It's So Easy And Other Lies
Шрифт:
«Имя? Адрес?»
Энди ответил на эти вопросы.
«Сколько стабильно вы выпиваете в день?»
«Вы сейчас на наркотиках?»
Я только хныкал.
Я онемел от боли. Морфин не действовал так, как я знаю он должен был действовать. Я знал кое-что о наркотиках на этом этапе моей жизни. Я знал теплый прилив, который они вызывают, но пока я не чувствовал ничего.
Они прикатили меня в комнату рядом с другим парнем на каталке. Движение заставило меня скорчится в агонии.
«Чувак, я сломал себе спину», сказал парень на другой кровати. «И я рад что у меня не то, чем болен ты».
Доктор Томас и врач сделали
Хирург с толстыми очками рассказал об операции. Им придется удалить верхнюю часть поджелудочной железы – отрезать ее. Зашить меня. И затем мне придется проходить процедуру диализа до конца своей жизни.
Внезапно я понял мольбы, изрекаемые несчастными душами в древности, тех, кто испустил дух, получив удар ржавым мечом, или обваренных горячим маслом. Я был там.
Я мобилизовал все мои силы для молитвы, направленной к доктору экстренной помощи.
«Убей меня».
Я просил снова и снова.
«Пожалуйста, убей меня. Просто убей меня. Убей меня. Пожалуйста».
Глава 2
Это произошло внезапно, жизнь все расставила по местам. Только наиболее глубокие черты моего лица говорили мне, что я все еще был жив пока. Я не чувствовал разницы. У меня все еще были чокнутые подростковые мысли. Я все еще произносил те же самые тупые шутки. Я смотрю на крышу из кедра на доме в Сиэтле – сейчас она смотрится немного хуже из-за изношенности – и думаю, держись, неужели я напрасно делал ремонт?
Но опять же, настоящий вопрос звучал по-разному: как я умудрился пережить эту крышу? Или задать этот вопрос по-другому: как я смог выжить? И как я осознал всё, что со мной происходит, тогда? Вот что я пытался выяснить во время написания книги. Потому что совершенно не было предопределено, что мой рассказ будет представлять собой нечто большее, чем зловещая поучительная история. У нее были все элементы: секс, наркотики, rock‘n‘roll и слава, удача и падение. Но, не смотря на это, история получилась – и не плохо, она стала чем то другим.
Вот что я узнал, когда принялся отвечать на эти вопросы. Я позволил себе потерять путь, который, как я думал, оставался жизненно важен, даже когда ГНР стали значимыми для других. Затем – в нескольких случая, в которых я думал обо всем этом – я мог придумать миллионах причин, чтобы уйти с этой дороги. Но, в конце концов, всё,казалось, зависело от неспособности разобраться с несколькими базовыми понятиями – что значит быть успешным, что значит быть взрослым, что значит быть мужчиной. То как я предпочитал охарактеризовывать себя, расходилось с действиями, которые на самом деле меня охарактеризовывали. И эта разобщенность подтверждала практически фатальный уровень самообмана.
Но я забегаю вперед.
Боюсь, что эта история относятся к разряду тех, которые имеют длинную развязку. Для меня никогда не было
Мой отец был ветераном Второй мировой войны, который начал заводить детей с моей матерью, когда ему было 18 лет и не останавливался до того момента, когда ему исполнилось 38. Он пошел прямо с войны работать в Сиэтловский пожарный департамент, отчаянно пытаясь обеспечить семью, число детей в которой достигло восьми, к тому времени, когда родился я, Майкл МакКэган, 5 февраля, 1964 года.
В моем квартале было несколько Майклов, включая одного из детей, живущих прямо за соседней дверью. Майкл по соседству имел деда из Ирландии, живущего с ним, и его дед, вероятно, дал мне прозвище “Дафф”, чтобы упростить обращение на нашей улице. Позже, когда GN’R распались, мой отец любил доказывать свое авторство моего имени тоже. Он говорил, что звал меня МакДафф. Так или иначе я назывался Даффом с того момента, как помню себя.
Я не уверен, что маленький мальчик может желать чего-то большего, чем отца, чьим призванием стала работа пожарным. Если временами, находясь в школе, я чувствовал себя смущенным от того, что мои мама с папой были старше, чем родители моих друзей и одноклассников, то, в конце концов, я находил удовольствие в том факте, что мой отец был героическим пожилым парнем.
Оба мои родители росли во время Депрессии, и эта атмосфера окрасила их размышления относительно денег, работы и жизни. Я помню, как моя мама рассказывала мне истории, каково это было расти во время депрессии. Истории о том, как не хватало денег на то, чтобы отапливать дом зимой, на то чтобы иметь свитера и пальто на всё время. Истории о том, как ее мать вынуждена была чинить роликовую доску или куклу, и это был ее единственный рождественский подарок.
Если вы будете на семейном собрании МакКэганов (наверняка большая толпа), постарайтесь пробормотать “FHB” (“Family Hold Back” – семья сдерживается) и посмотрите что произойдет. Итак, я скажу вам, что произойдет: вы внезапно увидите восемь братьев и сестер, каждый из которых берет по мизерной порции всего, что имеется на обед в буфете. “Семейное сдерживание” это выражение, которое пришло с годами из-за слишком большого количества детей и невозможности прокормить их всех. Один из нас практически всегда приводил с собой друга на ужин, и это была ситуация, когда секретный код «Семейного воздержания» действовал: можно было быть уверенным, что гость досыта наестся, просто каждый должен взять маленькую порцию, ничего не говоря. Мы, дети, выучили уроки бережливости и экономии на практике.
У старика также был малярный бизнес на стороне, и я никогда не забуду на сколько счастливым я себя чувствовал, когда я, наконец, был достаточно взрослым, чтобы взобраться на леса и скрести и малевать вместе с моими старшими братьями и другими пожарными, которые нуждались в подработке.
Горная цепь Каскад практически подходила к нашему заднему двору и мой отец брал моего брата Мэтта и меня – наравне с нашей преданной собакой Моо – в пешее путешествие в регион альпийский озер, чтобы порыбачить и разбить лагерь под звездами с медведями и оленями. Во время этих посиделок мой отец казался всезнающим и все умеющим. Но я начал замечать, что атмосфера дома напряжена, когда мы возвращались обратно с уикенда из похода.