История жирондистов Том I
Шрифт:
Указывая на карге длинную линию лесов, которая простирается от Седана до Сен-Менегу, он сказал Тувено: «Вот Фермопилы Франции! Если бы я имел счастье прибыть туда раньше пруссаков, все было бы спасено!» Это косвенное движение, задуманное Дюмурье, не только не удаляло французскую армию от пруссаков, но приближало ее к ним и назначало врагам поле битвы на том самом месте, которое они уже занимали, потому что от Вердена, где располагался прусский король, надо пройти расстояние меньшее, чем от Седана, где стояла французская армия, чтобы достичь Аргонского леса. Тувено заразился энтузиазмом, которым осветился воинственный взор Дюмурье, и с таким вдохновением принял план последнего, как будто сам его задумал. Это был один из тех людей, ум которых дремлет
Довольный, видя себя понятым в полной мере, Дюмурье поручил Тувено подготовить детали задуманного маневра, а сам заснул на несколько часов с мыслью о своем плане. Сразу после пробуждения он послал приказ Бернонвиллю, которого оставил в Валансьене, привести с собой девять тысяч человек пехоты и кавалерии, без пользы стоявших в это время в лагере в Моде. Затем Дюмурье разослал курьеров по всем направлениям, чтобы уведомить Люкнера о своем движении. Он назначил генералу свидание в таком месте, где соединение армий из Меца и Седана, если бы оно совершилось, решило бы участь сражения. В арсеналах Ла Фер и Дуэ Дюмурье нашел военные запасы, в которых нуждался. Наконец, он назначил других генералов вместо тех, которых забрал с собой Лафайет. Армия теперь имела голову, через 24 часа у армии появились и руки.
Дюмурье сообщил о своем проекте военному министру Сервану. Через Вестермана он уведомил о смелом плане Дантона. Узнав, что Дантон намерен направить к границам тысячи защитников, Дюмурье назначил Шалон и Сен-Менегу лагерями для прибывающих волонтеров. Оба эти лагеря постоянно снабжались съестными припасами и фуражом. Все время находясь в седле или совещаясь в штабе, Дюмурье затмил Лафайета в глазах солдат, чтобы затем заместить его в их сердцах. Лафайет казался больше гражданином, Дюмурье — больше солдатом. Армия предпочла Дюмурье.
Протяженность Аргонского леса от Седана до Сен-Менегу составляет пятнадцать миль; ширина колеблется от двух до четырех миль. Этот лес располагается в гористой местности, перерезанной реками, прудами, ручьями, болотами, оврагами, которые составляют неодолимую преграду для прохода армии.
Пройти его можно было только по пяти дорогам. Если бы эти пять проходов были заняты, укреплены и защищены, то Центральная Франция оказалась бы под прикрытием. Главная трудность состояла в том, чтобы успеть вовремя. Для этого представлялись две возможности. Первая и наиболее очевидная состояла в том, чтобы отвести армию от Седана к Сен-Менегу под прикрытием леса, оставив Аргонскую возвышенность между этой армией и неприятелем; вторая — идти открыто к аргонским дорогам по внешней линии леса, по пути пробиться через австрийского генерала Клерфэ, который расположился уже в Стене с двадцатитысячной армией. Первый путь был длиннее и, кроме потери времени, обнаруживал намерения Дюмурье и провоцировал генерала Клерфэ и герцога Брауншвейгского сначала занять теснины Гранпре и Илетт. Если бы эти посты попали в руки пруссаков, французская армия оказалась бы отброшена к Шалону, а вслед за тем под стены Парижа.
Второй путь в три марша приводил авангард Диллона к теснине Илетт, а Дюмурье — в два марша к Гранпре. Но, чтобы совершить этот путь, следовало или опередить Клерфэ, который был в шести часах от Гранпре, тогда как Дюмурье был от него в десяти часах, или обмануть и напугать его, перейдя в наступление на Стене.
