Иствикские ведьмы
Шрифт:
Клайд Гэбриел, жилистый усталый человек, имеющий неприветливую жену-домохозяйку, был редактором «Уорд». Примирительным тоном Сьюки спросила:
— Что ты думаешь о заметке?
— Ну, дорогая, она колоритная, но ты вдаешься в детали, и, честно говоря, не в обиду будет сказано, ты должна просмотреть свои причастия. Их там столько понатыкано.
— Если в заметке меньше пяти абзацев, она идет без имени автора. К тому же он меня напоил. Сначала был чай с ромом, а потом ром без чая. Этот жуткий слуга-мексиканец приносил все на
— Ну и как он тебе? Как он себя вел? Даррил Ван Хорн.
— Должна тебе сказать, он болтал о самых обычных вещах. И все время брызгал слюной. Было трудно понять, можно ли воспринимать серьезно некоторые вещи — понтонный мост, к примеру. Он сказал, что емкости, если это так называется, выкрасят в зеленый цвет и они будут хорошо сочетаться с болотной травой. И теннисный корт будет зеленым, даже изгородь. Корт почти готов, он приглашал нас всех приехать поиграть, пока не испортилась погода.
— Кого всех?
— Всех нас: тебя, меня и Джейн. Оказалось, он очень интересуется нами, и я рассказала ему немного, то, что известно всем, — о наших разводах, о том, как мы нашли друг друга, и так далее. И особенно о том, как ты нас поддерживаешь. Я в последнее время не вижу, чтобы Джейн нас поддерживала, по-моему, она ищет мужа за нашей спиной. Я не имею в виду этого ужасного Неффа, никоим образом. Он замучен детьми и Гретой. Господи, неужели дети не мешают? Я со своими до сих пор жутко сражаюсь. Они говорят, что меня не бывает дома, а я пытаюсь объяснить этим маленьким негодникам, что зарабатываю на жизнь.
Александре не стоило сходить с ума из-за встречи Сьюки с этим Ван Хорном, из-за встречи, которую она хотела предугадать.
— Ты рассказала ему о нас все эти гадости?
— А что, говорят гадости? Откровенно говоря, Лекса, я не даю сплетням прилипать ко мне. Выше голову и старайся думать: «Идите к черту», — вот как я имею каждый день эту Портовую улицу. Нет, я, конечно, ничего такого не говорила. Я была, как всегда, осмотрительна. Но он действительно казался очень заинтересованным. Мне кажется, ему нравишься ты.
— Ну, а мне он не нравится. Ужасно не люблю такие смуглые лица. И не выношу нью-йоркских нахалов. И выражение его лица не соответствует тому, как он говорит, или голосу, или чему-то еще.
— Я нахожу это очень привлекательным, — сказала Сьюки. — Его неловкость.
— Что он сделал неловко, пролил ром тебе на колени?
— А потом слизал его. Нет. Просто то, как он переходил с места на место, показывал мне свои безумные полотна — у него на стенах, наверное, целое состояние, — а потом свою лабораторию и немного поиграл на рояле, кажется, это было «Mood Indigo», музыкальная шутка в размере вальса. Потом на улице он бегал так, что одна из задетых им кирок
— Ты ведь не пошла с ним в купол! Не в первое же свидание.
— Детка, ты заставляешь меня повторить. Это было не свидание, это было задание. Нет, я подумала, что уже достаточно, знала, что пьяна и с меня хватит.
Она замолчала.
Прошлой ночью был сильный ветер, и в это утро Александра увидела в кухонное окно, что березы и виноградная лоза сбросили листву, а в воздухе разлился какой-то новый свет, такой голый, серый, недолгий свет зимы, обнажающий рельеф земли и приближающий соседние дома.
— Он казался заинтересованным, — говорила Сьюки. — Не знаю почему, даже слишком охотно шел на откровенность. Для маленькой местной газеты. Как будто…
— Продолжай, — сказала Александра, касаясь лбом холодного окна, словно давая своему жаждущему мозгу пить свежий далекий свет.
— Интересно, неужели его дела идут так успешно или это просто болтают? Если это действительно так, может, у него есть собственное производство?
— Хорошие вопросы. А что он спрашивал о нас? Или, точнее, что ты решила ему рассказать?
— Не знаю, почему тебя это так беспокоит?
— Ни капли не беспокоит. Вовсе нет.
— Понимаешь, я ведь не обязана перед тобой отчитываться.
— Ты права. Я невыносима. Продолжай, пожалуйста.
Александра не хотела, чтобы ее плохое настроение захлопнуло окно в другой мир, который открывала ей Сьюки.
— Ну, — ответила Сьюки с мукой в голосе. — Я рассказывала, как нам хорошо вместе. И что мы предпочитаем женское общество мужскому и так далее.
— Это его задело?
— Нет, он сказал, что тоже предпочитает женщин мужчинам. Что они существа гораздо более высокоорганизованные.
— Он сказал «высокоорганизованные»?
— Что-то вроде этого. Слушай, дорогая, я должна бежать. Честно. Нужно взять интервью у руководства комитета по поводу Праздника урожая.
— В какой церкви? — Александра закрыла глаза и увидела радужный зигзаг, как будто бриллиант в невидимой руке гравировал темноту по электрической параллели стремительным мыслям Сьюки.
— В унитарной. Все другие считают этот праздник языческим.
— Можно спросить тебя, как ты сейчас относишься к Эду Парсли?
— Как обычно. Милый, но далекий. Бренда такой невозможный педант.
— Он говорил, в чем она так невозможно педантична?
Между ведьмами существовала некоторая сдержанность в обсуждении сексуальных вопросов, но Сьюки нарушила и этот запрет, признавшись:
— Она ничего для него не делает, Лекса. И до того, как пойти в духовное училище, он вел довольно беспорядочную жизнь, так что знает, что теряет. Он до сих пор хочет уйти и присоединиться к Движению.