Иствикские жены
Шрифт:
– Привет, как дела? — спросил он, будто мы и не расставались на несколько месяцев. — Может, сходим куда-нибудь опрокинем по стаканчику и расскажем друг другу последние новости? Что ты предпочитаешь в это время суток?
– Хотела было сказать Арманьяк Маркиз де Ливри 1959 года, но передумала, — весело ответила я. — Как насчёт «Балтики» «девятки»?
– Хм, «Балтики»? — задумчиво переспросил Андрей, — Эдак, глядишь, и шавермы потребуешь!
– Тебе не по карману такая дорогая девушка? — засмеялась я. — Ладно, обещаю обойтись сухариками со вкусом хрена.
Обменявшись ритуальными остротами,
– Эх, какую бутылку «Раймона» я привез из Парижа! — хвастливо произнес Андрей, крепко держась за меня, чтобы не потерять равновесие.
– Предлагаешь продегустировать? — живо отозвалась я.
– Ну нет, — капризно протянул Андрей, — просто хочу похвастаться этикеткой!
Мы оба нашли предложение весьма разумным, поймали такси и поехали в гости к обладателю дорогого коньяка. Надо ли говорить, что одним рассмотрением этикетки дело не обошлось?
– Как ты находишь букет? — заплетающимся языком спрашивал меня Андрей, зачем-то пытаясь рассмотреть на свет лампы темно-янтарную жидкость.
– Хороший коньяк, — согласно кивала я, заедая «Раймона» пятнадцатилетней выдержки пельменями с майонезом — после пятичасовой пьянки меня всегда охватывал небывалый жор, — сразу видно — Франция!
– И стоит, падла, как чугунный мост! — пожаловался Андрей, — представляешь, сколько «Балтики» «девятки» можно купить на эти деньги? И еще бы на шаверму осталось!
– Ну ты же эстет! — иронично заметила я, с трудом заедая икоту куском вареной колбасы, — Помню, ты предлагал ввести повсеместную порку как народную забаву и орудие чувственного познания мира! Столь высокие идеи могут рождаться только под хороший коньяк!
Я слабо помню, как мы добрались до кровати в ту ночь, однако, утром я проснулась на плече Андрея абсолютно голой. Быстро выскользнув из-под одеяла, я накинула на тело какую-то рубашку и побежала в ванную: из зеркала на меня глядела безумная дама с помятым лицом, тушью, размазанной вокруг глаз и всклокоченными волосами. Водрузившись под холодный душ, я стала медленно приводить себя в сознание после вчерашней попойки. Потом прошлепала на кухню, приготовила кофе с бутербродами и отправилась будить Андрея.
– На каком я свете? — страдальчески простонал тот, кутаясь в одеяло.
– Трудно сказать, — пожала я плечами, — но поскольку я не вижу тут чертей с вилами и гигантских сковородок с кипящим маслом — видимо, пока на этом. Кофе хочешь?
Минут через двадцать, выпив по две чашки кофе, мы немного оклемались,
– Ты уже уходишь? — спросил Андрей.
– Ну да, — неуверенно ответила я, — наверное, мне пора. Ну, если у тебя, конечно, нет второй бутылки «Раймона». Кстати, ты не помнишь — ночью мы случайно не занимались чем-нибудь предосудительным?
– Хотел бы я с гордостью сказать: «Три раза!» — да природная честность не позволяет, — тихо засмеялся Андрей. — Боюсь, ночью я был способен разве что дерзко сорвать с себя трусы. Но — дабы сохранить остатки своего мужского самолюбия — я настаиваю на сатисфакции! Иди ко мне!..
Домой я пришла только после обеда, еще долго чувствуя на коже запах любимого мужчины и переполненная надеждой на возобновление наших отношений. Но весь последующий месяц Андрей мотался по командировкам, и все что мне досталось — это несколько СМС и обещание привезти мне в подарок на День Рождения хорошую бутылку настоящего «Шампанского».
Чтобы заглушить тоску, я провела месяц за компьютером, старательно перенося на чистый лист документа Microsoft Word свои воспоминания, чувства и пережитые события, будто вновь переживая прошедший год — с его сюрпризами, надеждами и разочарованиями. К началу ноября я дошла почти до конца истории, озадаченная вопросом: чем же закончится моя сага? Я решила дождаться Дня Рождения, где встречусь с Андреем и расставлю, наконец, все точки над i — найду в себе силы признаться в своих чувствах и раз и навсегда разрублю этот узел бесконечных ожиданий — в ту или другую сторону. Конечно, я понимала, что ставить ультиматум такому мужчине, как он, довольно глупо, но надеялась, что серьезный разговор прибьет картонный кораблик нашей любви хоть к какому-то берегу.
Но, похоже, моим планам о красивом ужине при свечах не суждено было сбыться — за неделю до праздника меня свалила сильнейшая простуда. В три часа ночи я проснулась оттого, что зубы отбивали чечетку и все тело била такая сильная дрожь, что пружины дивана скрипели, как старые ставни. Температура поднялась почти до сорока, меня рвало, на лбу выступал липкий холодный пот, все тело охватила такая слабость, что не было сил набрать номер телефона. С трудом дождавшись утра, я позвонила Юльке и, цокая зубами, рассказала ей про свою проблему.
– Васкулит? Волчанка? — стала делать предположения подруга.
– Я так понимаю, ты тоже подсела на «Хауза»? — съязвила я.
– Знаю, это у тебя желудочный грипп! — авторитетно заявила Юлька. — У нас на работе все болеют, и у мальчишек в школе карантин. Не волнуйся, лежи в кровати, я позвоню Лильке, и мы приедем к тебе с лекарствами и клюквенным морсом.
Я лежала, сотрясаясь в конвульсиях, и размышляла: что это — знак? Знак о том, что я не должна ничего говорить Андрею, не должна вмешиваться в неисповедимые пути, а лишь терпеть и ждать? Или наоборот: позвонить ему прямо сейчас и сказать, что мне плохо, я умираю и хочу, чтобы именно он держал меня за руку, когда с моих губ сорвется последний предсмертный стон? Видимо, услышав мои мысли про «последний стон», Вредитель понял, что мне действительно херово и опустил мне на лоб прохладную ладонь. Мой горячечный бред прервал телефонный звонок: