забот» человека поэт видит в неутолимой духовной жажде, в сильных титанических страстях, в неисчерпаемости желаний человека.

Несовместимость высоких устремлений человека, пробудившегося для новой жизни, с тем реальным положением, на которое он обречен объективными условиями своего времени, является источником конфликта с реальностью, недовольства ею, а также болезненного ощущения «бесприютности» и «духовного сиротства», составляющих лейтмотив ряда стихотворений Бараташвили («Таинственный голос», 1836; «Одинокая душа», 1839 и др.).

Любовь в представлении поэта — не просто миг преходящего земного блаженства, но вечный союз прекрасных душ. Бараташвили, как и Данте в «Новой жизни», — в вечных поисках «потерянной пары». Только с родственной душой, возвышенной и чистой, как и душа поэта, мог соединиться он и испытать истинное, «божественным провидением навеки благословенное» счастье («Я помню, ты стояла в слезах, любовь моя...», 1840; «Что странного, что я пишу стихи!», «Я храм нашел в песках...» 1841; «Мужское отрезвление — не измена...», 1842; «Вытру слезы средь самого пыла», 1843 и др.).

Главное содержание лирики Бараташвили — мир человеческого духа, внутренняя сокровенная жизнь как наиболее совершенное высокое проявление идеи прекрасного.

«Злой дух» (1843) — стихотворение, выражающее трагедию «умом изверившейся личности». Разум, дар трезвого мышления, предстает здесь как злое начало: он похищает душевный мир, отравляет чистые стремления поэта и ничего не дает душе взамен.

Бараташвилиевский Злой дух — образ эпохального содержания. Этот поэтический символ относится к тому ряду бессмертных образов мировой литературы, которым романтики придали особый смысл и значение. Образ изгнанного из рая ангела (также, как трагический образ изгнанного богами-олимпийцами Прометея) европейская литература Нового времени превратила в символ мятежа и возмущения.

Для осмысления Злого духа Бараташвили особенно важна своеобразная романтическая интерпретация, которую этот образ получил в «Каине» Байрона. В отличие от Мефистофеля Гете, байроновский Люцифер считает себя верным союзником людей. Он призывает людей объединиться против «угнетающей силы» и главным оружием в этой титанической борьбе признает «великий, добрый дар ума». Байроновский Люцифер — поэтическое воплощение стремлений просветителей XVIII в., объявивших символом своей веры всемогущество человеческого разума. Характерно, что в мистерии английского поэта злой дух по «красоте и могуществу превосходит херувимов». Но еще важнее, что бессмертию его сопутствует «великая тоска».