История жирондистов Том I
Шрифт:
Король мог общаться с некоторыми офицерами отрядов. Гогела, Дама, Шуазель получили к нему доступ. Синдик и муниципальные власти Варенна выказывали королю почтение и сострадание даже при исполнении того, что считали своей обязанностью. В каждом святотатстве имеется минута нерешимости, когда все еще проявляется уважение к тому, что уже готовы уничтожить. Эти оттенки в обращении не ускользнули от короля: он льстил себя надеждой, что по первому призыву Буйе почтение возьмет верх над патриотизмом и его выпустят на свободу. Об этом он говорил и офицерам.
Один из них, Делон, командовавший эскадроном гусар, расположенным в Дюньи, между Варенном и Стене, получил уведомление об аресте короля в три часа утра от начальника вареннского отряда, бежавшего из города. Делон велел
Целью Делона было уведомить короля, что Буйе знает о случившемся и встал во главе королевского немецкого полка; помимо того, Делон хотел убедиться собственными глазами, нет ли у его эскадрона возможности проникнуть в верхний город и увезти короля. Баррикады показались ему неприступными для кавалерии. Он вошел к королю и спросил его приказаний. «Скажите Буйе, — отвечал король, — что я в плену и не могу давать приказаний. Боюсь даже, что он уже ничего не может для меня сделать, но все-таки прошу его сделать то, что он может». Делон, который был родом из Эльзаса и говорил по-немецки, хотел сказать несколько слов королеве и испросить ее приказаний так, чтобы их не могли понять посторонние. «Говорите по-французски, сударь, — сказала ему королева, — нас подслушивают». Делон в отчаянии удалился, оставшись с гусарами у ворот Варенна, в ожидании превосходящих сил Буйе.
Ромеф, адъютант Лафайета, посланный с приказаниями Собрания, прибыл в Варенн в половине восьмого. Королева, которая ею знала лично, осыпала Ромефа самыми патетическими упреками за преступное поручение, возложенное на него генералом. Ромеф напрасно старался успокоить ее раздражение всеми проявлениями преданности, какие только были совместимы со строгостью данных ему приказаний. Королева перешла от упреков к слезам и дала волю своему отчаянию. Король принял из рук Ромефа письменное приказание Национального собрания и положил его на постель, где спал дофин. Королева в гневе бросила это приказание на пол и топтала ногами, говоря, что подобная бумага оскверняет постель ее сына. «Во имя вашего спасения и вашей славы, сударыня, — сказал ей молодой офицер, — сдержите вашу горесть. Неужели вы хотите, чтобы не я, а другой был свидетелем подобных взрывов отчаяния?»
Торопили приготовлениями к отъезду, боясь, чтобы войска Буйе не завладели городом и не перекрыли дорогу. Король медлил, сколько мог. Когда уже садились в экипаж, одна из женщин, сопровождавших королеву, притворилась, что внезапно и серьезно заболела. Королева без этой женщины не хотела ехать и уступила только угрозам насилия. Заключив дофина в свои объятия, она села в экипаж, и королевский поезд, под конвоем трех или четырех тысяч национальных гвардейцев, направился к Парижу.
Что делал в продолжение этой долгой агонии короля маркиз де Буйе? Мы видели, что он провел ночь у ворот Дюньи, ожидая гонцов с извещением о приближении экипажей. В три часа утра, так и не дождавшись никого, он возвратился в Стене, чтобы иметь возможность отдать приказания своим войскам в случае какого-нибудь несчастия с королем. В половине пятого он был у ворот Стене, когда два офицера, поставленные им накануне в Варение, и начальник эскадрона, покинутый своими войсками, явились к нему и сообщили, что король арестован. Буйе немедленно отдал приказание немецкому полку сесть на лошадей и следовать за ним. Полк потерял почти час на приготовления, несмотря на беспрерывные понукания Буйе, который послал в казармы даже собственного сына. Как только полк в боевом порядке выступил из города, Буйе присоединился к нему и хотел лично разъяснить свои распоряжения. «Ваш король находится в нескольких милях отсюда, — сказал он им, — жители Варённа его арестовали. Неужели вы оставите его среди оскорблений, в плену, в руках городских властей? Устремимся на освобождение короля и возвратим его нации и свободе! Я иду с вами; следуйте за мной!»
