Истребители. Трилогия
Шрифт:
– Не авиация работала… – пробормотал я, пока мы проезжали разбитую колонну, в которой копошилось около десятка человек, стаскивая остовы машины с помощью ЗиС-а на обочину.
– А кто? – спросил водитель.
– Диверсанты скорее всего. Видел там две легковушки и штабной автобус?
– Видел.
– Именно по ним и били больше всего. Так что это точно работа немцев.
Как я и опасался, засветло мы не успели, так что, проехав до стоянки автомашин, водитель высадил там меня и стал устраиваться в ней собираясь спать.
В штабе находился
– А герой. Слез уже с дерева? – были его первые слова.
– Слез. Вот товарищ майор, справка о сбитых подписанная генерал-майором Бакуниным. А так же подтверждение что сбитый пилот одного из истребителей оказался…
– Группенфюрер Гейдрихом, в курсе уже. Есть хочешь? – усталым тоном спросил начштаба.
Что-то было не так, предчувствуя неприятные новости, я спросил:
– Кто?
Смолин рассказывал тяжело, как будто огромная тяжесть на груди не давала ему вздохнуть и говорить в полную силу.
Через пару часов после моего отлета, когда я уже сидел на дереве и смешил народ, на аэродром был совершен налет.
– Одной бомбой… Всех разом. Сомина опознали по часам. Карпова по золотому зубу. От остальных только фрагменты тел. Нет больше твоей группы Сева. Нет.
Эта новость как пыльным мешком ошарашила меня. Нет моих ребят, которых я учил всему что знал не жалея сил своих передавая свой и чужой опыт.
– Иди отдыхай. Никитин приказал перевести тебя обратно в первую эскадрилью. Ты пока числишься за нами, но думаю что это ненадолго. Так что готовься, на днях тебя переведут обратно в полк Запашного.
– Ясно, товарищ майор. Разрешите идти?
– Идите.
Новость была действительно шокирующая, я не обратил внимание даже на то что у Смолина две шпалы, это означало что приказы о присвоении новых званий уже пришел в полк.
Ребята из первой эскадрильи встретили меня молча.
– Будешь? – спросил комэкс, тряхнув зеленоватой бутылкой с мутным содержимым. Не нужно быть прорицателем, чтобы понять что там самогон.
– Я не пью, вы же знаете, – ответил я. К горлу подкатил комок и в глазах запершило.
Холодная дурно пахнущая жидкость, камнем ухнула мне в желудок.
– Закуси, – протянул мне капитан кусок хлеба с кусками тушенки.
Механически жуя, я тупо смотрел на бревенчатую стену землянки.
– Мы тебе Сев тут постелили, ложись. Утро вечера мудренее, – сказал штурман эскадрильи, старший лейтенант Ольхов.
Я направился к лежанке, как заметил блеск гитарных струн.
– Вань, я возьму? – спросил я старшину Гатина.
– Конечно, чего спрашиваешь? – ответил он мне.
Скинув сапоги я лег на свою полку, покрытую матрасом и простыней, и на миг прижав к груди гитару, сделал перебор.
Я сегодня до зари встану,
По широкому пройду полю, –
Что-то с памятью моей стало,
Все, что было не со мной, помню.
Бьют дождинки по щекам впалым,
Для вселенной двадцать лет –
Даже не был я знаком с парнем,
Обещавшим: «Я вернусь, мама…»
А степная трава пахнет горечью.
Молодые ветра зелены.
Просыпаемся мы – и грохочет над полночью
То ли гроза, то ли эхо идущей войны…
Роберт Рождественский и Марк Фрадкин
После «За того парня», я спел «Он не вернулся из боя», «На безымянной высоте», «Огромное небо». По щекам текли слезы, но я не обращал на них внимание.
Туман, туман, слепая пелена,
И всего в двух шагах за туманами война.
И гремят бои без нас, но за нами нет вины,
Мы к земле прикованы туманом.
Воздушные рабочие войны.
Туман, туман, на прошлом, на былом,
Далеко, далеко, за туманами наш дом.
А в землянке фронтовой нам про детство снятся сны,
Видно, все мы рано повзрослели.
Воздушные рабочие войны.
Туман, туман, окутал землю вновь,
Далеко, далеко, за туманами любовь.
Долго нас невестам ждать с чужедальней стороны,
Мы не все вернемся из полета.
Воздушные рабочие войны.
А.Колкер – К.Рыжова
* * *
Чьи-то руки легли на мои пальцы, прерывая песню.
– Хватит Сева. Их уже не вернешь, – тихо сказал Никитин, забирая у меня гитару.
Я услышал как тренькнули струны, когда он ее передал кому-то.
– Извините, товарищ подполковник, что-то меня… – стараясь не дышать на него сказал я сонным голосом, как веки вдруг сомкнулись, и я провалился в темноту спасительного сна.
Холмики могил, ровными рядами высились на опушке. Поправив фанерный памятник со звездой на верху где была фамилия Карпова, я сделал шаг назад и приобнял Марину.
– Я с ними даже подружиться успел. Десять дней как знакомы, а тут… – тихо сказал я, не договорив.
Даже памяти не осталось, мы как-то хотели сделать общий снимок, но руки так не дошли. Сейчас я об этом очень жалел.
– Давай провожу тебя, мне к моему «ястребку» надо, так что нам по пути, – сказал я Марине. Шли мы не оборачиваясь, я хотел запомнить их живыми, а не свежей осыпавшейся землей.
Труд хорошо лечит от тяжелых мыслей, а очень тяжелый труд, вообще выбивает их из головы. Это хорошо знал не только я, но и мои командиры, потому-то они и загрузили меня работой так, что я только крякнул, выслушав приказ утром следующего дня. За день я успел смотаться к соседям, обговорив с ними совместный вылет, назначенный на вечернее время. Цель была железнодорожной станцией с сильным зенитным прикрытием, так что соседи должны были подавить зенитки, чтобы полк Никитина мог спокойно работать. После был занят проработкой вылета, с поминутным планом вылета. На краткий миг после столовой я забежал к Семенычу.