Итак, моя прелесть
Шрифт:
Опешив, она уставилась на него, потом расхохоталась.
– Дешевка есть дешевка. Ты, убогий, неужели ты вообразил, что я стану рыдать? По мне – хоть сию минуту, только бы не видеть твоей образины.
Мейски с удовольствием выслушал их перебранку. «Что ж, – решил он, – теперь нужно приглядывать только за шлюшкой».
– У вас, моя прелесть, остывает чай, – сказал он, когда Шила вернулась. – Вы, кажется, о чем-то поспорили?
– Не ваше дело! – огрызнулась Шила, беря чашку.
Мейски посмотрел на нее, пожал плечами. Он встал и включил
– Неужели нельзя оставить этот ящик в покое?
– Конечно, нельзя. Сейчас передадут новости. А в нашем положении, моя прелесть, всегда полезно быть в курсе событий.
В середине программы новостей диктор сказал: «У нас есть несколько сообщений, относящихся к ограблению Казино. Полиция просит служащих банков и магазинов обращать внимание на банкноты достоинством в пятьсот долларов. Такие банкноты можно принимать лишь в том случае, если фамилия и адрес человека, от которого они поступили, известны и записываются на этих банкнотах…»
Шила выронила чашку. Похолодев от страха, она медленно поставила блюдце на подоконник.
Маршалл… часы! Неужели он записал ее фамилию?..
Мейски резко обернулся. Он увидел страх на ее лице и тотчас понял, что она тратила похищенные деньги.
На мгновение он замер с перекошенным от гнева лицом, потом, чувствуя, как зачастило сердце, медленно встал с кресла.
– Сука! – сдавленно прошипел он. – Тратила деньги?..
Шила отшатнулась, потрясенная злобным выражением его сухонькой мордочки.
– Нет!
– Врешь! Тратила!
Мейски выскочил из комнаты и ворвался в спальню.
– Поднимайся! Твоя шлюха тратила те деньги! Что она могла купить?
Мейски ринулся к комоду и рывком выдвинул верхний ящик. Ящик вывалился на пол, и Мейски, не помня себя от ярости и страха, перевернул его вверх дном.
Из-под голубых трусиков и лифчика выпали золотые часики и автоматический пистолет.
– Послушайте, шеф, – сказал Беглер, усаживаясь, – а вам не приходило в голову, что Уайтсайды нашли деньги и прикарманили их?
Террелл отхлебнул кофе и принялся набивать трубку.
– Только не Том Уайтсайд, Джо. Давай все-таки фантазировать в меру. Я много лет знал его отца… он был святым.
– Разве святость передается по наследству?
– Ты прав, Джо… не передается, конечно, но на него это не похоже. Да он даже не будет знать, что делать с такой кучей денег.
– Зато знает его жена.
Террелл поскреб подбородок и хмуро покосился на Беглера.
– Нет, все-таки не сходится. Наверняка у Мейски была еще одна машина. Он перенес коробку и уехал из города.
Беглер отхлебнул кофе и потер кончик своего мясистого носа.
Террелл, словно прочитав его мысли, сказал:
– Багажник был закрыт, Джо. Уайтсайды не могли знать, что там деньги.
Беглер снял телефонную трубку.
– Чарли? Соедини меня с мистером Локингом из «Дженерал моторз».
После короткой паузы Беглер заговорил:
– Мистер Локинг? Это сержант Беглер из полиции. Извините
– Багажник открывается тем же ключом, шеф.
– А Уайтсайд сказал, что другим?
Беглер кивнул.
– Именно.
Они переглянулись, затем Террелл отодвинул стул и поднялся. Беглер в очередной раз вложил револьвер в кобуру, и тут раздался телефонный звонок.
– Мистер Террелл, говорит Фабиан из Флоридского банка. К нам только что поступил пятисотдолларовый банкнот из ювелирного магазина Эштона. На нем записана фамилия: миссис Уайтсайд, 1123, Делпонт-авеню.
– Спасибо, мистер Фабиан. Будьте любезны, оставьте банкнот для меня. – Он положил трубку и обратился к Беглеру: – Вызови Лепски и Джейкоби. Ты попал в точку, Джо. Она уже разменяла одну пятисотенную. Поехали.
– Сейчас попаду еще раз, – сказал Беглер. – Тот гном… отец Латимер. Как-то не похоже на Уайтсайдов, чтобы они приютили у себя священника… сдается мне, это Мейски.
Террелл невольно ухмыльнулся.
– С тобой невозможно работать, Джо, ты умнеешь на глазах. Ну-ка, поехали.
Увидев на полу пистолет, Мейски нагнулся и схватил его. Том ударил Мейски по руке. Пистолет упал между ними. Мейски с проклятиями снова нагнулся за пистолетом, но Том ногой отбросил оружие под кровать.
– Уймитесь! – прикрикнул он.
Страшная гримаса исказила лицо Мейски.
– Неужели ты думаешь, я отпущу эту сучку целой и невредимой? – завизжал он. – Дело всей моей жизни… два с половиной миллиона, и все прахом из-за ее гнусной жадности! Да я шкуру с нее спущу!
Он сунул свою крабью клешню в карман и выхватил пистолет, заряженный кислотой.
Том нанес ему тяжелый удар в челюсть и в тот же миг другой рукой вырвал пистолет.
У Мейски словно что-то взорвалось в груди. Он упал. На короткое, страшное мгновение боль сделалась невыносимой…
К дверям спальни подошла Шила. Она посмотрела на тело Мейски, на Тома. У нее было бледное, непроницаемое лицо.
– Я сваливаю, – процедила она. Ей бросились в глаза золотые часики на полу, и она подхватила их.
Том поймал ее руку, вывернул и отобрал часы.
– Убирайся вон! Часы останутся здесь! Я сдам их в полицию!
Шила отпрянула, наградив его презрительной улыбкой.
– Слюнтяй несчастный. Неужели тебя жизнь ничему не научила?
Повернувшись, Шила сделала несколько шагов по коридору, но остановилась. Она лихорадочно соображала. У нее тысяча сто долларов… не густо. Интересно, нет ли денег у старикашки. Она вбежала в другую спальню, взяла обшарпанный чемодан и щелкнула замочками. Денег в чемодане не оказалось, зато среди грязных сорочек нашлась баночка крема «Диана». «Господи, боже мой, целых двадцать долларов!» Она бросила крем в свою сумочку.