История всемирной литературы Т.7
Шрифт:
Пейзажи Кендалла исполнены философского, порой мистического смысла. Развивая тему героизма пионеров Австралии, Кендалл выделяет в ней те аспекты (борьба со стихией, изнуряющая жажда, гибель вдали от оазисов), которые позволяют выразить дисгармонию его внутреннего мира, горечь, рожденную бесплодными поисками прекрасной Утопии («Горы», 1862; «У Пэру», 1865; «Лейчхардт», 1888, и др.).
Особую, самостоятельную линию в австралийской литературе представляет гражданская поэзия Генри Лоусона (1867—1922). Она — первый, еще неуверенный голос революционного австралийского народа. Программные произведения Лоусона («Лица на улицах», 1888; «Армия тыла», 1888; «Гимн социалистов», 1889), написанные в ритме маршевых песен, передают живое биение пульса времени. Для них характерен высокий накал революционного
В 50—80-е годы наряду с растущим процессом идейного самоопределения индивидуума, осознающего себя частицей новой австралийской нации (к 1880 г. 63% всего населения колоний родилось в Австралии), шло развитие буржуазно-националистических идей.
В романе Генри Кингсли (1830—1876) «Воспоминания Джеффри Хэмлина» (1859) содержится комплекс эстетических и социальных идей, носителями которых были иммигранты — верноподданные Британии, привлеченные на Австралийский континент буржуазным мифом о «счастливой Австралии» — стране «неограниченных возможностей».
В том же ключе писал свои произведения Ролф Болдервуд (псевдоним Томаса Александра Брауна, 1826—1915), идеализировавший уходившую в прошлое скваттерскую Австралию. В то же время романы Болдервуда «Взлеты и падения (1878), «Вооруженный грабеж. История о жизни и приключениях в буше и на золотых приисках Австралии» (1888), «Колониальный реформатор» (1890), «Право быть старателем» (1890) и др., повесть «Сакс в сиднейской стороне» (1891) — новый этап в становлении австралийской прозы. При всей условности сюжета, свойственной приключенческой литературе, их отличает точное воспроизведение примет времени, картин быта и нравов, в них очевидно стремление к реалистическому исследованию австралийской действительности, к установлению связи отдельных явлений с общественной жизнью страны второй половины XIX столетия.
Подобные тенденции в сочетании с попытками психологической индивидуализации образа в разной степени присущи как творческому методу Катарины Спенс (1825—1910; «Клара Моррисон. Повесть о Южной Австралии времен золотой лихорадки», 1854), так и Розы Кэмпбелл Пред (1851—1935; роман «Политика и страсть», 1881).
Вехой на пути художественного освоения исторического и психологического опыта австралийского народа стал роман Маркуса Кларка (1846—1881) «Пожизненное заключение» (1874; в рус. пер. «Английская каторга», 1903). В приключенческом романе, изобилующем мелодраматическими ситуациями, воссоздаются в то же время реальные картины жизни английской каторги в Австралии, разоблачаются антигуманные методы английского правосудия. Этот роман способствовал пробуждению гражданского самосознания австралийцев.
Таким образом, в 50—80-е годы были созданы эстетические предпосылки, способствовавшие формированию самобытной австралийской литературы.
РАЗДЕЛ СЕДЬМОЙ
– =ЛИТЕРАТУРЫ БЛИЖНЕГО И СРЕДНЕГО ВОСТОКА=-
ВВЕДЕНИЕ
Во второй половине XIX в. продолжался процесс социального и культурного обновления, захвативший наиболее развитые страны данного региона с начала прошлого века. Появляются новые типографии, периодические издания, учебные заведения. Под влиянием мирового рынка активизируются товарно-денежные отношения, увеличивается объем вывоза сельскохозяйственного сырья, продолжается накопление элементов капиталистического уклада.
Опыт Европы заставляет такие страны, как Турция, Египет и Сирия, осмыслять значение европейских общественно-политических институтов. При изменившемся соотношении сил на мировой арене страны региона могли противостоять европейскому натиску лишь при радикальном пересмотре
Этот синтез отличался своеобразием, обусловленным самим характером развития стран региона. В отличие от Западной Европы, где буржуазия складывалась из свободных горожан, выступавших против феодалов, на Ближнем и Среднем Востоке в XIX в., как отмечают советские историки, класс буржуазии формировался в основном из купечества, интересы которого тесно переплетались с интересами феодалов. Этим и другими обстоятельствами объясняются достаточно прочные позиции феодальной аристократии в регионе, медленный и не всегда последовательный курс на изживание элементов старого уклада, нерешительность нарождавшейся буржуазии в отстаивании политических и социальных реформ, наконец, значительная роль традиционного (хотя и специфически трансформированного) в обновляющейся духовной культуре данной эпохи.
Обратимся к политической истории. Для Турции, Египта и Сирии, переживших относительно продолжительный период экономического и культурного подъема, характерно замедление процесса развития в последней четверти XIX в., наступление феодальной реакции. Так, в Турции на втором этапе танзиматских реформ (1856—1876) продолжалась реорганизация всей жизни страны на путях буржуазного развития. Однако мощное противодействие феодально-теократических сил буржуазным преобразованиям привело к установлению феодально-абсолютистской деспотии султана Абдул-Хамида II (1876—1908). Арабские страны стремятся освободиться от турецкого гнета, но все более и более втягиваются в орбиту экономического и политического влияния колониальных держав (Англии и Франции). Укрепление буржуазных тенденций в Египте в 60—70-е годы встречает сопротивление феодально-помещичьей верхушки. Это ослабляет страну перед лицом европейских колонизаторов. Английская оккупация Египта, «режим Кромера» (1883—1907) надолго приостановили буржуазное развитие страны и объективно способствовали усилению власти крупных египетских феодалов. Начавшийся в Сирии с середины XIX в. под воздействием реформ Танзимата известный подъем был приостановлен режимом султанского самодержавия Абдул-Хамида II.
В Иране не было в данный период серьезных поворотов в жизни страны в целом, но и здесь наблюдается обострившееся противоборство формировавшихся буржуазных сил и феодальной реакции. Что же касается Ирака и особенно Афганистана, то там позиции крупных феодалов были особенно прочны. Это же справедливо и в отношении курдского общества, в котором начинается разложение племенной организации и появляются крупные светские и духовные феодалы.
Для всего региона в данный период характерно распространение просветительских тенденций в той или иной форме. Заметнее они проявились в Турции, Египте, Сирии, Тунисе и Иране, однако также и в Ираке, и в Афганистане, и даже в Курдистане. При оценке этого явления необходимо исходить из того, что оно было подготовлено самим развитием стран региона, а западное влияние только способствовало более быстрому распространению просветительских идей.
Отставание от Запада ощущалось всеми просветителями очень остро, и они не уставали пропагандировать достижения европейской науки и техники, передовые формы политического и социального устройства. Вместе с тем они осознавали и необходимость противостоять Западу как источнику колониальных притязаний на экономическую, политическую и духовную свободу стран Востока. Этим объясняется двойственная природа просветительской пропаганды на Ближнем и Среднем Востоке. Но не только этим. Сам характер движения обновления в регионе, опиравшегося в значительной мере на феодально-теократические круги и тем самым ограниченного в проведении буржуазных преобразований, предполагал эту двойственность, специфический, диалектически противоречивый синтез традиционного и нового, восточного и западного.