В ту минуту, когда Дюмурье решался на этот смелый шаг, он получил от генерала Гальбо извещение, что Верден окружен прусской армией в 50 тысяч человек. Дюмурье велел Гальбо отступить к Илетту и ожидать там Диллона. Потом велел генералу Дювалю, оставленному в лагере в Моде, соединиться с лагерем в Мобёже, собрать все батальоны и спешить к нему форсированным маршем и занять позицию в теснине Шен-Попюле близ Седана.
Генерал Мячинский получил приказание
Думая, что Диллон уже находится в Стене, Дюмурье 1 сентября двинулся со своей армией к Музону. Удивившись, обнаружив там Диллона, он тем не менее продолжал свой путь и направился к Стене, чтобы самому возобновить атаку против Клерфэ. Два дня он стоял лагерем перед городом, как бы предлагая австрийскому генералу сражение, а между тем Диллон достиг Илетта, где, наконец, 3 сентября поставил свой авангард.
Клерфэ остался на своем месте. Тогда Дюмурье расположил свой лагерь между реками Эрой и Эной, впереди и позади него. Положение лагеря в Гранпре оказалось таково, что неприятелю, чтобы его одолеть, следовало сначала сломить все посты, защищаемые мощным авангардом, форсировать Эну и, наконец, пробиться под тройным огнем — замка Гранпре и артиллерии из двух точек.
Герцог Брауншвейгский с самого начала этой войны занял выжидательную позицию; но, оттягивая нападение, он давал обороне время собраться с силами. Привыкший к правильным, заученным маневрам немецкой тактики, он продвигался вперед с осторожностью и медлительностью шахматного игрока. Ремесло тут выступило против энтузиазма и неизбежно должно было остаться побежденным.
Известие о событиях 10 августа наконец достигло штаба союзников. Напрасно герцог Брауншвейгский хотел еще отсрочить начало военных действий. Влияние прусского короля устранило его нерешительность. «Если мы не можем прибыть вовремя, чтобы спасти короля, — воскликнул он на военном совете, — пойдем спасать хотя бы саму королевскую власть».
На следующий день армия выступила в поход. Девятнадцатого августа она перешла границу и расположилась лагерем в Тьерселё, где соединилась с австрийским корпусом генерала Клерфэ. Здесь герцог Брауншвейгский снова заколебался и, созвав очередной военный совет, сообщил королю, что было бы дурным предзнаменованием вторгаться в сердце страны, где неистовство бунтовщиков дошло до пленения короля и резни его стражи. «Кто знает, — прибавил он, — не послужит ли первая же наша победа причиной смерти короля?» Фридрих-Вильгельм, укрепленный в принятом решении советами своего министра, графа Шуленберга, и вождями эмигрантов, стремившихся вернуться во Францию, с видимым неудовольствием встретил вечную мнительность своего генерала. «Как бы ни было ужасно положение королевской семьи, — сказал он, — армии не должны отступать: я от всей души желаю освободить короля Франции, но главная моя обязанность — спасти Европу».
Двадцатого августа армия союзников осадила крепость Лонгви. Бомбардировка, начатая ночью 21-го числа, но прерванная грозой, возобновилась на следующий день. Триста ядер, обрушившихся на крепость, склонили коменданта к капитуляции. Если бы герцог Брауншвейгский воспользовался этой улыбкой фортуны, то его не смогло бы остановить ничто, кроме стен Парижа. Но герцог потерял десять дней, ожидая подкрепления, как будто недостаточно было 72 тысяч человек для нападения на 17 тысяч, рассеянных между Седаном и Сен-Менегу.
В течение этих же десяти дней пал Верден; но Дюмурье создал в Аргонских ущельях преграды более неодолимые, чем те валы, которыми неприятель овладел ценой потери такого количества времени. Верден, слабо укрепленный, но все же способный некоторое время сопротивляться осаде, имел гарнизон в три с половиной тысячи человек под началом полковника Борепера, неустрашимого офицера и патриота. Бомбардировка началась 31 августа и воспламенила несколько зданий. Крепость отвечала неприятелю слабым огнем. Король Прусский предложил прервать военные действия на несколько часов. Предложение приняли.