От Стене до Варенна девять миль по бугристой и трудной дороге. Буйе спешил, насколько это было возможно. В предместье Варенна он встретил первый отряд своих солдат, остановленных при входе в лес национальными гвардейцами, которые открыли по ним огонь. Буйе велел напасть на этих стрелков и, сам приняв начальство над авангардом, прибыл в начале десятого утра в Варенн. Тут он нашел эскадрон Делонома, который целую ночь ожидал подкрепления. Делон подбежал к генералу и сообщил ему, что король уехал с час назад. Он прибавил, что улицы перегорожены баррикадами, что клермонские драгуны и вареннские гусары братались с народом, а начальники нескольких отрядов, Шуазель, Дама и Гогела попали в плен.
Буйе, при всем своем отчаянии не потерявший мужества, решился следовать за королем и вырвать пленника из рук национальных гвардейцев. Он послал искать брод, но брода не нашли. Между тем выяснилось, что гарнизоны Вердена и Меца выступили с пушками для вооруженной помощи народу. Деревня заполнилась национальными гвардейцами и войсками; всадники выказывали колебание; лошади, утомленные девятью милями дороги, не могли вынести быстрого хода. Вся энергия исчезла вместе со всякой надеждой, и полк повернул назад. Буйе безмолвно привел его к воротам Стене. В сопровождении нескольких офицеров он бросился в направлении Люксембурга и перешел границу, желая смерти тем более, что в противном случае ему не избежать было казни.
Между тем королевские экипажи подъезжали к Шалону в сопровождении национальных гвардейцев. Окрестное население теснилось по обочинам, стараясь увидеть пленного короля. Приходилось двигаться сквозь сплошной поток ругательств, ропот возобновлялся при каждом повороте колеса. Это была голгофа, растянутая на шестьдесят миль. Старый дворянин Дампьер хотел приблизиться к экипажу и подать пример почтительного сочувствия своему государю, но нашел смерть под колесами. Верность стала непростительным преступлением в глазах одичавшей толпы. Августейшее семейство не доехало бы живым до Парижа, если бы комиссары Собрания, присутствие которых внушало почтение народу, не прибыли вовремя, чтобы усмирить этот стихийный мятеж и управиться с движением.
Комиссары встретили королевские экипажи между Дорманом и Эперне, прочли королю и народу приказания Национального собрания, согласно которым предписывалось заботиться не только о безопасности короля, но и о поддержании уважения, подобающего королевскому сану. Барнав и Петион поспешили сесть в экипаж короля, чтобы разделить с ним опасность. Им удалось уберечь его от смерти, но не от оскорблений. Все заподозренные в сочувствии королю подвергались самым гнусным преследованиям.
Священник, который, приблизившись к экипажу, выразил знаки уважения и горести, был схвачен народом, брошен под ноги лошадей и растоптан на глазах королевы. Барнав, побуждаемый высоким душевным порывом, выскочил из кареты с криком: «Французы, нация храбрых, неужели вы хотите сделаться народом убийц?» Принцесса Елизавета, удивленная мужественным поступком Барнава и боясь, чтобы он не был убит сам, удерживала его за одежду, пока он взывал к разъяренному народу. С этой минуты набожная принцесса, королева, сам король стали питать к Барнаву тайное уважение. Все последующее поведение Барнава, начиная с этого дня, оправдало такое доверие. Дерзкий перед силой, он был бессилен перед слабостью, красотой и несчастьем. Это погубило его жизнь, но возвысило его память.
Напротив, Петион в обращении с королевским семейством выказывал грубую фамильярность. Он ел перед королевой и выбрасывал корки плодов в дверцы кареты, едва не задевая ими лицо короля. Когда принцесса Елизавета наливала ему вина, он, не благодаря ее, лишь приподнимал свой стакан, показывая меру. Когда Людовик XVI спросил у Петиона, предпочитает ли он систему двух палат или республику, тот отвечал: «Я буду за республику, если увижу, что мое отечество достаточно созрело для этой формы правления». Король не произнес до Парижа больше ни слова.